Пути. Дороги. Встречи - Сидоров Георгий Алексеевич (серия книг TXT) 📗
— Так вот куда ты спешила! — ещё раз посмотрел я на сидящую на ветле выдру. — Выходит, что эвенки правы. Озеро дышит! Оно всё в огромных полыньях. Живут в нём ящеры или нет, не важно. Удивительно то, что в лютые морозы его гладь не замерзает!
Сделав для себя такое открытие, я направился догонять ребят.
Как и говорил наш проводник, первую ночь на древней кочевой дороге мы провели на северной оконечности озера. Здесь было много сушняка, и надья у нас получилась как полагается.
Но второй ночлег на чистом, плоском, без единого деревца бескрайнем болоте сулил быть мучительным.
— Надо наломать мелкой сухой сосны, хоть редко, но она есть, — распорядился Николай, останавливаясь. — Здесь всегда ветра, даже в мороз, поэтому давайте готовить серьёзный бивак. Если ночью начнёт дуть, нам несдобровать.
Ребята, бросив нарты, занялись поисками мелкого болотного хвороста, а мы с Николаем, достав из мешка ножовку, занялись приготовлением снеговых кирпичей. У эвенка была идея построить четыре стенки и внутри них развести маленький костёр. Но в ходе работы мне удалось подкинуть ему идею о возведении круглого помещения наподобие эскимосской иглу.
— Ты давай строй, а я буду тебе таскать снег, — согласился эвенк. — Я тунгус, в эскимосы записался ты. Так что, давай, — подбодрил он меня.
Нечто подобное раньше я уже возводил, поэтому, быстро начертив на плотном снегу круг, я начал строительство. Через час ко мне присоединился H.Л.
— Всё равно в округе нескольких километров сушняка нет. То, что было, вон! — показал он на небольшую горку хвороста. — Вся надежда на твою иглу. Поэтому давай сооружать её вместе.
На закате наше убежище фактически было готово. В отличие от эскимосского, на сферическом его потолке для выхода дыма мы оставили небольшое отверстие.
— Давайте возьмём снеговой камень и, когда дрова прогорят, им заткнём нашу дырку, — сказал Старков. — Как никак будет немного теплее.
— И здоровенной снежной плитой закроем вход, — развил я его МЫСЛЬ.
Помещение было небольшим. Каких-то четыре шага в диаметре. Но оно нас вполне устраивало. Правда, от нашего сушняка дым стоял в нём такой, что мы не знали куда от него деться. Почему-то тяги никакой не было. Он наполнил иглу, и дышать можно было только лёжа.
Ну и придумал же ты хоромы! — ворчал эвенк. — Поставили бы стенки из снега и хватило бы.
— Но мы же, фактически, без дров! — оправдывался я. — Так дыры заткнём, надышим, понятно, что будет не тепло, но всё равно, не как на улице…
Мы кое-как вскипятили чай и даже обрадовались, когда, наконец, наши дрова закончились.
— Лучше в холоде, но хоть можно дышать, — философски заметил Н.Л.
— Я за всю жизнь столько не плакал, сколько сегодня, — вытирая воспалённые глаза, улыбнулся Сергей.
— В таком случае, затыкаем дыры и превращаемся в эскимосов! — скомандовал я.
— Это вы с Николаем у нас заделались эскимосами, так одеты, что вам и на улице можно, а что с нами к утру будет? — погрустнел Н.Л.
— Думаю, что все нормально, сейчас мы принесём всем наши одеяла и ещё мою куртку. Под всем двойным да на оленьей шкуре с собаками под боком — вам будет не хуже, чем нам! — успокоил я ребят.
Через несколько минут, запаяв все щели в снежной хижине, мы улеглись рядом друг с другом с намерением поскорее уснуть. На самом деле в иглу с каждой минутой становилось всё теплее и теплее.
— Надо же, — сказал Н.Л. — И вправду жить можно! Самое большое минус десять, а за стеной все тридцать, а то и больше!
— Вот видишь, — сказал я. — А вы не верили! Завтра встанем как огурчики!
Но ни назавтра, ни напослезавтра мы из своей снежной хижины так и не ушли. Ночью над тайгой начал бушевать сильный ветер, а под утро разразилась такая пурга, что невозможно было выйти из хижины. Ветер валил с ног, а снег забивал глаза и проникал во все отвороты на одежде.
