Собственность и государство - Чичерин Борис Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Средство, употребляемое против хозяев, которые не хотят идти на условия рабочих, состоит как известно, в забастовке. Много толковали о забастовках; исчисляли те громадные суммы, которые теряются для обеих партий и для народного хозяйства вследствие прекращения работы. С своей стороны ремесленные союзы указывали на то, что даже небольшое повышение заработной платы приносит им выгоды, далеко перевешивающие издержки. Но все эти расчеты, как признает и Брентано, совершенно праздны. Часто дело идет вовсе не о понижении или повышении платы, а о других условиях. Самое повышение платы, если требование предъявляется во время успешного производства, может быть достигнуто и без забастовки, ибо спрос на работу без того растет. В противном случае, забастовка обыкновенно не удается, и тогда все издержки составляют чистый убыток. А издержки громадны, ибо нужно содержать массы людей, которые сидят сложа руки. Когда в 1852 г. механические фабрики были заперты вследствие требований, предъявленных Союзом Механиков насчет отмены поштучной платы и сверхурочного рабочего времени, траты общества простирались до 40000 фунтов; все его капиталы исчезли, а между тем дело было проиграно: вследствие полного истощения средств, товарищество принуждено было отказаться от своих притязаний и согласиться на все условия фабрикантов. «Каков бы впрочем ни был результат, — говорит Брентано, — остаются ли работники победителями или побежденными, остановка работы всегда имеет для них ужасные последствия» [274]. В доказательство можно привести множество примеров. Ввиду этого один из друзей рабочего класса, Ледло, на прениях в Глазго в 1860 г. высказал мнение, что «забастовки и распущения рабочих, или, иными словами, частные коммерческие войны, суть остатки варварства среди цивилизации и позор для современного общественного быта; что допущение их оправдывается, только пока нет уполномоченных судилищ для решения коммерческих споров; что такие судилища должны быть установлены, и что когда это совершится, публика будет вправе настаивать на мерах уголовного законодательства против забастовок и распущения рабочих» [275].
Такого рода судилища установлены ныне в Англии под именем Третейских и Примирительных палат (Boards of Conciliation and Arbitration). Первоначально они возникли частным образом. Основателями их были два лица, занимающие почетное место в истории английского рабочего класса, Мунделла и Кеттль. Успех этих учреждений повел к узаконению их в 1871 году парламентским актом, причем однако самое установление палат, а равно и подчинение им спорящих сторон, были предоставлены добровольному соглашению лиц. При господстве начала промышленной свободы иначе быть не может, и на практике этого совершенно достаточно как для решения, так и для предупреждения большей части споров. Третейские палаты разбирают не только вопросы о заработной плате, но и все другие условия работы, требующие обоюдного соглашения. Большее и большее распространение их в Англии и проистекающее отсюда сближение между хозяевами и рабочими служат явным доказательством пользы этих учреждений.
Брентано, который весьма за них стоит, видит в них высшее завершение организации ремесленных союзов. Но подобные учреждения могут существовать и помимо всяких рабочих союзов. Во Франции, как известно, несмотря на то что рабочие союзы до последнего времени не допускались, давно установлены так называемые советы сведущих людей (Conseils de prud'hommes), составленные наполовину из хозяев и наполовину из рабочих, для решения возникающих между ними споров. Конечно, в Англии в настоящее время при общем распространении ремесленных союзов весьма удобно примкнуть к существующей уже организации. Но самые ремесленные союзы, как признает и Брентано, должны существенно измениться с введением Третейских палат: из боевого учреждения, говорит он, они должны сделаться мирным. То есть они должны перестать быть ремесленными союзами и превратиться в общества взаимной помощи. И точно, с установлением Третейских палат исчезает различие между членами союзов и другими работниками, а вместе с тем отпадает и главная цель союзов — регулирование предложения работы. Доказательством служат постановления приведенного у Брентано статута Третейской палаты в одной из колыбелей этого учреждения, в Вольвергамптоне. «Каждый хозяин, — сказано в статуте, — должен иметь право вести свое дело, особенно во всем что касается до поштучной платы, до учеников, до употребления машин и орудий и других подробностей верховного управления, тем способом, какой он считает для себя наиболее выгодным, если только это не противоречит статутам и не стесняет рабочих в их личной свободе». А в другом параграфе определено, что «ни хозяин, ни рабочие не должны делать человеку каких-либо затруднений за то, что он принадлежит или не принадлежит к ремесленному союзу» [276].
