Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
На набережной Невы перед Академией художеств в 1832 году начались работы по устройству пристани. Композиция должна была состоять из ведущих к воде широких ступеней, верхние плиты которых собирались украсить бронзовыми фигурами коней с возничими. Впоследствии по предложению Клодта эти кони были установлены на Аничковом мосту, а для пристани решили использовать привезенных в Петербург египетских сфинксов, найденных при раскопках в Фивах и приобретенных с одобрения Академии художеств и по решению Николая I русским путешественником А. Н. Муравьевым. Загадочные сфинксы с лицом Аменхотепа III пришлись как нельзя более кстати в северной столице. Архаичные божества с загадочными улыбками и то ли широко раскрытыми, то ли, наоборот, прикрытыми таинственной поволокой глазами породили легенду, начало которой уходит в ветхозаветную глубину тысячелетий. Вот как излагает эту легенду Сергей Волконский. «Они закрыли глаза, увидев кровавый крест на дверях еврейских жилищ, и раскрыли их только на новом месте, проснулись от холода снежной вьюги; проснулись и увидели над мерзлой белой рекой золотом блеснувший тот же самый знак Креста. Это в день Крещения, на том берегу, перед Зимним дворцом церемония водосвятия, так называемая „Иордань“… Раскрыли сфинксы глаза и сомкнули их навеки…»
У обоих сфинксов отбиты подбородки, чему фольклор тоже нашел объяснение, создав легенду о рыжем околоточном, который любил прохаживаться по набережной. Это он в пьяном виде рукояткой от пистолета будто бы отбил сфинксам подбородки.
В 1787 году на берегу Крюкова канала было возведено необыкновенно романтичное здание, фасады которого украшали семь башен, отчего в народе его стали называть Семибашенным замком. В начале XIX века, когда там квартировал так называемый Литовский мушкетерский полк, замок окрестили Литовским. С 1823 года его мрачные сырые помещения начали использовать в качестве тюрьмы, которая просуществовала вплоть до Февральской революции 1917 года. В марте 1917 года толпы революционно настроенных петроградцев подожгли и затем разрушили этот зловещий символ ненавистной монархии.
Об этом старинном замке в народе сохранились суеверные предания. В середине XIX века, в пору повального увлечения азартными карточными играми, существовало поверье, что удача в игре бывает только там, где проживает палач. Петербургские шулеры присмотрели два притона в доходных домах на углу Тюремного переулка и Офицерской улицы, из окон которых был виден Литовский замок, – тюрьма, в которой жил палач.
Крышу тюремной церкви и одну из башен замка украшали фигуры ангелов с крестами в руках. В Петербурге о них ходили стихи:
Один из этих ангелов, согласно преданию, по ночам обходил тюремные камеры. Арестанты будто бы слышали его звонкие шаги и видели блестящие крылья. Знали, что если он постучит в камеру к кому-то из смертников, того в эту же ночь казнят. Однажды в страстную субботу ангел якобы выломал решетку на окне камеры «одного невинно осужденного и, усыпив часовых, вывел его за ворота тюрьмы». Два раза в году, на Пасху и в Рождество, ангел являлся заключенным во сне, приносил им вести от родных и благословлял. Когда заключенные впервые входили в тюрьму и обращали взор на крышу замка, им казалось, что ангел едва выдерживает тяжесть креста, и во все долгие дни и ночи заключения им верилось, что «настанет день, когда ангел уронит крест и все выйдут на свободу».
В 1855 году по модели П. К. Клодта был отлит памятник великому баснописцу И. А. Крылову. Споры о месте установки памятника долгое время занимали весь литературный и художественный Петербург. Его предполагали установить в сквере перед зданием Публичной библиотеки, где долгое время служил Иван Андреевич; на Васильевском острове у здания Университета, почетным членом которого он был с 1829 года; на могиле в Некрополе мастеров искусств, где в 1844 году он был похоронен. Выбор, однако, пал на Летний сад. Причем городское предание утверждает, что место установки памятника было определено самим баснописцем еще при жизни. Легенду эту записал П. А. Вяземский, и вот как она выглядит.
