«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Уроженец станицы Букановской А. Д. Солдатов, который родился и вырос в семье учителя и с детства хорошо знал П. Я. Громославского, пишет: «Никаким “литератором” он (Громославский. — Ф. К.) не был и за всю свою жизнь не написал не только ни одного листка в журнал или в газету, но даже не выписывал ни одной стоящей газеты, кроме разве черносотенной газеты “Свет”.
И будучи в детстве другом его среднего сына Василия, бывая у них в доме, я не видел у них ни книжного шкафа, ни книг»118.
Что касается сыновей Громославского, Ивана и Василия, то оба они служили псаломщиками, Василий — в Тамбове, Иван — на Дону; Василий окончил духовное училище, Иван позже — Вёшенское педучилище, преподавал в начальной школе. Василий в 1930 году арестован, в 1932 году выпущен из тюрьмы, в 1938 году арестован снова за «антисоветскую агитацию, распространял клевету на партию и ее руководство»119. Ни один из братьев Громославских к литературе никакого отношения не имел.
При подобном отношении к фактам и документам можно «доказать» все, что угодно, даже такую нелепую мысль, будто автором «Тихого Дона» мог быть тесть Шолохова, бывший станичный атаман и пономарь Громославский. В действительности никакого отношения к мифическому «кованому сундучку» Крюкова Громославский не имел и иметь не мог.
Имеются документальные свидетельства об обстоятельствах кончины Крюкова, одно из них было приведено выше. Несколько иная информация об обстоятельствах смерти Крюкова содержится в книге М. Астапенко «Его называли автором “Тихого Дона”» (Ростов-на-Дону, 1991): «Как рассказала мне Мария Акимовна Асеева (хранительница архива Крюкова. — Ф. К.), со слов очевидцев знавшая о последних днях жизни Крюкова, он прибился к группе табунщиков, угонявших на Кубань лошадей. Стоял февраль 1920 года, было холодно и вьюжно, истощенный организм писателя не выдержал напряжения и невзгод отступления: Крюков заболел тифом. 20 февраля (4 марта) 1920 года у станицы Новокорсунской, недалеко от существовавшего тогда монастыря, Федор Дмитриевич сделал последний вздох в своей жизни... Похоронили его у монастырской ограды, в ждущей новой весны и жизни кубанской земле...»120.
Вл. Моложавенко в статье «Об одном незаслуженно забытом имени» пишет: «О последних днях писателя мне рассказывали его сверстники, глазуновские старожилы Дмитрий Филиппович Мишаткин и Никита Куприянович Мохов, а также крестница Ф. Д. Крюкова — Евдокия Моисеевна Мишаткина, проживающая сейчас в Глазуновской, и племянник его — Дмитрий Александрович Крюков, ныне ростовчанин...»121. Как видим, среди сопровождавших в последний путь Крюкова Петра Громославского не было. Да и не могло быть, поскольку в начале 1920 года он находился в тюрьме в Новочеркасске, о чем М. А. Шолохов писал в своей автобиографии в 1937 году: «Отец жены — Громославский П. Я. до Октябрьской революции был станичным атаманом ст. Букановской Хоперского округа, затем почтарём. В 1919 году во время Верхне-Донского восстания против Советской власти со своим старшим сыном добровольно вступил в красную Слащевско-Кумылженскую дружину, летом в этом же году был захвачен в плен белыми, предан военно-полевому суду и приговорен к 8 годам каторги, которую и отбывал в новочеркасской тюрьме вплоть до занятия его в начале 1920 г. красными войсками...»122.
Подтверждение этим сведениям мы находим и у такого объективного и независимого свидетеля, как Е. Г. Левицкая. Она писала очерк о своем пребывании в Вёшенской в 1930 году: «У Марии Петровны (жены Шолохова. — Ф. К.) большая родня: отец, мать, сестры — три, брат. Сестры учительствуют в разных местах. Отец, Громославский, бывший атаман, пошел добровольцем в Красную Армию, и когда белые захватили Букановскую, он был арестован, четыре месяца дожидался смертной казни, а затем получил восемь лет каторги. Освободили его красные. Этакой бравый казачий офицер с седыми усами и отличной военной выправкой»123.
