«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Но оспорить еще одно замечание Никитиной было трудно: «Нет в романе бедноты и нужды казачьей»15. Ставшая уже прошлым, эта жизнь видится светлой и радостной.
Как объяснить парадокс — Ф. Крюков, ставший в годы революции духовным вождем белого казачества, в предвоенные годы посвящает свои рассказы бедности и нужде казачьей, а ставший коммунистом М. Шолохов славит сытую, счастливую, привольную дореволюционную казачью жизнь? Ведь писали они о жизни казаков чуть ли не соседних станиц!
Ответ на этот вопрос коренится в дистанции, — не географической, а временной, отделяющей Шолохова от Крюкова, который был старше Шолохова на 25 лет. И хотя он начал печататься в 1892 г., а завершил свою жизнь в 1920-м, проза его принадлежала веку не двадцатому, но — девятнадцатому. До конца дней своих он так и не перешагнул из «золотого» века русской литературы в век «серебряный». В статье «Памяти П. Ф. Якубовича» — товарища по журналу «Русское богатство», который был для него образцом недосягаемого героизма (532—533), Крюков сказал: «Писатель он был старой веры и до конца дней своих остался ей неизменно верен» (534). «Старая вера» — это русское народничество, а П. Ф. Якубович не только в творчестве исповедовал народнические идеалы, — он и в жизни был крупным деятелем народничества, народовольцем, профессиональным революционером, в 1887 году приговорен был к смертной казни, замененной каторгой.
Журнал «Русское богатство» (его редактором был В. Г. Короленко) являл собой в начале XX века главный, да, пожалуй, и единственный печатный орган, который продолжил в литературе традиции крестьянских демократов 60-х и народников 70—80-х годов. Это были высокие и четко очерченные традиции гражданственности, служения народу, защиты крестьянства, всех оскорбленных и униженных на русской земле, традиции открыто тенденциозной литературы, поставившей себя на службу народу.
Это направление в русской литературе XIX века начиналось, как известно, в журналах «Современник», «Русское слово», «Отечественные записки», и дало читателю целый ряд блестящих имен: Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Писарев, Михайловский в критике; Некрасов, Салтыков-Щедрин, Н. Успенский, Помяловский, Глеб Успенский, Короленко... К этой когорте принадлежал в начале XX века и Федор Крюков.
«Как ни совестно, а приходится сознаться: хорошо, что есть великие покойники, — так начинает свою статью “Перевелись ли богатыри?”, посвященную 20-летию со дня смерти великого сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина, Ф. Д. Крюков. — Хоть около них, вокруг
их имени можно собраться, на миг сомкнув ряды, оглянуться и... помолчать в компании. Пусть тусклы, лишены огня эти слова, всячески урезанные и сжатые прессом чествования памяти, пусть останется от них чувство неудовлетворенности, и даже удручения, усугубляется сознание собственной малости и бессилия перед хрустальными курганами почивших богатырей, — но есть в них какая-то неуловимо трогательная черта, какое-то особое настроение, точно в немые зимние сумерки пришел к родным могилам, постоял в безмолвии у дорогих крестов, оглянулся на всю жизнь — свою и чужую — и в новом свете увидел скованную молчанием, саваном покрытую равнину за кладбищем. Безбрежная грусть, но и робкие надежды на грядущее пробуждение...» (523).
Эти слова поклонения и памяти, верности заветам «почивших богатырей» — русских крестьянских демократов — как и слова о «недосягаемом героизме» народовольцев, раскрывают сущность мировоззрения Ф. Д. Крюкова в начале века, которое получило выражение не только в его прозе и публицистике, но и в поступках. В пору революционного подъема 1905—1906 гг. Крюков выходит на арену общественной деятельности. Весной 1906 года он избирается депутатом Первой Государственной Думы от Области Войска Донского, членом фракции трудовиков (то есть крестьянских демократов), состоявшей в основном из крестьян. Позже Крюков вместе с товарищами по журналу «Русское богатство» выступит в роли создателя Трудовой народно-социалистической партии, ставившей целью защиту трудового крестьянства.
