Зарубежная литература XX века: практические занятия - Коллектив авторов (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Литература для дальнейшего чтения
Олдридж Дж. Самодовольство Герцога //Дж. Олдридж. После потерянного поколения. М, 1981. С. 141 – 146.
Денисова Т. Беллоу // Писатели США. М.: Радуга, 1990. С. 36 – 39.
Зверев A.M. Владеть собственной душой // Иностранная литература. 1990. № 12. С. 211-218.
Мишель Турнье
Michel Tournier
род. 1924
ПЯТНИЦА, ИЛИ ТИХООКЕАНСКИЙ ЛИМБ
VENDREDI OU LES LIMBES U PACIFIQUE
1967
Русский перевод И.Я. Волевич (1992)
Об авторе
Среди современных французских писателей Мишель Турнье занимает особое место. В своем творчестве он опирается на мифы, легенды, широко известные истории, но дает им совершенно новое наполнение, открывает возможности для неожиданных интерпретаций. При этом писатель всегда придерживается традиционной романной формы, остается чужд экспериментам в области стиля, пишет классически ясным языком. Его можно было бы с полным правом назвать продолжателем рационалистической традиции французской прозы, но вместе с тем и новатором, генерирующим нестандартные идеи и неожиданные подходы. Такое сочетание прежде всего обусловлено талантом писателя, но во многом объясняется и его образованием.
Турнье учился в Сорбонне на философском факультете, а затем четыре года стажировался в Германии, где интенсивно изучал работы немецких мыслителей. Именно в философствовании он видел единственное настоящее призвание человека, однако в силу сложившихся жизненных обстоятельств профессиональным философом не стал. Турнье посвятил себя литературе, где реализовал свое пристрастие к постановке концептуальных вопросов, к полемике и к осмыслению глубинных проблем человеческого бытия.
В своих произведениях («Лесной царь», 1970; «Метеоры», 1975; «Гаспар, Мельхиор, Балтазар», 1980; «Жиль и Жанна», 1983; «Золотая капля», 1985) он размышляет о времени, смерти, знании, цивилизации, религии и т.д. Читатели его книг оказываются втянуты в захватывающую интеллектуальную игру, в ходе которой ломаются привычные представления о давно знакомом и на глазах рождается другой взгляд на мир.
О произведении
Первым произведением Турнье, в котором он сразу же показал себя сложившимся и оригинальным писателем, стал роман «Пятница, или Тихоокеанский лимб». За эту книгу он был удостоен премии Французской Академии, а через несколько лет, в 1975 году, адаптировал свой роман для детей и опубликовал его под названием «Пятница, или Дикая жизнь». На сегодняшний день это одна из лучших книг для юношества, тогда как первоначальный «взрослый» вариант стал классикой французской прозы. Думается, причина такой популярности обеих версий романа заключается в том новом и, как оказалось, глубоко современном взгляде на известную со времен Даниэля Дефо историю человека, оказавшегося в полном одиночестве на необитаемом острове.
Именно один из первых новоевропейских романов, «Робинзон Крузо» (1719) Дефо, послужил толчком к созданию романа Турнье и лег в основу его фабулы. Обе книги рассказывают о Робинзоне Крузо, моряке из Йорка, который в результате кораблекрушения оказался один на необитаемом острове и только через двадцать восемь лет вернулся в цивилизованный мир. Дефо, повествуя о судьбе Робинзона, показал, что только благодаря достижениям цивилизации он смог выжить на острове, сохранить человеческий облик, преобразовать природу и приобщить к европейским ценностям юношу из племени дикарей по имени Пятница. Роман Дефо утверждает преимущества окультуренного образа жизни над дикой природой, рационалистического подхода к миру над чувственным, порядка над хаосом. Его Робинзон предстает подлинным человеком Нового времени, оказавшим благотворное, цивилизующее влияние на окружающий мир и представителя другой, неевропейской, культуры. В романе французского писателя смысловые акценты ставятся иначе, а персонажи меняются местами.
