Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или... - Кагарлицкий Борис Юльевич
В СССР образование формировалось с весьма чёткими целями: широкомасштабная подготовка специалистов для всех отраслей народного хозяйства. При этом сама по себе задача и ставилась, и решалась как системная, так как такой масштаб подготовки людей с высшим образованием в то время означал полное изменение социальной структуры в недавнем прошлом сельскохозяйственной и крестьянской страны. Образование работало как часть (подсистема) механизма воспроизводства производственной и социальной системы, имело с ними прочную родовую связь.
Постепенно образование обретает некую самоценность в глазах граждан и становится более или менее самостоятельной системой. Её связь с потребностями экономики начинает нарушаться. Ломается система обязательного распределения после окончания вуза: специалистов производят больше, чем нужно, факультеты и кафедры всё больше расширяются под свои внутренние нужды. Высшее образование становится знаком престижа, означает более «чистую» работу, более удобную жизнь. Потребность в его получении уже формируется не только обществом, но и семьёй, так как родители с высшим образованием, как правило, не видят для своих чад иного будущего, кроме поступления в вуз. Примерно к 70-м годам прошлого века складывается парадоксальная ситуация: потребность в специалистах с высшим образованием, особенно в гуманитариях, в обществе падает, а у населения — растёт. В 80-е годы, по опыту знаю, самый высокий конкурс был как раз на гуманитарные факультеты. А в стране период инновационного развития закончился, и «креативность», о которой сегодня так любит говорить министр Андрей Фурсенко, оказалась невостребованной, а местами и просто вредной.
Кстати, затронуло это отнюдь не только «лириков», но и «физиков». Сколько их уехало из страны, не имея возможности полноценной научной работы! Сколько их, оставшись дома, расстались с наукой навсегда!
С началом рыночных реформ образование начало меняться поразительным образом. Несмотря на нищенский паёк, выдаваемый государством на финансирование вузовского образования, система начала стремительно расширяться. Вузы повышали свой статус, открывали новые специальности, кафедры и факультеты, увеличивали приём студентов. Сейчас этот процесс порицается чиновниками, обратившими внимание на бедственное положение образования. А у меня к ним три вопроса. Во-первых, почему бы не похвалить вузы за столь эффективную «адаптацию» к рынку? Во-вторых, почему бы не задаться вопросом: что делали бы сегодня или 10 лет назад молодые люди, если бы они не поступали так массово в вузы? На заводы пошли бы? А на какие? И, в-третьих, пытались ли чиновники представить, что бы думали и делали граждане, в одночасье потерявшие не только львиную долю доходов, но и статус, и всякую надежду на будущее для себя и своих детей, «схлопнись» система образования в полном «соответствии с потребностями рынка»? Именно высшее образование — и это подтверждают исследования, проведённые мною лично и в исследовательских коллективах, — так или иначе поддерживало и продолжает поддерживать людей, давая им и статус, и надежду.
Сегодня сложилось так, что система образования стала почти самодостаточной, внутренние связи и отношения в ней стали гораздо сильнее, чем её связи с народным хозяйством и социально-культурной средой общества. Замечу, что система образования позднесоветского периода имела как раз существенную связь с культурной средой всего общества, что и поддерживало относительно высокое качество образования, — а общество могло предъявить (и предъявляло) весьма внятные претензии к этому качеству.
Второе. Сильные и слабые стороны вузовского образования анализируются, как правило, вне контекста общественного развития, вне потребностей общества и действительных задач социально-экономического развития страны. Связано это с рассогласованием тех целей, которые предполагает государство для образования, и тех, которых с его помощью стремится достичь большинство населения. Государство относится к высшему образованию как конвейеру для производства специалистов. Но современной российской экономике много специалистов с высшим образованием не нужно — тех, что есть, девать некуда. Фундаментальное образование тоже не нужно: умники по определению — «лишние люди».
Для населения же высшее образование становится способом социального самосохранения, мостиком в лучшую жизнь для себя и детей, неким вариантом социальных гарантий. Но акцент переносится с собственно образования на сертификат о его наличии, на пресловутые «корочки». Собственно знания ничего тебе-де не прибавят, кроме головной боли, а диплом всегда пригодится… Рынок не вознаграждает знания, он вознаграждает дипломы. Иногда. Точнее, отбраковывает тех, кто без дипломов, а там уж — как кому повезёт.
Население, реализуя свои цели социального самосохранения внутри системы образования, часто предъявляет требования только к внешней стороне процесса, что и приводит к формированию отношений, не связанных напрямую с получением знаний. Не будучи прямо востребованы в обществе, знания из процесса образования попросту выпадают.
Государству хуже: оно не только должно реализовывать свою цель в не подходящей для этого системе, оно ещё и скрывать её должно. Поэтому не говорится о том, что и является реальной целью реформ, — об ограничении доступности и об усилении элитарности образования, о подрыве основ фундаментального, прежде всего гуманитарного, образования, о придании всей системе утилитарного характера. Нет, говорится об инновационности, креативности, об объективном внешнем контроле и т. п. Но только говорится.
Однако внешний контроль ничего не может сделать, если его критерии не формируются в экономике и обществе в жёстком соответствии с понятной и разделяемой большинством населения целью развития. А этого как раз нет. Точнее, есть какие-то цели и у государства, и у населения, но они противоположны: государство хочет сократить количество образованных людей, а большинство людей хочет иметь образование. И эти противоположные социальные запросы, обращённые к системе, созданной под совершенно другие цели и почти 20 лет развивающейся автономно, и вызывают в ней те искажения и нелепости, которые с возмущением критикуются и государством, и населением. Более того, системой искажаются сами цели. Государство начинает требовать от образования инновационности и качества, изобретает кучу инструкций по аттестации и оценке вуза и преподавателей, бумаго-оборот стремительно растёт. Хвала компьютеру и интернету, а то при таких темпах никакого леса не хватит, даже сибирской тайги. Население же стремится, прежде всего, обзавестись дипломом.
Очень много сетований приходится слышать по поводу преподавателей, берущих взятки. Не утверждаю, что их нет, но за руку никого не ловила. Несколько раз я предлагала студентам в ответ на их жалобы вести борьбу против таких преподавателей и даже разработала для этого в некотором роде план. Суть плана состояла в том, чтобы учиться безупречно, знать и уметь отстаивать свои права. И что? Студенты решили, что им легче… дать взятку. Кстати фамилии преподавателей и предметы они мне не называли. А я и не спрашивала.
Помню, как недоумевала моя племянница, с отличием окончившая Йельский университет, почему я не хочу работать в группах, где учатся «платники». Думаю, подозревала сначала, что я боюсь более сильных студентов. Никак не могла понять, что именно те люди, которые у нас платят за образование, учатся хуже. Но российский менталитет тут ни при чём, и дело не в незавершённости рыночных реформ. Скорее, дело в том, что они завершены у нас… до абсурда. Купить можно всё, чего ж ещё и учиться-то!
Я постоянно развлекаю родных и знакомых рассказами о тех нелепостях, которые приходится слышать на занятиях в университете. Поразительно, что эти рассказы развлекают и самих студентов — в промежутках между сессиями. Однажды я заметила: «перлы» всё чаще стали выдавать не только «двоечники» и записные лентяи, и даже не скромные «троечники» или старательные, но недалёкие «хорошисты». Блистать в невольном остроумии стали самые хорошие и активные студенты. Те, которые посещают все занятия и выполняют задания, занимаются научной работой, стремятся в аспирантуру, мечтают посвятить себя науке и (или) преподаванию и вообще имеют определённые амбиции и стремления.