Эти начала совершенно верны, но они опровергают всю политику ремесленных союзов. Этим упраздняются их главные задачи и они сами становятся бесполезными. А если так, то невозможно видеть в ремесленных союзах единственное средство поднять уровень рабочего класса. Нельзя даже признать их необходимыми, как орудия борьбы на известной ступени развития. В самой Англии есть отрасли, которые никогда не образовали из себя ремесленных союзов, например домашняя прислуга, и которые однако значительно поднялись во всех отношениях, просто вследствие увеличения спроса. Точно так же и во Франции произошел общий подъем рабочего класса без всяких ремесленных союзов. Все, что можно сказать, это то, что при особенностях английского быта, с чисто практическим и склонным к самодеятельности характером английского народа, ремесленные союзы принесли существенную пользу. В Англии, в общем итоге, выгодные стороны получили перевес над вредными. Но никак нельзя сказать, что то же самое окажется и с перенесением ремесленных союзов на другую почву, при менее практическом и более склонном к увлечениям характере народа. Тут социалистические стремления легко могут найти себе доступ, и борьба, всегда сопровождаемая страданиями и нищетою, может принять такой острый характер, что промышленный порядок превратится в полную анархию. Поэтому возможность распространения ремесленных союзов на другие страны представляется весьма гадательною. Во всяком случае, если они представляют для рабочего класса одно из орудий, доставляемых свободою, то никак нельзя считать их единственным лекарством против всех гнетущих его зол.
Успех Третейских палат, заменяющих борьбу примирением, скорее заставляет думать о другом средстве, которое некоторые считают также всеобщею панацеею против пауперизма, именно, о приобщении рабочих к выгодам предприятия. Эта система принимает различные формы. Иногда работники становятся акционерами самого предприятия, помещая в него свои сбережения; иногда же они получают в виде дивиденда только известную долю чистой прибыли без всякого участия в капитале; или, наконец, все ограничивается премиями, наградами и тому подобными прибавками к постоянной плате. Последняя форма практикуется давно и не составляет собственно участия в предприятии; первые же две в новейшее время стали распространяться в промышленном мире, особенно во Франции, и сделались предметом тщательных исследований. Бемерт собрал на этот счет множество фактических данных [277]. Защитники этой системы видят в ней всю будущность рабочего класса. «Социальный вопрос перестал быть вопросом, — восклицал по этому поводу в 1867 г. известный статистик Энгель, — разрешение его может считаться совершившимся; переведение этого разрешения в практическую жизнь уже началось».
Действительно, в пользу этой системы можно сказать весьма многое. Вместо противоположности интересов тут установляется их соглашение: рабочие делаются товарищами предпринимателя. От этого несомненно выигрывает самое предприятие: является большее усердие, большая бережливость; отпадает необходимость постоянного надзора, при котором все-таки невозможно за всем уследить. Заинтересованные в деле рабочие сами друг за другом следят. При таких условиях предприниматель не только не остается внакладе, но получает еще большую прибыль, нежели прежде, а рабочие с своей стороны имеют огромные выгоды, не только материальные? но и нравственные. В публикованных Бемертом ответах рабочих людей дома Биллон и Исаак в Женеве особенно указывают на совершившееся в них превращение со времени введения этой системы. Рабочий, получающий даже высокую плату, редко делает сбережения, а большею частью тратит свой излишек. Здесь же он принужден сберегать, ибо дивиденд идет на составление для него капитала, который служит ему подспорьем в старости и помощью в несчастии. Перед ним открывается новая перспектива; он видит возможность идти вперед и устроить не только свою собственную судьбу, но и судьбу детей. Никакие существующие при фабриках вспомогательные учреждения, предоставляющие рабочим известную ренту из общего капитала, не в состоянии этого заменить. «Не общая, а личная собственность, — говорят хозяева упомянутого дома, — имеет высшую заманчивость, служит побуждением к прогрессу, пробуждает семейное чувство и внушает доверие к будущему... Рента манит к потреблению, капитал к производству. Рента прекращается с жизнью получателя; капитал живет и продолжает действовать в детях и внуках» [278].
