Зарубежная литература XX века: практические занятия - Коллектив авторов (мир бесплатных книг .TXT) 📗

У Роб-Грийе описания не несут в себе никакого иного смысла, кроме передачи наличной действительности; мир для него «не является ни значимым, ни абсурдным, он просто есть». Эту мысль он подчеркивает и в обращении к читателю, которое предваряет роман «В лабиринте»: «Автор приглашает читателя увидеть лишь те предметы, поступки, слова, события, о которых он сообщает, не пытаясь придать им ни больше, ни меньше того значения, какое они имеют применительно к его собственной жизни или его собственной смерти».

Описания вещей в романе не сопровождаются психологическим комментарием. Автор может, например, предположить, что круглый след на столе оставлен пепельницей или что в таком-то месте комнаты стояло кресло. Но его пояснения касаются вещей как таковых и не выходят за рамки предметного мира. Более того, описания постоянно разрастаются, дробятся, повторяются. В романе несколько раз возникает описание мушиной тени (или нити накаливания в электрической лампочке?), предмета крестообразной формы, напоминающего кинжал, чугунной опоры уличного фонаря, следа от ботинок на снегу и т.д. Каждый раз автор привносит в них новые детали, расширяет и углубляет, но иногда противоречит сам себе, путается. Такая техника рождает эффект, прямо противоположный ощущению от мира вещей в романах Бальзака. У читателя не остается никакого представления об объективной действительности, он не может воссоздать целостную и законченную картину. Правдоподобие описаний оборачивается иллюзией реальности, которая распадается на глазах.

Роб-Грийе считает, что в литературе XX века техника описаний неукоснительно эволюционировала и «новый роман» лишь продолжает непрерывное развитие жанра, обусловленное изменившимся обликом мира, в котором «рушится все – старые конструкции и старые догмы». По этой причине писатель не может более претендовать на статус всеведущего автора; он способен передать только свое субъективное видение мира. В статье «Новый роман...» он пишет: «В моих романах... любая вещь не просто описывается человеком, но этот человек менее нейтрален, менее беспристрастен, чем кто бы то ни было: напротив, он всегда вовлечен в такие захватывающие эмоциональные приключения, что зачастую они искажают его видение и вызывают у него фантазии, похожие на бред».

Писатель создает не объективный, а подчеркнуто субъективный мир, увиденный глазами одного человека, возможно, того самого «я», которое появляется в первом и последнем предложении романа. Точка зрения этого «я» ограниченна, как взгляд любого человека. Отсюда ощущение изменчивости и ненадежности изображаемого, которое еще более усугубляется отсутствием четкого представления читателя о повествователе. Роман строится так, что роль рассказчика может быть приписана разным людям (солдату, врачу, автору), а сама история нередко предстает как видение, бред больного или сон.

В романе не только многократно описываются одни и те же предметы, но постоянно повторяются схожие эпизоды. Солдат блуждает по лабиринтам города, пересекая перекрестки, как две капли воды похожие друг на друга; все время встречает мальчика в темной накидке и берете; несколько раз видит настольную клеенку в красно-белую клетку и фотографию мужчины в военной форме; неоднократно заходит в кабачок, который появляется на картине «Поражение под Рейхенфельсом», а затем оказывается на пути усталого солдата. Важную роль в романе играет первое описание кабачка, точнее, картины, его изображающей. Если до этого эпизода Роб-Грийе просто чередовал линии, связанные с солдатом и комнатой, то здесь впервые описания начинают перетекать друг в друга. Постепенно читатель теряет ощущение того, что же он видит в данный момент: настоящее кафе, заполненное обывателями и военными, картину в лакированной раме или же несколько картин, нарисованных на одну тему. Этот эпизод, как и многие другие, двоится, троится, зеркально отражается. Изображенные на картине люди – солдат, мальчик, хозяин кафе, мужчина с тростью, официантка – словно бы оживают и становятся героями романа, потом вновь возвращаются на полотно и вновь оживают.

Роб-Грийе строит повествование так, что грань между этими «переходами» оказывается совсем незаметной, как, например, в нижеследующем отрывке:

Первый абзац, очевидно носит повествовательный характер, что подчеркивается глагольными формами прошедшего времени и упоминанием о действиях людей. Вторая часть отрывка представляет собой описание того же кафе, но, скорее всего, уже на картине. Автор вновь упоминает о пустом стакане солдата, но рядом с ним изображает других посетителей (в предыдущем абзаце зала была безлюдной). Говоря о мальчике, он употребляет выражение «на переднем плане», используемое именно при описании картин.

Роман Роб-Грийе оказывается насквозь запутанным, наполненным вопросами, тайнами и загадками. Он напоминает детектив, что, заметим, характерно для творчества писателя. Однако в отличие от детективов его романы не дают ответов на вопросы и клубок загадок никогда не разматывается до конца. Так, даже в финале анализируемого произведения, когда в повествование вклинивается голос врача, как бы подытоживающего всю историю, предположение об его авторстве и долгожданном прояснении смысла вновь оказывается обманчивым и книга возвращается к своему началу. Читатель не имеет точного представления о том, что в изображаемом Роб-Грийе мире является реальностью, а что нет. Причем автор усугубляет его сомнения неточностью описаний одних и тех же предметов, а также фразами типа «должно быть...», употреблением театральной терминологии («план», «сцена», «персонажи» и т.д.), наконец, собственной неуверенностью в том, что и как он описывает:

Роб-Грийе намеренно обнажает подобные места и всячески подчеркивает литературный характер изображаемого. Именно так он просит воспринимать его книгу и прямо говорит, обращаясь к читателю, что «этот рассказ – вымысел, а не свидетельство очевидца». Одновременно писатель подчеркивает, что в его книге «описана действительность неукоснительно реальная». Для Роб-Грийе между этими двумя высказываниями нет противоречия. В своем творчестве он не стремится к правдоподобию, а воссоздает реальность воображаемого, сконструированного в сознании мира. Метафорическое название его книги несет в себе этот смысл: солдат, идущий по лабиринту города, это только повод подтолкнуть читателя к движению по лабиринту авторского сознания.

Роб-Грийе открывает читателю все возможные варианты описаний, построения сцен, развития повествования. Смысл творчества писателя, таким образом, состоит в самом творчестве, в том как сделать произведение, «в манере высказывания». Для писателя, по его собственным словам, это единственный способ придать смысл реальности: