Капитал в XXI веке - Пикетти Томас (книги полностью бесплатно .TXT) 📗

В завершение этих изысканий, посвященных исторической динамике соотношения между капиталом и доходом и распределению между капиталом и трудом, не будет лишним уточнить, как связаны между собой полученные нами выводы и марксистские тезисы.

По мнению Маркса, основной механизм, при помощи которого «буржуазия производит своих собственных могильщиков», соответствует тому, что во введении мы назвали «принципом бесконечного накопления»: капиталисты накапливают капитал во все возрастающих объемах, что приводит к неизбежному снижению нормы прибыли (т. е. доходности капитала) и означает их собственную гибель. Маркс не обращался к математическим моделям, и его язык не всегда ясен, поэтому трудно точно понять, что именно он имел в виду. Однако было бы логично объяснить его тезис, представив, что в динамическом законе β = s/g темпы роста g равны нулю или очень близки к нему.

Напомним, что g отражает темпы структурного роста в долгосрочной перспективе, т. е. сумму темпов роста производительности и населения. Однако Маркс, как, впрочем, и все остальные экономисты XIX — начала XX века, а по большому счету все экономисты до Солоу, опубликовавшего свои работы в 1950-1960-х годах, не сформулировал и не дал определение самого понятия структурного роста на основе постоянного и продолжительного роста производительности [209]. В те времена подразумевалось, что рост производства, прежде всего промышленного, обусловлен в первую очередь накоплением промышленного капитала. Иными словами, производство растет исключительно потому, что каждый работник получает в свое распоряжение все большее количество станков и оборудования, а не потому, что увеличивается производительность как таковая при определенном количестве капитала и труда. Сегодня мы знаем, что лишь рост производительности обеспечивает долгосрочный структурный рост, но во времена Маркса, ввиду отсутствия необходимых данных и достаточной исторической перспективы, это было далеко не очевидно.

В ситуации, когда структурного роста нет и темпы роста g-равны нулю, мы сталкиваемся с логическим противоречием, очень схожим с тем, что описал Маркс. Когда норма чистых сбережений s становится положительной, т. е. когда капиталисты, исходя из стремления к власти и к сохранению своего положения или просто потому, что у них уже достаточно высокий уровень жизни, из года в год накапливают все больше капитала, соотношение между капиталом и доходом бесконечно увеличивается. В целом, если темпы роста g низкие и приближаются к нулю, соотношение между капиталом и доходом β = s/g в долгосрочной перспективе стремится к бесконечности. А при бесконечно высоком соотношении между капиталом и доходом β доходность капитала r непременно должна упасть и стать бесконечно близкой нулю, поскольку в противном случае доля капитала α = r × β поглотит весь национальный доход [210].

Таким образом, динамическое противоречие, отмеченное Марксом, приводит к серьезным трудностям, единственным логическим выходом из которых является структурный рост: только он дает возможность до определенной степени уравновесить процесс накопления капитала. Именно постоянный рост производительности и населения позволяет уравновесить постоянное прибавление новых единиц капитала, как показывает закон β = s/g. В противном случае капиталисты действительно роют себе могилу: либо они борются друг с другом, отчаянно пытаясь справиться с тенденцией к снижению доходности (например, посредством войны за право на лучшие колониальные инвестиции, как это чуть было не произошло в 1905 и 1911 годах между Францией и Германией во время марокканских кризисов); либо им удается добиться того, что труду достается все меньшая часть национального дохода, что в конечном итоге приводит к пролетарской революции и ко всеобщей экспроприации. В любом случае капитализм подтачивают его же внутренние противоречия.

Предположение, что Маркс представлял себе модель такого типа, т. е. модель, основанную на бесконечном накоплении капитала, подтверждается тем фактом, что он много раз обращался к балансам промышленных предприятий, отличавшихся очень высокой капиталоемкостью. В первом томе «Капитала» он приводит пример баланса текстильной фабрики, уточняя, что «получил данные от собственника»; они показывали очень высокое соотношение между общей стоимостью основного и переменного капитала, используемого в процессе производства, и стоимостью продукции, выпущенной за год, — они различались в 10 раз. Такое соотношение между капиталом и доходом действительно пугает: при доходности капитала в 5 % доля прибыли превысит половину производства. Логично, что Маркс, как и многие другие обеспокоенные наблюдатели тех времен, задавался вопросом, чем это чревато (тем более что зарплаты с начала XIX века практически не росли) и к какому социально-экономическому равновесию такое сверхкапиталоемкое промышленное развитие может привести в долгосрочной перспективе.

Маркс также внимательно читал британские парламентские отчеты 1820-1860-х годов, которые были для него источником информации о мизерных зарплатах рабочих, о несчастных случаях на производстве, об ужасающих гигиенических условиях и в целом об алчности владельцев промышленного капитала. Он привлекал и статистику по шедулярному налогу на прибыль, которая свидетельствует об очень быстром росте промышленных доходов в Великобритании в 1840-1850-е годы. Маркс даже пытался использовать, хотя и в довольно субъективном ключе, некоторые статистические данные, касавшиеся наследства и отражавшие быстрое увеличение крупнейших британских состояний со времен наполеоновских войн [211].

Проблема заключается в том, что, несмотря на все эти важные гипотезы, Маркс чаще всего описывает мелкие факты, а не предлагает систематический анализ имеющихся статистических данных. Так, он не стремится установить, является ли очень высокая капиталоемкость, которую он выявляет на основе анализа балансов нескольких фабрик, отличительной чертой всей британской экономики или хотя бы какой-то отдельной ее отрасли, — он мог бы попытаться это сделать, обобщив балансы хотя бы нескольких десятков компаний. В книге, в значительной степени посвященной вопросу накопления капитала, еще более удивительным выглядит то, что Маркс вообще не ссылается на попытки определения объема национального капитала, которые предпринимались в Великобритании с начала XVIII века и число которых заметно увеличилось с начала девятнадцатого столетия — от работ Колкагуна 1800-1810-х годов до исследований Гиффена 1870-1880-х годов [212]. Маркс обходит стороной систему национальных счетов, которая развивалась в то время; это вызывает тем больше сожаления, что она могла бы подтвердить его гипотезу об огромном накоплении частного капитала и уточнить его модель объяснения этого феномена.

Однако следует подчеркнуть, что национальных счетов и различных статистических материалов, имевшихся на рубеже XIX–XX веков, было недостаточно для корректного исследования динамики соотношения между капиталом и доходом. Так, существовало намного больше расчетов объема капитала, чем расчетов национального дохода и внутреннего производства. Обратная ситуация сложилась в середине XX века, после потрясений 1914–1945 годов. Это отчасти дает ответ на вопрос, почему проблема накопления капитала и вероятности уравновешивания этого динамического процесса столь долгое время вызывала активные споры, а зачастую и большую путаницу, как показывает знаменитый спор «двух Кембриджей», разгоревшийся в 1950-1960-е годы.