— Что бы мы делали за твоими эвенкийскими стенками без топлива? — кольнул Николая Н.Л. — То ли дело — эскимосская хижина! Скоро мы в ней все обэскимосимся, обратно придём, на эскимосском разговаривать будем…
— Бабушка говорит, что и предков эвенков, и предков остяков, и предков всех других народов Сибири научили жить на Севере древние эндри. Потому ты и стал строить снежный чум, что знал, как он делается, и знания о его строительстве у тебя в крови. Н.Л. тебе помогал, как будто всю жизнь лепил такие вот хижины. А мы, — показал он на холодные снежные стены норы, — в снегу рыть не умеем…
От сказанного эвенком мы все растерялись. Николай указал нам на родовую память! И на самом деле мы строили с Н.Л. снежный домик ни как попало, а именно таким, каким он должен быть. А кто нас учил? Просто взялись в состоянии стресса.
— Так что, не обэскимоситесь! — заключил эвенк. — Это когда-то предки эскимосов обэндрились. Или обрусились…
— У тебя не бабушка, а настоящий профессор по истории Сибири, — сказал Н.Л. — Да и ты не так прост, уж очень внимательный.
Под слоем снега и завывание ветра мы спали, ели и разговаривали. Безделье всех сильно угнетало. Но делать было нечего. Пурга на безбрежной равнине — страшнее не придумать! Идти в такую погоду было невозможно. Но, наконец, под утро третьего дня ветер стих. Вместо него ударил мороз. Поэтому, наскоро собравшись, мы, как говорил эвенк, погнали свой аргиш дальше. Решено было на обратном пути снова заночевать в снежной хижине. Наш проводник намеревался к вечеру пересечь болото и выйти к тымским борам. Ночевать снова без дров нам не хотелось.
— А где те курганы, о которых рассказывала твоя бабушка? — видя перед собой сплошную равнину, спросил я Николая.
— По её рассказам, они будут от нас справа на границе с борами, мы как раз туда и идём.
По свежему снегу в мороз нарты шли тяжело, поэтому нам приходилось часто меняться. Но, несмотря на это, все быстро устали.
— Что же делать? — спросил у проводника Старков. — Неужели ты надеешься дойти до леса?
— Другого выхода у нас нет. Если до бора не доберёмся, то в такую стужу ночевать придётся, как в прошлый раз.
— Впереди, похоже, сквозь морозную дымку виден лес? — всматриваясь вдаль, высказался я. — До него километров десять, но время ещё есть — должны успеть…
И, действительно, где-то через час, на пути стали попадаться редкие маленькие сухостои. Потом их стало всё больше и больше, и постепенно они перешли в сплошной сухой мёртвый лес.
— Здесь сушняка море! — огляделся Н.Л. — Теперь всё в порядке. Можно ночевать.
Через несколько минут запылал большой жаркий костёр. Стал кипятиться чай и готовиться ужин.
— Завтра пойдём к курганам, — сказал эвенк. — Они по приметам рядом. Кругом, вокруг них, должна быть мёртвая, как здесь, сосна, а на холмах зелёная. Так что мы эти курганы отыщем легко.
На самом деле так и произошло. Когда сквозь частокол мёртвого погибшего леса я увидел высокий, поросший зелёной сосной холм, у меня от волнения чуть не выскочило из груди сердце. Огромный, вытянутый с востока на запад курган с идеальными ровными очертаниями.
— Несомненно, перед нами холм рукотворный, — оглядывая его крутые склоны, констатировал H.Л. — И родовой, я где-то читал, что в длинные курганы хоронили людей из одного рода. Подобные насыпи стоят не то на Псковщине, не то на Смоленщине… Только этот намного больше тех, о которых я читал. Какая у него высота?
— Метров двадцать, не меньше, — прикинул я. — А каким он был, когда его возводили!
Мы обошли курган и увидели, что в метрах двустах от него стоит точно такой же! Я почти бегом бросился к нему и, обежав насыпь, убедился, что за ней на таком же расстоянии стоит ещё один.
— Да тут целый лес курганов! — догнал меня H.Л. — Наверняка за ним будет ещё.
— Сейчас узнаю! — махнул нам Старков, направляясь к дальней насыпи.
Обойдя её, он вернулся и жестом показал, что там за курганом тоже самое.
— Мы, похоже, находимся на древнем некрополе! Сколько ему лет, если сейчас вокруг него сплошное болото?
