«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Вернулся ли Крюков в конце жизни, в нарушение своих слов, к теме тихого Дона, — вопрос, заслуживающий особого рассмотрения.
ЛЕГЕНДА О «КОВАНОМ СУНДУЧКЕ»
«Кованый сундучок» Крюкова, в котором якобы хранилась рукопись «Тихого Дона», неизвестными путями попавшая в руки Шолохова, — исходный будто бы существовавший в реальности факт, положенный «антишолоховедением» в основание «крюковской» версии возникновения романа.
Версия о «кованом сундучке» с некими рукописями Крюкова вошла в обиход с легкой руки журналиста Вл. Моложавенко, опубликовавшего статью «Об одном незаслуженно забытом имени» (газета «Молот». Ростов-на-Дону. 1965. 13 августа). В ней рассказывались история жизни и трагической кончины Ф. Д. Крюкова в феврале 1920 года во время отступления белой армии на Кубани. «В жарком тифозном бреду, — писал Вл. Моложавенко, — когда удавалось на миг-другой взять себя в руки, укоризненно оглядывая станичников, сманивших его в эту нелегкую и ненужную дорогу, судорожно хватался за кованый сундучок с рукописями, умоляя приглядеть: не было у него ни царских червонцев, ни другого богатства, кроме заветных бумаг. Словно чуял беду... Бесследно исчезли рукописи...»105.
В статье Вл. Моложавенко не было даже и намека, что речь идет о рукописи именно «Тихого Дона». Вдобавок статья изобиловала неточностями — Крюков скончался не на «безвестном хуторе на берегу Егорлыка», а около станицы Новокорсунской на Кубани. И никто не «сманивал» Крюкова в эту, будто бы «ненужную» ему дорогу, — Крюков отступал с Донской армией. Он не был в обозе, не тащился со скарбом в качестве беженца на подводе, — но отступал с регулярными частями как боевой офицер. 25 февраля 1920 года в екатеринодарской газете «Утро Юга» была опубликована заметка известного донского историка и политического деятеля С. Сватикова «Федор Дмитриевич Крюков». В ней сообщалось о смерти писателя 20 февраля: «При отходе армии на Кубань Федор Дмитриевич покинул родной Дон одним из последних. Еще год назад, когда волны красных надвинулись на Дон, Федор Дмитриевич покинул парламентскую работу, отказался от звания секретаря Донского круга и пошел в ряды войск... Федор Дмитриевич не покинул рядов армии и в тяжкую эпоху отхода с родной территории Дона. Сыпной тиф сделал то, чего не довелось сделать пуле красноармейца»106.
В статье «Последняя страница... (Памяти Донского писателя Ф. Д. Крюкова)» в журнале «Казачий путь» (Прага, 1926) участник этого отступления Вл. Мельников рассказал, каким он увидел Крюкова в его последние дни:
«В дубленом полушубке и в мокрых валенках, с надвинутым треухом на глаза <...> Просили мы его в вагон зайти, погреться: “Нет. Я не пойду. Еще есть силы. Вот заберите женщин да детей”. <...> И горестно поникнув головой, он дальше зашагал по грязи невылазной»107.
Вечером в ответ на просьбы спутников «сберечь себя» Крюков согласился идти на ночлег в вагон. К ночи он уже потерял сознание. Начался бред. Через два дня Ф. Д. Крюков умер108.
Как видим, в этой печальной картине «отступа» белой армии — «дорогами железными, проселками степными»109, и последнего страстно?го пути певца белого казачества Ф. Д. Крюкова нет места «кованому сундучку» с рукописями: словом не обмолвился в своих воспоминаниях о «сундучке с рукописями» и его приемный сын Петр Федорович Крюков, отступавший вместе с отцом и позже выехавший в эмиграцию. В альманахе «Казачий исторический сборник» (Париж)
П. Ф. Крюков опубликовал свои воспоминания об отце, где нет ни намека на эту историю с «сундучком» Ф. Д. Крюкова110.
История с этим сундучком, на которую столь смело опирается «антишолоховедение», — очевидный журналистский апокриф, как и связанная с легендой о «сундучке» история, будто во время отступления Донской армии на Кубань Крюкова сопровождал будущий тесть Шолохова Петр Громославский.
