Мир, которого хотели и который ненавидели - Ксенофонтов Иван Н. (читать хорошую книгу TXT) 📗
Троцкий в ответ также сделал обзор работы конференции. Говоря о новой границе, проводимой Германией и Австро-Венгрией по оккупированным территориям, он высказал пожелание, чтобы по этому вопросу было предоставлено слово нашим военным консультантам. Коснулся Троцкий и вопроса, связанного с Киевской Радой, напомнив, что мы предупреждали о ее падении другую сторону и подчеркивали отсутствие «какого бы то ни было практического значения переговоров с ее делегацией»Говоря о том, что нам стало известно о спешном подписании державами Четверного союза договора «с правительством, которое, как мы категорически заявляли противной стороне, больше не существует», Троцкий заявил: «Такой оборот действий не может не вызвать сомнений в наличности у противной стороны желания достигнуть мирных отношений с Российской Федеративной Республикой, к осуществлению которых мы в настоящее время стремимся не менее, чем в начале переговоров. Боле того, весь образ действий противной стороны в этом вопросе производит то впечатление, что Центральные Правительства как бы хотели создать для себя в признании Рады искусственную точку отправления для вмешательства во внутренние дела Украины и всей России»796. И если у вас есть договор с Радой, заключил Троцкий, то он не будет иметь никакой: силы ни для украинского народа, ни для Совнаркома, делегация которого является здесь единственно законной и полномочной представлять Российскую Республику.
По всему чувствовалось, что переговоры шли к концу, конфликт назревал, он, как говорится, «внтал в воздухе».
Но прежде чем прекращать дебаты по принципиальным вопросам, надо было до конца еще раз выяснить весь объем территориальных притязаний австро-германского блока с учетом к тому же только что подписанного им сепаратного мира с Радой. И поэтому Троцкий попросил противную сторону «провести полностью на наших картах пограничную линию, предъявленную нам генералом Гофманом»797.
Опасаясь, видимо, дальнейшей затяжки переговоров, Кюльман предложил вопрос о новых границах передать в подкомиссию* выделив в нее от каждой делегации по одному дипломату, а также военному и морскому специалисту. А затем, отвечая Троцкому относительно соглашения с Радой, Кюльман заявил, что такой договор державы
Четверного союза действительно заключили и «он помечен сегодняшним числом» '. Вступивший в обмен мнениями Чернин в свою очередь подчеркнул, что поскольку правительство Рады признано странами австро-германского блока, то оно для них существует, а ваши отношения с ней, продолжал Чернин, нас не касаются. В итоге стороны договорились, что новые границы будут рассмотрены в подкомиссии, и Кюльман закрыл заседание, не без удовольствия сказав, что их делегаты сейчас будут «заняты в другом месте»798.
Дело в том, что мирный договор с Радой был подписан в день рождения Леопольда Баварского, и Гофман в ознаменование этих двух событий организовал вечером праздничный салют, проинформировав всех, что делает он это с разрешения представителей Рады, поскольку Брест-Литовск по соглашению должен был отойти к Украине799. Иоффе, говоря вскоре о брест-литовских переговорах и в связи с этим о представителях Рады, вспоминал: «Бережно, как к малым ребятам, относилась к ним сначала русская делегация. Целые вечера тратились на то, чтобы разъяснять этим политическим младенцам весь смысл исторической трагедии, разыгрывавшейся на территории Брест-Литовской цитадели»800. Но все было напрасно, и в день подписания мирного договора с Радой нам «с вежливой насмешкой», писал Иоффе об этом эпизоде, было сказано немцами, чтобы «русские делегаты, отныне пользующиеся гостеприимством Украины, ибо теперь все находятся на ее территории, не пугались пушечной пальбы, так как это будут только салюты в честь подписания мира, первые со времени завоевания Бреста салюты, производимые с разрешения украинской делегации»801. Для Рады, подчеркивал также Иоффе, было совершенно безразлично, кто признает ее независимость — «Англия и Франция, которые были союзниками России, или же Германия и ее союзники, бывшие врагами ее»802.
