Все, что было у нас - Филиппенко Анатолий Викторович (книга жизни .TXT) 📗
Я был убеждён, что мой взвод должен тащить больше боеприпасов, больше оружия, и что я сам должен тащить больше боеприпасов, чем любой другой во взводе. Потому что однажды в роте кончились патроны, и у нас одних немного ещё оставалось, поэтому мы удерживали позицию, пока другие взводы отходили. С тех пор я был убеждён, что тащить их надо. Кто его знает? Делаешь то, что спасает их от гибели, а они тебя за это ненавидят. Сейчас-то им совестно, но они остались в живых, и при этом будут меня ненавидеть за то, что я спас их от смерти. И если им было ужасно тяжело, когда это происходило, они будут ненавидеть меня за то, что это я заставил их так страдать. Понимаешь, так вот... Или я заслужил их уважение. Я никогда не буду... То есть раз или два кто-то мне что-то скажет, и ты чувствуешь, что заслужил их уважение. Но вот делать это постоянно, трудно это - принимать решения, когда завтра...
Мы захватили вьетконговский урожай риса, и нам дали отбой на дальнейшее, отдохнуть дали. Пришел полковник, командир батальона, и говорит: 'Скоро генерал приедет, медаль тебе вручать'. Я говорю: 'Здорово. А с моими как?' Он: 'Что с твоими?' Я говорю: 'А им что, ничего не дадут? Ничего ведь без них не делается'. А его заместитель говорит: 'Ну, и что мы должны сделать для его людей?' Полковник и отвечает, прям как по уставу: 'Ну, сэр, помыться и постричься им бы не помешало'. И тут поворачивается ко мне - когда-то полковник был сержантом, его произвели в офицеры, и он прошёл весь путь наверх - и говорит: 'Что думаешь, лейтенант?' Я говорю: 'Ну, как? ? я лично считаю, им бы баб сейчас да выпивки. Пара ребят только что погибли'. Не следует так разговаривать с полковниками, но я чувствовал, что именно этого моим мужикам тогда не хватало. Насрать им на помывку, мы не раз мылись под дождем, мы и в душ-то никогда не ходили. Полковник ушел, генерал прибыл. Однако вскоре после того, как полковник ушел, приехали два мотороллера с ящиками с пивом в кузове и женщинами.
Заместитель командира посмотрел на это всё и говорит: 'О'кей, всем постричься, как положено в воздушно-десантных войсках'. Вьетнам? Воздушно-десантные войска? У меня были длинные волосы. Поэтому я выстроил своих людей и сказал: 'Ладно, ребята, вы слышали, что сказал капитан. У вас должны быть воздушно-десантные прически. Становись. Равнение направо!'
Они ворчать начали: 'Вьетнам грёбанный. Слышь, чудик, что за дела-то?' И я повел их к парикмахерскому креслу, было там такое. Я обернулся к ним и стал изображать из себя старого-доброго сержанта Рока. Если бы у меня была сигара, я бы засунул её в рот. 'Так, ребята, у вас будут прически такие же, как у меня'. Ребята явно решили, что я свихнулся. Я уселся и сказал: 'Сними совсем-совсем чуть-чуть. Больше ничего не делай'. Я встал и сказал: 'Так, следующий... Следующий... Следующий... Стричь так же, как меня'. Нам просто не хотелось носить короткую стрижку. Брились-то мы постоянно. Мы содержали себя в чистоте. Мы сражались. Но я считал, что если что-то нас радует, то уж это-то нам предоставьте. Предоставьте нам одно-единственное снисхождение. И никто ничего мне указывать не мог, потому что, как только я приехал, наполучал кучу медалей. У меня была репутация отличного воина, командира, боевого командира. В моём взводе получили кучу медалей. Поэтому мы делали что хотели, в определённых пределах, и нам за это ничего не было. Волосы носили длинные - ни в одном другом взводе с короткими стрижками не ходили. Тупость, реальный идиотизм - человеку волосы стричь. От этого солдат лучше не станет. Всё должно быть как надо - а надо всем домой.
До того как я туда отправился, помню, думал о том, что если чего-нибудь лишусь - пальца, руки, лица, зубов, носа, да чего угодно - лучше помру, чем таким вернусь. И столько ещё всего казалось мне важным, пока я туда не уехал. То одно хочется сделать, то другое. Пропустил тусовку в клубе, кинофильм не посмотрел, книжку не прочитал. Ко времени моего возвращения я хотел лишь одного - увидеть Америку. Я хотел попутешествовать, посмотреть, как и что. Я просто хотел увидеть, как там будет в оставшейся жизни. Господи, как оцениваешь вещи...
