Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»? - Тененбаум Борис
Он послал во Флоренцию графа Педро Наварра, испанского дезертира на папской службе, с миссией проинспектировать стены города, а Макиавелли было поручено графу помочь.
Макиавелли взялся за это дело с такой энергией, что сразу после встречи с Наварро написал довольно детальное предложение о ведении фортификационных работ и отправился с ним в Рим. План был одобрен и папой, и Франческо Гвиччиардини, на мнение которого папа очень полагался – и Макиавелли отправился обратно во Флоренцию с документом, назначавшим его секретарем новообразованной комиссии по созданию и обновлению укреплений.
Гвиччиардини к тому же написал во Флоренцию своему брату Луиджи с наказом всячески помогать Макиавелли, потому что он именно тот человек, который весь план и придумал и который в силу этого факта заслуживает полного уважения и содействия.
Впервые Макиавелли, после 14 лет отставки, был занят в серьезном деле и на государственном уровне. Он взял к себе в комиссию своего сына Бернардо в качестве ассистента – и работа по обновлению укреплений пошла полным ходом. Он писал Гвиччиардини, что его голова сейчас так полна крепостными стенами, что больше туда уже ничего не помещается.
Гвиччиардини тем временем получил звучный титул генерал-лейтенанта (Luogotenente) папской армии, то есть второго человека после главнокомандующего, и направлен на север, в Пьяченцу, где начали собираться войска лиги, направленной на защиту от Империи. Он нашел их в полном беспорядке – и написал во Флоренцию Макиавелли с просьбой срочно приехать.
И в июле 1526 года Никколо, бросив все свои дела, помчался в Пьяченцу в надежде помочь делу. Ну, ему это не больно-то удалось. Собранные с бору по сосенке солдаты при отсутствии хороших офицеров особой силы из себя не представляли, а у Никколо Макиавелли не было ничего, кроме энергии и энтузиазма. Один из мемуаристов того времени говорил, что « коли бы бог помог Никколо воплотить в жизнь то, что он задумал, это было бы прекрасно, но пока выходит только «Республика» Платона» – не слишком деликатный намек на то, что философам не следует заниматься вопросами армии, в которых они разбираются только на теоретическом уровне.
IV
Справедливость этого положения продемонстрировал Макиавелли именно тот человек, за которого он так ратовал – Джованни ди Медичи [2], отважный командир Черных Отрядов, сын знакомой нам графини Катерины. Дело в том, что папа-то Макиавелли в его предложении отказал, но Гвиччиардини к нему прислушался – и в результате Джованни со своим войском примкнул к папским отрядам в Тоскане.
У него было всего несколько тысяч человек, но они были единственной боеспоспобной силой папской армии, действительно готовой сражаться.
И он предложил Макиавелли небольшой эксперимент: открыв его книгу «Искусство войны» на той странице, где говорилось о построениях пехоты, он предложил Никколо провести три тысячи человек через парадный плац. Ну, результат оказался довольно предсказуем – за полчаса на плацу все перепуталось так, что только вмешательство самого Джованни прекратило хаос и восстановило некое подобие порядка.
« Какая огромная разница между тем, кто знает дело, и тем, кто выводит свои построения из умозрительных идей», – написал в своих записках человек, видевший все это лично. Никколо был, конечно, пристыжен.
Стычки войск лиги с имперскими войсками шли до конца 1526 года, и дела их могли бы прийти к печальному концу очень скоро – в Риме разразился мятеж, поддержанный семейством Колонна, и папе пришлось покинуть свой дворец и укрыться в замке Святого Ангела. Ему пришлось в срочном порядке подписывать мирный договор с императором Карлом V, который был сорван почти немедленно. Вообще говоря, Карлу уже в конце августа 1526 года пришлось беспокоиться и по другому поводу – турки выполнили свое обещание и вторглись в Венгрию. В сражении под Мохачем венгерский король Лайош был убит, его столица, Буда, пала. и в Венгрии началось такое смятение, что часть имперских сил пришлось направить на это направление. Дорога от Буды до Вены, столицы наследных владений императора в Германии, была не столь уж далека.