«Крылов сидел однажды на лавочке в Летнем саду. Вдруг… его. Он в карман, а бумаги нет. Есть где укрыться, а нет чем… На его счастье, видит он в аллее приближающегося к нему графа Хвостова. Крылов к нему кидается: „Здравствуйте, граф. Нет ли у вас чего новенького?“ – „Есть: вот сейчас прислали мне из типографии вновь отпечатанное мое стихотворение“, – и дает ему листок. „Не скупитесь, граф, и дайте мне 2–3 экземпляра“. Обрадованный такой неожиданной жадностью Хвостов исполняет его просьбу, и Крылов со своею добычею спешит за своим „делом“». И следовательно, местонахождение памятника, добавляет предание, «было определено „деловым“ интересом Крылова». При этом надо иметь в виду, что Хвостов был известным графоманом, над которым потешался весь читающий Петербург.
Хорошо известен в Петербурге исполненный по модели скульптора И. Н. Шредера и установленный на набережной Невы, напротив Морского кадетского корпуса памятник И. Ф. Крузенштерну. Была в этом замечательном монументе одна курьезная особенность, подмеченная в свое время фольклором и сразу же ставшая известной всему Петербургу. Если смотреть на памятник, медленно обходя его вокруг, то в какой-то момент начинаешь поражаться сходству щеголеватого морского офицера с античным сатиром во время буйных разнузданных сатурналий. Это ощущение эротичности возникало из-за торчащей рукояти офицерского кортика, укрепленного под определенным углом к бедру адмирала. Бытует легенда с хорошо знакомым нам сюжетом. Будто бы этот образ скульптор создал в отместку за то, что Крузенштерн наставил ему рога. На самом деле скульптору Шредеру было всего 11 лет, когда великий мореплаватель ушел из жизни. Но легенда оказалась настолько живучей, что городские власти через сто лет после установки памятника не удержались и в рамках борьбы с сексом, которого, как известно, в стране победившего социализма просто не могло быть, изменили положение злосчастного кортика, и теперь он расположен строго вдоль бедра морехода, не вызывая никаких дурных ассоциаций. Блюстители нравственности попытались этим высокоморальным актом убить и второго зайца. Прервалась давняя традиция – в ночь перед выпуском будущие офицеры из Высшего военно-морского училища имени Фрунзе перестали до блеска начищать пастой ГОИ личное оружие адмирала. Во многом это утратило смысл.
Памятник Ивану Федоровичу Крузенштерну прочно вошел в местный кадетский фольклор. Курсанты Военно-морского училища любят рассказывать веселую историю об одной незадачливой выпускнице десятилетки, которая познакомилась с юным первокурсником, проводила его до проходной училища и, счастливая, простилась, не успев ничего узнать о курсанте. Единственное, что она знала наверняка, – это имя своего избранника. Через несколько дней она вновь пришла к училищу и робко спросила у дежурных, нельзя ли вызвать на проходную ее Ваню. Часовые переглянулись и, едва сдерживая смех, дружно показали на набережную: «Там твой Ваня». Девушка доверчиво перебежала трамвайные пути, долго озиралась по сторонам, несколько раз обошла памятник Крузенштерну, пока повлажневшие глаза ее не остановились на бронзовой доске с надписью: «Первому русскому плавателю вокруг света Ивану Федоровичу Крузенштерну от почитателей его заслуг». Никто не знает, чем кончилась эта невинная шутка для девушки, но с тех пор такой розыгрыш стал любимым развлечением молодых курсантов. «Приходи к проходной, спроси Ваню Крузенштерна. Меня всякий знает», – шутят курсанты, торопливо прощаясь со своими случайными подругами.
Из памятников середины XIX века не раз попадал в фольклор уже упоминавшийся нами конный монумент Николая I на Исаакиевской площади. Из-за него, согласно легенде, отказалась будто бы жить в специально для нее построенном Мариинском дворце любимая дочь Николая I. Впервые увидев памятник, стоящий спиной к окнам ее личных покоев, она будто бы усомнилась в искренности чувств к ней давно почившего отца и покинула дворец.