Когда вставал вопрос о том, как выжить, мы просто избегали всяких вещей. Я не устраивал засад, когда мог бы и устроить. Причин для того не было. Ну, поубиваешь их, а это ничего не значит. Дурость просто. То есть, раз днём они просто смотрят, как мы ходим мимо, так пускай мимо нас по ночам ходят. На марше я выстраивал взвод так, что нас легко можно было отличить от других. Вьетконговцы знали, кто я такой, и, если они не стреляли в нас днём, я не стрелял в них по ночам. Мы просто старались выжить.
Когда я оставил поле, пробыв там десять месяцев, я впервые приехал в Бьенхоа - в Лонгбинь. Когда мы подошли к воротам Лонгбиня, я ещё не успел расстаться с привычкой таскать с собой винтовку, куда бы ни пошёл. Очень уж было неуютно, когда винтовки с собою не было. Мы подошли к воротам, и я никогда не забуду, как первое, что мы увидели, оказалось ларьком мексиканской кухни. Потом я увидел машину с мягким мороженым - знаешь, одного из тех ребят, что разъезжают по улицам в пригородах. Потом мы добрались до штаба КОВПЮВ. Мы зашли туда, а у них там и фонтанчик для питья, и кулер. Стоишь там и пьёшь себе, пока всё тело не раздуется, и не стошнит от всей этой выпитой воды. И просто глядишь вокруг разинув рот, потому что там женщины с круглыми глазами. Не знаю, откуда они взялись, но они там были. Я не задавал вопросов. Какая разница? То есть мне было насрать, ну, были они там. Прикоснуться к ним я не мог, поговорить тоже.
Однажды я отправился в отпуск без выезда из страны в Дананг, и мне надо было доставить личные вещи одного мужика. Я был в повседневной форме, и я пошёл туда, где должен был провести свой трёхдневный отпуск. Часовой говорит: 'Сдайте винтовку'. Я отвечаю: 'Подожди-ка, я лучше её при себе оставлю'. Надо было сдать винтовку, я и сдал. Говорю: 'Ну, а что у нас поесть?' Мне показали, куда идти. Сегодня воюешь, завтра уже в другом секторе. Прямо как когда жил в Нью-Йорке, где люди и в нищете живут, и богатый таун-хаус сразу через дорогу.
Я пошёл к речке, и там была большая баржа, и морские офицеры, которые направлялись в морпеховский морской клуб. Это было специальное такое, офицерское судно. Я помнил по книжкам, по кино - отдание чести флагу. Я взошёл на борт и подумал: 'Странно. Хочу быть со своими мужиками'. Мы никогда ничего не делали раздельно. Мы всегда пили вместе, ели вместе. Мой отец был таким же. Он был офицер, служил в резерве ВМС. Я встречал его в Дананге.
Машина, которая ходила в офицерский клуб, называлась 'Розовый слон', подходящее название. Мы с моим заместителем были там вместе. Тропическое обмундирование, чисто выбриты. До этого мы почти три месяца провели в боях. Заходим туда, видим большой 'шведский стол', прямо как в мой первый день в стране. Тарелки фарфоровые. Ни тебе сухпаев, ни бумажных тарелок. Это ведь клуб для моряков.
Мы уселись и посмотрели друг на друга. Мы не произнесли ни слова. Стали забрасывать всю эту хрень в рот. Оба подняли глаза от тарелок одновременно - тарелки чистые. То есть я даже не понял, что съел. Чистые тарелки. Мы посмотрели друг на друга, и ничего не надо было говорить, всё и так понятно. А потом на нас начали пялиться. Я огляделся, а там все эти офицеры-моряки, офицеры-морпехи, несколько армейских. В белых парадках. В парадной форме. Женщины с круглыми глазами. Дананг. Блондинки, глаза круглые. И они глядели на нас не так, как можно было ожидать: 'Ух ты, ребята с поля пришли', но: 'Что это отребье тут делает?' Я не мог в это поверить. Мы там были им вовсе не нужны. Единственный, кто хорошо к нам отнесся - матрос, который был официантом, он подошел к нам и предложил отвести в дворик, где подавался десерт. Я говорю: 'Десерт? Какой десерт? Персики?' А он: 'Ну, я рекомендую ванильное мороженое с creme de menthe'. 'Берем!' Я ни разу не ел мороженое с creme de menthe. Родители у меня трезвенники. Алкоголя в доме у нас никогда не водилось. Очень вкусно оказалось. Мы порядочно набрались и стали смотреть, как они танцуют. И, само собой, никто не подошёл и не предложил потанцевать. Они там все с кавалерами были.