Приведем также свидетельство донского писателя Василия Воронова, опубликовавшего биографическую книгу «Юность Шолохова».
В предисловии к ней сын писателя — М. М. Шолохов — отмечает: «Автор <...> проделал большую работу, <...> собрав воедино все значительные факты... Достоверность этих фактов не вызывает сомнения». О Петре Яковлевиче Громославском В. Воронов сообщает: «Бывший атаман станицы Букановской, Громославский был мобилизован насильно белым атаманом, генералом Гусельщиковым, но не подчинился приказу, а во время Вёшенского восстания с двумя сыновьями ушел к красным. В одном из боев попал в плен и был приговорен военно-полевым судом на каторжные работы. Из Новочеркасской тюрьмы его освободили в январе 1920 года отряды кавалерийского корпуса Думенко»124.
И, наконец, еще одно свидетельство — близкого друга Шолохова Петра Кузьмича Лугового, бывшего первым секретарем Вёшенского райкома партии в 30-е годы:
«Замечательным стариком был Петр Яковлевич Громославский. До Советской власти он служил атаманом Букановской станицы. Но это был не реакционный, а, так сказать, нейтральный атаман. Белогвардейские власти посадили его в новочеркасскую тюрьму за то, что он не отступил с белыми. Освободила его Красная Армия, занявшая Новочеркасск, в то время областной центр донского казачества.
Петр Яковлевич был высокий, полный, стройный человек с громким голосом и с уже седой головой. Он во многом помогал Шолохову по хозяйству, организовывал доставку дров, фуража, добывал муку, зерно и другие продукты»125.
П. К. Луговой написал свои воспоминания в 1961 году, незадолго до смерти; Е. Г. Левицкая свой очерк — в 1930 году, после того, как побывала в гостях у Шолохова. Они, конечно же, не могли даже предположить, что в семидесятые годы кому-то может прийти в голову выдать П. Я. Громославского за автора «Тихого Дона» и для доказательства этой нелепой идеи сделать его белогвардейцем.
Таковы неопровержимые аргументы в пользу того, что в 1919—1920 годы Громославский не был в белой армии и не отступал в ее рядах вместе с Ф. Д. Крюковым. И, наконец, последний аргумент: если бы бывший атаман Букановской станицы П. Я. Громославский и в самом деле был в белой армии, он вряд ли остался бы в живых в 20-е и последующие годы, когда арестовывались и безжалостно уничтожались на Дону практически все участники белогвардейского движения.
Когда стало ясно, что Громославский никак не мог сопровождать уходившего с белой армией Крюкова, поскольку воевал на стороне красных и сам в это время находился в белогвардейской тюрьме, «антишолоховеды» придумали другой, не менее фантастический вариант того, как рукописи Крюкова якобы оказались в распоряжении Шолохова.
«В начале 1920 года у дома П. Я. Громославского остановилась подвода, — эпически начинает свой рассказ о рукописях Крюкова в книге «Судьба романов» М. Мезенцев. — <...> Казак просил помощи. <...>
Он рассказал, что в станице Новокорсунской (где умер Крюков. — Ф. К.) поддался просьбам очень влиятельных людей из числа казачьей старшины, захватить с собой для передачи в станицу Глазуновскую Марии Крюковой окованный сундучок, чувал одежды и переметные сумы. — Довез все в целости, — сказал казак. Ехать еще и в Глазуновскую — 70—80 километров в один конец, он не собирался. Держать у себя вещи в такое время — тем паче»126.
Так крюковские рукописи оказались в распоряжении «писателя» Громославского и его будущего зятя «с доставкой на дом»: в сундучке, фантазирует Мезенцев, «почти две тысячи рукописных страниц, исписанных очень красивым, каллиграфическим почерком»; в переметных сумах — «многие страницы <...> написаны “химическим” карандашом, <...> с разноцветными закладками, на которых значились даты, названия населенных пунктов»127.
Предусмотрительный Громославский переметные сумы подменил — хромовые на сыромятные, изъял из них часть рукописей, и две недели спустя вернул добро — сундучок, мешок и переметные сумы — приехавшему из Глазуновской посыльному.
