Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Но вернемся к Оленину. Известно, что, вопреки легендам, он получил неплохое домашнее образование, которое продолжил в Пажеском корпусе. В семнадцатилетнем возрасте за успехи в учебе он был отправлен в Германию, где успешно занимался языками, рисованием, гравировальным искусством и литературой.
Во время одного из посещений дома № 125 на Фонтанке, согласно легенде, Пушкин встретился с Анной Керн, поразившей его юное воображение. Современные архивные разыскания показали, что встреча эта произошла в соседнем доме (№ 123), также принадлежавшем Оленину. Правда, хозяева дома проживали там только до 1819 года, в то время как встреча Пушкина с красавицей Анной Керн датируется январем – февралем 1819 года. Строго говоря, серьезного, а тем более принципиального значения эта небольшая биографическая путаница не имеет. Однако кружок Оленина приобрел в Петербурге такую известность, что фольклорная традиция связывала с ним, а значит и с домом, где происходили собрания кружка, все наиболее существенные события биографий своих любимцев.
Влюбчивый, темпераментный, с горячей африканской кровью, юный поэт не всегда был разборчив в своих любовных похождениях. Предание сохранило имена некоторых дам столичного полусвета, около которых увивался Пушкин. Среди них были некие Штейнгель и Ольга Массон. Об одной из них, откровенно названной в письме А. И. Тургенева непотребным словом, тем не менее, рассказывали с некоторой долей своеобразной признательности. