Слабость силы: Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания - Кургинян Сергей Ервандович
Мы косвенно оцениваем степень болезни того или иного «мира ЗС» по его вторжению в «мир ОС». Но это лишь косвенная оценка. Она и формирует «усеченный» запрос на понимание ситуации под ковром. Усеченность этого запроса в том и состоит, что он лишен инструментальной вооруженности, лишен понимания специфичности, лишен способности к, так сказать, «метрическому транзиту».
Вот вам сказали, например, что такой-то элемент «мира ЗС» торгует наркотиками. Или оружием. Или тем и другим. Вы что должны сделать? Предъявить обвинение в преступности (иначе говоря, зафиксировать отклонение от своей нормы). Вы не имеете права задать главный вопрос: «А как он этим торгует? Если вот так и так, то он – в своей метрике – расположен нормальным образом. А если вот так и так, то он – в своей же метрике – расположен глубоко ненормальным образом. То есть болен! То есть необходимо вмешательство! Иначе ни ему, ни нам мало не покажется! Его болезнь скажется и на нас!»
Вы не имеете права на этот, единственно эффективный подход. Потому что нет для вас «двух метрик». Есть одна! И если вы что-то там такое зафиксировали, так сказать, отклоняющееся от нормального, звоните в соответствующие органы! Или соучаствуйте в преступлении.
Но вся мировая реальность кричит о том, что такая пропись ничего не объясняет, ничего не описывает. Вам вываливают ворох информации по этому поводу. Вы могли бы разбраковать информацию, выделить ценную, оценить метрические отклонения и дать диагноз. Но вместо этого вы просто кричите, что все жутко криминализовано. Но если все жутко криминализовано, то вы-то кто? В лучшем случае, вы – стремящийся изгнать скверну Савонарола (по сути – все равно элемент элитной игры). В худшем – просто беспомощный чудик. Раз прочитал про криминализацию, два прочитал... Блеванул, прошу прощения, от всего этого. И перестал лезть под ковер. А только это и нужно для сохранения «самоистребительного господства».
Итак, мы хотим иметь аппарат для автономной, «инометрической» диагностики. Мы хотим знать состояние «мира ЗС». И не из любопытства! А потому, что «больное там» будет изливаться на нас. Соразмерно тяжести заболевания, между прочим.
2. Мы хотим, чтобы «мир ЗС» знал свое место. Чтобы он не пытался оседлать «мир ОС», а знал, что служит ему. А «мир ОС» уважает это служение. Мы знаем, к чему ведет другая норма. Что такое пьяный комитетчик эпохи застоя, который едет на скорости 140 км в час, а на возглас: «Осторожно, вы задавите людей!» –отвечает: «Где вы видите людей?».
3 Мы хотим, чтобы «наш» «мир ЗС» был устойчив. То есть его социальность (мы понимаем, что особая социальность) не была подорвана. Чтобы она ничем не была подорвана: ни внешними действиями, ни внутренними противоречиями. Мы хотим, чтобы в этом мире не было мутаций. То, что я описал в пункте 2, – это только одна из возможных мутаций. Есть и другие.
4. Мы не хотим, причем категорически, чтобы мутации привели к двусмысленным сговорам, превратились, по сути в инфернализацию, в открытие двери для антимира, который съест и наши ЗС, и наши ОС, и все что угодно еще.
Вот об этом давайте думать. А если кто-то хочет вообще бороться с «миром ЗС», то он должен знать, что это можно делать только в мировом масштабе, только в рамках кровавой мировой революции – беспрецедентного, повторяю, размаха. И только «взорвав» весь нынешний мир. А там еще надо представить себе, что вырастет на обломках. И вырастет ли вообще хоть что-то.
Значит, что надо обсуждать? Правильно! Вообще закономерности существования «мира ЗС» и патологии ЗС. Лучше, если бы это делал сам «мир ЗС». Но... с этим есть проблемы, и, увы, отнюдь не частные.