В послесловии к «Пятнице, или Дикой жизни» Турнье писал: «Однажды я прочитал "Робинзона Крузо" Даниэля Дефо – персонаж Пятницы там совершенно потерялся на фоне Робинзона и был принесен ему в жертву. Тогда я решил переписать историю, вернув Пятнице подобающее ему место. Теперь не Робинзон преподносит Пятнице уроки цивилизованной жизни, а наоборот – Пятница обучает своей дикой жизни Робинзона». «Детская» версия романа повторяет сюжет книги для взрослых, но в последней метаморфоза, произошедшая с Робинзоном, имеет более сложное объяснение и не исчерпывается восходящей к Руссо идее о превосходстве наивной мудрости юноши-дикаря, живущего в гармонии с природой, над застывшими ценностями европейца.
В первых главах романа Турнье показывает, что Робинзон, оказавшись на острове в результате крушения корабля «Виргиния», испытывал чувства, вполне естественные для человека, пережившего катастрофу и оказавшегося в полном одиночестве на небольшом клочке земли среди бескрайних океанских просторов. Поначалу он даже не допускал мысли о том, что остров может быть необитаем, и первым делом отправился на поиски людей. Но как только Робинзон понял, что абсолютно одинок, в его душу вселились печаль, страх и отчаяние. Он перестал слушать голос разума и оказался во власти иррационального начала:
...он испытывал неодолимое отвращение к любым действиям, рассчитанным на длительное пребывание на острове. Робинзон убеждал себя, что долго он тут не задержится, а кроме того, какой-то суеверный страх нашептывал ему, что, тратя усилия на устройство здешней жизни, он упускает шанс на скорое избавление от нее. Вот почему он упрямо сидел спиной к острову и во все глаза глядел на выпуклую серебристую морскую гладь, откуда должно было прийти спасение.
Но вскоре Робинзону стало очевидно, что бездействие может привести к потере рассудка, и страх перед такой перспективой заставил его предпринять активные шаги.
Жизнь Робинзона на острове прошла несколько этапов. Первый был вызван его нежеланием принять факт пребывания на острове и верой в возможность скорого избавления. Все действия Робинзона в этот период были направлены на создание средств, способных ускорить вожделенный миг воссоединения с другими людьми. Он придумывал и сооружал различные сигнальные приспособления, с отчаянным упорством строил судно, на которым рассчитывал достичь западного чилийского побережья. Своему боту герой дал символическое название «Избавление» и, влекомый этим магическим словом, строил его с отчаянным упорством. Робинзон работал, не жалея сил, как одержимый. Его неистовая, почти сумасшедшая поглощенность одной мыслью точно передается в эпизоде с Тэном, собакой с борта «Виргинии», которая тоже уцелела во время шторма. Она не признала строителя бота и отскочила от него в страхе. В тот момент Робинзон склонен был приписать такое поведение Тэна скорби по прежнему хозяину или же сумасшествием бедного пса, пережившего столько испытаний. Но позднее он вспомнил этот эпизод и объяснил его иначе: испуг собаки был вызван одичавшим, нечеловеческим видом самого Робинзона.
Неудачный исход предприятия по строительству судна поверг героя в исступленное отчаяние, и он, столько месяцев карабкавшийся вверх к заветной цели, стремительно скатился вниз, в жидкую грязь кабаньего болота. Второй этап существования Робинзона на острове – это его прозябание в болоте, ставшем символом животного начала в человеке. Из-за неудачи с «Избавлением» он ощутил, что отныне обречен на одиночество, изъят из сообщества себе подобных, что «люди – его братья по разуму – поддерживали Робинзона в человеческом состоянии незаметно для него самого, и, когда они внезапно исчезли, он ощутил, что не может устоять на ногах в этой пустоте».
Потеряв веру и перестав следовать голосу разума, Робинзон стал превращаться в существо, живущее только самыми примитивными желаниями. Его моральную и интеллектуальную деградацию Турнье передает через описание внешнего облика, используя весьма красноречивые образы и сравнения: «...все его тело – спину, бока, бедра – покрывала короста из засохших экскрементов. Волосы на голове и в бороде свалялись, и их спутанная масса почти целиком скрывала лицо. Руки, превратившиеся в узловатые обрубки, теперь служили ему только для передвижения: когда он пытался встать, голова кружилась, его валило с ног. Физическая слабость, мягкий песок и теплая тина, а главное, душевный надрыв сделали свое дело: теперь Робинзон мог лишь ползать, извиваясь, как червяк».