История одного предателя - Николаевский Борис Иванович (читать книги онлайн txt) 📗
Рутенберг в это время был нелегальным и скрывался в Москве. Гапону удалось от общих знакомых узнать его адрес, и 19 февраля 1906 г. он заявился к Рутенбергу. Последний действительно был очень привязан к Гапону лично. Он наблюдал Гапона в лучший период жизни последнего, — во время январского движения 1905 г.: слышал его речи на рабочих собраниях, помогал ему вырабатывать знаменитую петицию к царю, рядом с ним лежал на снегу под градом солдатских пуль в день «кровавого воскресенья» и затем спас его от ареста, переодев его и доставив на безопасную квартиру. С личностью Гапона для него связывались воспоминания о начальных этапах русской революции, и хотя позднее, наблюдая Гапона заграницей, он разглядел его слабые стороны и далеко не считал его героем, но в честность его верил и как человека очень любил.
Но по первым же словам, которые Рутенберг услышал от разыскавшего его теперь Гапона, он понял, что имеет дело с совсем иным человеком. Гапон пробовал хитрить.
Революционера Рутенберга в свои сети он собирался завлечь рассказами о якобы задуманных им грандиозных революционных предприятиях, — о том, что он имеет возможность организовать террористические акты против министров, о плане «повторить девятое января, — только в еще большем размере» и т. д. Но эта хитрость ему удавалась плохо: в рассказах было много противоречий, он проговаривался о своих встречах с Рачковским, которого он якобы собирается использовать в революционных целях; глаза его при этом беспокойно бегали, обнаруживая нечистую совесть говорившего. Рутенбергу скоро стало ясно, что Гапон вступил в сношения с полицией и ведет темную игру, к которой собирается привлечь и его, Рутенберга. Так как эта игра могла иметь в высшей степени опасные последствия, то Рутенберг решил во что бы то ни стало разузнать о ней во всех подробностях и для этого прикинулся готовым пойти на предложения Гапона. Эта уловка удалась, и Гапон рассказал ему о многом из того, что он задумал: Рутенберг должен помочь ему, Гапону, в раскрытии замышляемых террористами покушений и тогда они получат большие деньги от Рачковского, многие десятки тысяч рублей.
Рутенберг сделал вид, что готов принять это предложение и обещался поехать к своим друзьям, от которых он сможет получить нужные сведения, — на самом деле он ехал, чтобы рассказать обо всем, что узнал, руководителям партии и Боевой Организации. Гапон был весьма доволен, условился с Рутенбергом о дальнейших встречах уже в Петербурге и выехал с докладом о своих успехах к Рачковскому. Последний от своих агентов уже знал, что Гапон несколько раз встречался с Рутенбергом, и потому с еще большим, чем прежде, доверием отнесся к хвастливым рассказам Гапона. Фонды последнего поднялись и у Дурново: время тревожное, в деле поимки террористов никаким источником пренебрегать не приходится. Переговоры стали носить теперь уже вполне конкретный характер: шла речь о той плате, которую Гапон с Рутенбергом должны получить за выдачу подготовляемого террористами покушения. Гапон запросил не больше — не меньше, как 100 тыс. рублей.
Рачковский пришел в ужас от подобных аппетитов, и клятвенно уверял Гапона, что таких цен на полицейском рынке не платят. Дурново, которому было доложено о требованиях Гапона, сделал контрпредложение: 25 тысяч и ни копейки больше. Гапон должен считаться с тяжелым состоянием русских финансов. Торги шли с переторжками. Гапон был упорен, и вопрос пошел вверх по инстанциям. Дурново советовался с председателем совета министров гр. Витте, сообщив ему и о требовании Гапона, и о своем контрпредложении. По воспоминаниям Витте, он рекомендовал не особенно верить Гапону; по рассказам Герасимова, Витте, наоборот, был вообще главным вдохновителем всей авантюры с Гапоном. Во всяком случае, что касается до денег, то и сам Витте признает, что за ценой он советовал не стоять: 25 или 100 тыс. Рублей — большого значения, по его мнению, не составляло; как ни плохо было состояние русских финансов, государственная казна такой расход еще могла выдержать.