Выступления Крюкова в Думе были посвящены обличению существующих порядков и защите интересов трудового казачества. Его страстная речь в Думе 13 июня 1906 года близка тому, что он писал в рассказах и очерках. «Темнота, почти полная невозможность протеста или чрезвычайно тяжкие последствия его, бессилие едва пробуждающейся мысли, полная беспомощность опустошенной души — вот главные черты нынешнего казачьего звания» (519); «Невежество было признано лучшим средством сохранить воинский казачий дух» (518). В результате «простых, открытых людей труда» обращают в «живые машины, часто бессмысленно жестокие, искусственно озверенные машины», в «страшное орудие порабощения и угнетения народа в руках нынешней командующей кучки» (516).
С трибуны Государственной Думы Крюков говорит не только о невежестве казачества, но и о его нуждах: «...Если бы я мог перенести ваше воображение в мой родной край, то вы увидели бы теперь сухие, бурые степи с достаточным количеством солончаков, песков, оврагов и голых шпилей. Вы увидели бы пустые гумна с повалившимися плетнями. Вы увидели бы убогие хаты, крытые полусгнившей соломой. Вы увидели бы полураздетых, беспризорных детей, беспомощных, голодных стариков и старух. Вы узнали бы тупое, беспомощное горе и озлобление жителей моего родного края, озлобление нужды и невежества, которое долго культивировалось и вкоренялось искусственно, так как невежество предполагалось лучшим средством сохранить так называемый воинский казачий дух и, главным образом, девственную преданность начальству» (521—522).
Столь крайние оппозиционные настроения нашли свое выражение в том, что Крюков принял участие в протесте против разгона Первой Думы самодержавием, подписав 9 июля 1906 года в Выборге, вместе с 16-ю депутатами воззвание «Народу от народных представителей», за что на 3 месяца был заключен в петербургскую тюрьму Кресты. Он принял участие в митинге и в родной Усть-Медведице, где выступал на базарной площади вместе с будущим красным командиром Филиппом Мироновым и будущим белоэмигрантом студентом Скачковым, за что ему было запрещено проживание в пределах Области Войска Донского.
В 1906 году Крюков становится профессиональным литератором и окончательно связывает свою судьбу с народническим «Русским богатством». Его оппозиционные демократические настроения становятся все более определенными, а обличительный пафос творчества нарастает.
«...Вся душа кричала: за что? за что мы такие горькие?.. Вся немота и бедность тесной избы, каждый пропрелый угол, каждый изъеденный червоточиной косяк с тоской спрашивал: за что?.. Бессильно толкалась в тупике мысль: ничего не поделаешь! А дальше что? Ничего не поделаешь... Жгучая обида, отчаяние без граней... Ничего не поделаешь» (441), — таков лейтмотив творчества Крюкова перед войной.
Те, кто утверждает, будто в это время Крюков и написал первую книгу «Тихого Дона», не удосужились прочитать его произведения, иначе они не могли бы не обнаружить вопиющего несоответствия между умонастроением рассказов Крюкова предвоенной поры и «Тихим Доном», первая книга которого наполнена ностальгическим чувством влюбленности в «золотой век» предвоенной жизни казачества.
Это и о Крюкове, о его настроениях говорит в романе сотник Листницкий, готовый «уничтожать взбунтовавшуюся сволочь, этот проклятый “народ”, над участью которого десятки лет плакала и слюнявилась российская интеллигенция...» (3, 44). Правда, такими были настроения Крюкова в 1905—1913 гг., пока он еще не перешел на позиции Листницкого. А после февраля 1917 года, когда он перешел на эти позиции, Крюков не мог написать «Тихий Дон», но об этом позже.
Не только его мировоззренческие позиции, но и характер, пластика и стиль его рассказов находятся в решительном противоречии с мировидением и поэтикой «Тихого Дона».
Если главным творческим принципом романа «Тихий Дон» были последовательная объективность и полифонизм, то рассказы Крюкова этого периода, в развитие традиций демократической прозы второй половины XIX века, отличает нескрываемая тенденциозность, заданность идеи, и то, что в ту пору именовалось обличительством, иллюстративность, крайне слабая, часто недостоверная психологическая мотивированность поведения героев.