ЗС – нормы и патология
«Мир ЗС» существует. И по отношению к нему действует как бы принцип квантовой дополнительности. Я не хочу называть «мир ЗС» «серым» или «черным» – это значит его заранее демонизировать. А так – «дополнительный», и все тут. В конце концов, есть ведь принцип дополнительности Нильса Бора в квантовой механике... А главное, мне не так важно, как это назвать. У меня другие исследовательские задачи.
Итак, закрытая социальная система – ЗС... Какая именно – пока даже не важно. Ну, банда, например... Или один из кирпичиков, слагающих здание того или иного разведсообщества.
Мне скажут: «Не путайте божий дар с яичницей!» Так я и не путаю. Я понимаю, что система системе рознь. Но если наука занимается поведением закрытых социальных систем, то она на время абстрагируется от каких-то качеств, присущих этим системам. Потом она к этому возвращается, но потом.
Кроме того, здесь есть та самая эластичность, без которой закрытость не существует. Специальная силовая структура может притворяться бандой, например. Скажете, что так не бывает? Ой ли! Точно знаю, что это вполне возможный случай. Вот только обсуждать эту тему не собираюсь.
Закрытость и открытость... Видимость и сущность... Взаимосвязь между первой и второй парой... На первый взгляд кажется, что это из сферы научных абстракций... Ан нет!
Что касается взаимосвязи, то, если видимость совпадает с сущностью, закрытая система либо лопается, либо превращается в открытую.
Можно предложить для относительной формализации этого обстоятельства такую схему (рис. 15).
Метрики ЗС или риск (и цена) закрытости
Вот все говорят: «Нормы морали, ценности, культурные императивы». Для открытых социальных массивов чем ближе видимость к сущности, тем лучше. Тут степень негативности социального феномена определяется величиной угла Альфа. Чем больше Альфа, тем негативнее феномен. Такова закономерность мира открытых структур.
Но вы не будете предъявлять такой счет, например, Рихарду Зорге. То есть требовать от него совпадения видимости и сущности. Это было бы нелепо, комично.
Но это одновременно и трагично. Потому что отказавшийся отвечать по такому счету – одновременно отказывается и от норм обычной человеческой жизни. Уводит всю эту жизнь на территорию дополнительности. А что значит для человека уйти на эту территорию? Что значит превратить свою жизнь в территорию, по сути, тотальной лжи, притворства, имитации? Это не бесплатное удовольствие. Соглашаясь на это, закрытая социальная система в целом и каждый из ее членов-элементов в отдельности подвергают себя огромному экзистенциальному, моральному, культурному риску.
С чем можно сравнить этот риск? (рис. 16).
С тем риском, которому подвергает себя космонавт, выходя из корабля в открытый космос. Системы жизнеобеспечения остаются на корабле. С кораблем его связывает, допустим, некий шланг. Что будет, если шланг оборвется? От чужой среды (открытого космоса) защищает скафандр (роль). Что будет, если скафандр окажется разгерметизирован?
Чем дальше выход из «своего» в «чужое», тем больше требований к шлангу, связывающему с космическим кораблем, и к скафандру. А также к автономным системам жизнеобеспечения, если они вмонтированы в скафандр.
Теперь представьте, что вы вышли из космического корабля (в нашем случае – из своей социальной макросистемы, из своего общества). На вас «скафандр роли», вас связывают с макросистемой шланги жизнеобеспечения (пресловутое «Центр – Юстасу», и не только). А потом вдруг начинаются неполадки с макросистемой. По шлангу ведь из корабля в скафандр поступают не только материальные ресурсы (что очень важно) и не только указания (что еще важнее). По нему поступают смыслы, тот воздух, который позволяет выжить в «чужом». Что если вдруг вместо кислорода начнет поступать азот?
Ведь я рассматриваю не медицинскую проблему, не проблему технических сбоев. Это проблема экзистенциальная. И она требует не диагноза (серьезные сбои, приводящие к летальному исходу). Для описания таких проблем человечество выработало другой язык. У него есть название – это язык трагедии.