И в этом плане отметим, что страны Антанты были весьма шокированы «изменой» Рады, на которую они «положили» немало сил и средств, вовлекая ее в свой антисоветский фронт, но отнюдь не желая, чтобы ресурсы
Украины использовались против них самих же. Например, Англия, делая реверанс в сторону русской общественности, напомнила, что она никогда не рассматривала ни одну из местностей, входивших в состав Российской империи, как независимое государство, в том числе и Украину, и поэтому, заявлял Лондон, «притязания делегатов Рады в Брест-Литовске на обладание достаточными полномочиями для заключения сепаратного мира с центральными державами, с точки зрения Великобританского правительства, совершенно недопустимы*
День 27 января (9 февраля) был, думается, переломным. Мир с Радой страны австро-германского блока подписали в 2 часа 14 минут ночи803 и в тот же день на заседании политической комиссии вновь очертили круг своих территориальных притязаний к Российской Республике. Германская печать нагнетала обстановку, обвиняя русскую делегацию в дерзком поведении в Брест-Литовске, в безудержном ведении из главной квартиры немецкого командования на восточном фронте революционной агитации. Руководство русской делегацией, лично Троцкий имели за своей спиной вотум доверия ЦК партии и Совнаркома на затягивание переговоров и подписание германских условий мира в случае предъявления ультиматума. Полагаем, что при всей напряженности обстановки день «икс», так сказать, 27 января (9 февраля) еще не наступил. Во всяком случае, германская и австро-венгерская делегации выразили согласие рассмотреть линию новой границы на заседании подкомиссии. Троцкий имел регулярную связь с Петроградом, в последние дни он использовал ее очень интенсивно. И вечером 27 января (9 февраля), уже после заседания политической комиссии, он сообщал в Смольный: «Сегодня Кюльман и Чернин подвели итоги всем происходившим до сего времени прениям и предложили завтра окончательно решить основной вопрос... Таким образом, повторяю, окончательное решение будет вынесено завтра вечером»804.
Итак, Троцкий вечером 27 января (9 февраля) уверенно откладывает «окончательное решение» на сутки, до вечера 28января (10февраля). Каким должно было быть это решение? Разумеется, в духе директив ЦК партии и
СНК; другого, по крайней мере в эти дни, решения у Троцкого вроде бы не просматривалось. Например, за неделю до этого, 22 января (4 февраля), Троцкий в телеграмме на имя Ленина решительно опровергал проникшее в немецкую печать «нелепое сообщение о том, будто бы мы собираемся демонстративно не подписать мирного договора», назвав это сообщение «чудовищным вздором» ‘. Здесь он не расходился с данными ему директивами и с той договоренностью, которую имел с Лениным.
Через два дня, 24 января (6 февраля), в штаб Западного фронта поступила телеграмма от военного консультанта нашей делегации генерала А. А. Самойло, выполнявшего распоряжение Троцкого805. В телеграмме предлагалось доложить главкому Западного фронта и срочно сообщить начштабу главковерха о полной возможности, «даже в ближайшие дни, решения Германского главнокомандования прервать перемирие и возобновить враждебные действия». В связи с этим, говорилось в депеше, «Троцкий высказывается за необходимость провести самым ускоренным образом меры по вывозу в тыл и обеспечению материальной части наших армий». 26 января (8 февраля) из штаба Западного фронта докладывали, что «приняты все меры к ускорению вывоза в тыл артиллерии и материальной части»806. И здесь действия Троцкого не выходили за рамки необходимости принятия мер по сохранению материальных средств армии на случай опасного для нас поворота событий.
Словом, каких-либо оснований, свидетельствующих о том, что руководитель нашей делегации и вся делегация в целом собирались злоупотребить предоставленными им правами и доверием, 27 января (9 февраля) не было. Впереди были сутки.