В общем, получилось так, что осенью 1526 года понтифика церкви из беды выручил султан Турции – ситуация, полная едкой иронии, столь свойственной Никколо Макиавелли. Но ему было не до смеха, он просто сходил с ума от пассивности папского войска и писал Гвиччиардини:
« Папа в отношении своей безопасности верит в росчерк пера больше, чем он верит в тысячу солдат».
Под « росчерком пера» он имел в виду бесконечные соглашения между Климентом VII и Карлом V. В ноябре 1526 года случилась еще одна беда – в бою был убит лучший командир, который только был у папской армии, Джованни ди Медичи. Макиавелли не держал на него обиды – он искренне думал, что при наличии достаточных средств Джованни мог бы стать тем самым « государем, способным изгнать варваров из Италии», о котором он мечтал. Очень возможно, кстати, что это мнение разделял и папа Климент VII – и именно поэтому и не давал Джованни нужных солдат и денег.
Он вовсе не хотел, чтобы один из его командиров стал для него совершенно ненужной ему головной болью, и в общем, его можно понять. Кондотьеры в Италии все были одинаковы. Так и прошел декабрь 1526 года, наступило Рождество.
A потом наступил 1527 год.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Порта (также Оттоманская Порта, Блистательная Порта, Высокая Порта) (от фр. porte, итал. porta – дверь, врата) – принятое в истории дипломатии и международных отношений наименование правительства (канцелярии великого визиря и дивана) Османской империи.
2. Он был известен еще и как Giovanni delle Bande Nere – Джованни делле Банде Нери – то есть буквально: Джованни Черных Отрядов.
1527
I
Во Франции было такое понятие – «принц крови» (prince du sang). Подразумевалось – королевской крови. В эту категорию входили законнорожденные потомки французских королей, и родство считали только по мужской линии, ибо принцы крови согласно салическим законам потенциально могли унаследовать престол, а имелось правило: « негоже лилиям прясть» [1].
Все совершеннолетние принцы крови входили в Королевский совет, а старший из них и вовсе занимал особое положение. При королях, не имевших сыновей, он был официальным престолонаследникoм и именовался «вторым человеком королевства».
У Карла VIII не было сыновей, и ему наследовал Луи, сын герцога Карла Орлеанского, первый принц крови, который стал королем Людовиком XII.
У Людовика XII тоже не было сыновей, и ему наследовал двоюродный племянник и зять, первый принц крови – Франциск, граф Ангулемский, который стал королем Францискoм I.
При Франциске первым принцем крови стал Шарль де Бурбон [2], и до рождения сыновей короля он считался «вторым человеком королевства».
Шарль де Бурбон, судя по всему, был очень славным человеком. Он обладал всеми достоинствами, которые было положено иметь принцу крови, – он был храбр, щедр и популярeн. При Людовике XII он блистал при дворе, очень активно участвовал в государственном управлении и сумел сохранить высокое положение и при Франциске I. Король даже сделал его коннетаблем [3]. Сражениe при Мариньяно и последовавшая осада Милана своим благоприятным исходом были многим обязаны его полководческому таланту. Король Франциск благoволил к нему и назначил своим наместником в Милане.
Дальше, однако, что-то между ними сломалось. К 1521 году, после смерти жены Шарля де Бурбона, оставившей ему по завещанию все свои обширные владения, дела его и вовсе ухудшились – на наследство предъявила свои претензии королева-мать, Луиза Савойская.
Она утверждала, что владения Бурбонов должны наследоваться не по завещанию, а по крови, – а поскольку она приходилась племянницей покойному тестю Шарля де Бурбона и двоюродной сестрой его умершей жене, Сюзанне, то и наследовать им обоим должна она.