«Когда Красная Армия в декабре 1919 года подошла к Новочеркасску, все войсковые управления стали эвакуироваться на Кубань. Вместе с Донской армией отступали также Ф. Д. Крюков и П. Громославский. <...>
Есть свидетельства, что Громославский помогал Ф. Д. Крюкову, а после смерти последнего похоронил его с группой казаков недалеко от станицы Новокорсунской. Можно предположить поэтому, что именно Громославскому досталась какая-то часть “кованого сундучка” с рукописями Крюкова, о котором пишет В. Моложавенко в газете “Молот”. <...> ...Громославский не продолжил путь на юг, а вскоре вернулся в станицу Букановскую к своей семье», — пишет Рой Медведев111.
Миф создается без каких бы то ни было ссылок на источники, на адресат тех «свидетельств», на основании которых он выстраивается. Р. Медведев объявляет бывшего станичного атамана церковного пономаря П. Громославского даже писателем: «По имеющимся у меня сведениям, тесть Шолохова Петр Громославский был не только казаком, а в прошлом писарем казачьего полка, но и литератором, хотя и посредственным, но отнюдь не начинающим. Неизвестно, какое он имел казачье звание, но известно, что в 1918—1919 годы он принимал посильное участие в белоказачьем движении и был в Новочеркасске одним из сотрудников газеты “Донские ведомости”, которую редактировал в то время известный русский и донской писатель Ф. Д. Крюков. Печатался Громославский и в некоторых других донских газетах и журналах. Есть сведения, что и старший сын Громославского (то есть шурин Шолохова) стремился к литературной деятельности и успел кончить литературный факультет в Петрограде»112.
Для дипломированного историка, каковым является Р. Медведев, некорректно, оперируя заявлениями типа «есть сведения», «есть свидетельства...», избегать при этом конкретных ссылок на эти сведения и свидетельства. В результате уже не только Шолохов, но и Громославский объявляется «соавтором» «Тихого Дона». Как пишет Солженицын, С. Стариков, соавтор Р. Медведева по книге о Филиппе Миронове, заявил, будто он, Стариков, «знает: кто “дописывал” “Тихий Дон” и писал “Поднятую целину”, — опять-таки не Шолохов, но тесть его Петр Громославский, в прошлом станичный атаман (а еще перед тем, кажется, дьякон, снявший сан), но еще и литератор; он был у белых, оттого всю жизнь потом затаясь; он был близок к Крюкову, отступал вместе с ним на Кубань, там и похоронил его, завладел рукописью, ее-то, мол, и дал Мишке в приданое вместе со своей перестаркой-дочерью Марией <...> А после смерти Громославского уже никак не писал и Шолохов»113.
Сын М. А. Шолохова, Михаил Михайлович, в своем письме ко мне по поводу этих заявлений Р. Медведева сообщил: «П. Я. Громославский никуда из Букановской станицы (кроме новочеркасской тюрьмы) не выезжал и никогда на Кубани не был. Так же как и сын его Иван никогда не был в Петербурге и не мог там учиться в университете».
«Антишолоховедение» опирается лишь на слухи, домыслы, а то и прямые выдумки.
История с П. Я. Громославским, какой она предстает на страницах «антишолоховедения», — еще один красноречивый и типичный пример того, как «антишолоховеды» обращаются с фактами, каков их «научный» уровень.
М. Мезенцев в книге «Судьба романов. К дискуссии по проблеме авторства “Тихого Дона”» заявлял, что П. Я. Громославский был не просто литератором, — «у него даже был псевдоним — П. Славский»114.
Называя литературный псевдоним Громославского — «Славский», Мезенцев, что редкость для «антишолоховедов», делает ссылку на источник этой информации: «См.: Памятная книжка области войска Донского на 1915 год. — Новочеркасск, 1915, с. 81»115. Открываем 81 страницу этого справочника за 1915 год. Здесь дан официальный список станичных атаманов Хоперского округа, где фамилия атамана станицы Букановской обозначена так: «Петр Як. Славский»116. Совершенно очевидно, что это — обычная опечатка, а никакой не литературный псевдоним. Такой же выдумкой являются и утверждения, будто П. Я. Громославский сотрудничал в «Донских ведомостях» и в других газетах и журналах, — не существует ни одного доказательства на этот счет, ни одной ссылки хоть на какие-то публикации Громославского. Хорошо знавший Громославского критик Ю. Б. Лукин, многократно бывавший в Вёшенской, свидетельствует: «Версий о плагиате было много, семь или восемь, назывался не только офицер, но и учитель то одной станицы, то другой, назывался даже тесть Шолохова, Петр Громославский, бывший станичный атаман. Я его хорошо помню, но он, кроме как о рыбалке, стерлядке, других тем не признавал и тем более никогда ничего не сочинял»117.