Тем временем Рутенберг приехал в Гельсингфорс и нашел Азефа, которому подробно рассказал обо всем, что узнал от Гапона. Негодование Азефа не знало границ. «Он думал, — вспоминает Рутенберг, — что с Гапоном нужно покончить, как с гадиной. Для этого я (т. е. Рутенберг) должен вызвать его на свидание, поехать с ним на извозчике (на рысаке Боевой Организации) в Крестовский сад, остаться там ужинать поздно ночью, покуда все разъедутся, потом поехать на том же извозчике в лес, ткнуть Гапона в спину ножом и выбросить из саней».
В отношении предателей Азеф всегда был беспощаден…
Но вопрос о Гапоне, конечно, не мог быть решен так просто: в глазах людей, принимавших активное участие в политической деятельности, он давно уже перестал пользоваться уважением. Но широкие массы о темных моментах его жизни ничего не знали. В их представлении он все еще был окутан героическим ореолом событий «кровавого воскресения», а потому было основание опасаться, что далеко не все поверят известию об его измене, что многие будут склонны во всем видеть интригу против Гапона со стороны его политических противников. Другие члены Центрального Комитета, которые были ознакомлены с рассказами Рутенберга, указали на эти обстоятельства. Гапона было решено убить, но не одного, а вместе с Рачковским, чтобы из самой обстановки убийства была ясна связь Гапона с полицией. Выполнение этой задачи было поручено Рутенбергу: он должен был продолжить свою игру, создать у Гапона и Рачковского уверенность в том, что он согласен стать предателем, завлечь их на общее свидание и там убить обоих. План был продуман в деталях. В помощь Рутенбергу был дан еще один член Боевой Организации, который должен был играть роль извозчика, производящего наблюдение за Дурново. Сношения с ним Рутенберга должны были создать у полиции уверенность, что они действительно имеют дело с подготовляемым покушением.
Рутенбергу вся эта игра была противна, но он понимал, что измена Гапона может иметь весьма и весьма тяжелые последствия для революционного движения, а потому подчинился принятому решению.
Числа около 10 марта Рутенберг вернулся в Петербург и возобновил свои сношения с Гапоном. Последний пенял за медлительность, но был доволен, что теперь Рутенберг дал, наконец, свое согласие, и посвятил его в подробности своих новых переговоров с Рачковским. Много разговоров было о деньгах.
Рутенберг делал вид, что ему даже 100 тыс. Рублей кажутся слишком ничтожной платой, и выражал свое недовольство Гапону за то, что тот так «продешевил». Гапон был рад чисто коммерческому подходу Рутенберга к вопросу, но советовал не увлекаться, не запрашивать слишком много и убеждал, что даже 25 тыс. за одно выданное покушение — сумма очень не плохая: так как риск провала небольшой, то можно будет идти этим путем и дальше, — а четыре таких выдачи в год дадут целых сто тысяч, — заманивал он Рутенберга. Больше всего Гапон настаивал на ускорении личной встречи Рутенберга с Рачковским: последний очень торопил с этой встречей, в зависимость от ее исхода ставя все дальнейшие предложения.
После некоторых колебаний и оттяжек, — трудно было преодолеть глубоко вкоренившееся чувство брезгливости, — Рутенберг дал согласие на такую встречу. Она была назначена на 17 марта в ресторане Контана. Рачковский был очень доволен, но в самый последний момент ему по телефону позвонил Герасимов и дал совет не ходить на это свидание: в виду подозрительности поведения Рутенберга он предполагал возможность ловушки. Рачковский долго не соглашался последовать этому совету, уверяя, что Герасимов ошибается и настаивая на том, что свидание с Рутенбергом может быть весьма интересным. На всякий случай Герасимов принял меры предосторожности.
Отдельный кабинет, соседний с тем, в котором должно было произойти свидание, был занят агентами Охранного Отделения. Но, в конце концов, Рачковский решил на свидание не идти, и Рутенберг только напрасно там его дожидался. А вскоре после этого Рачковский и вообще изменил свое отношение к предложениям Гапона и Рутенберга, стал ими меньше интересоваться и сделался чрезвычайно осмотрительным и осторожным.
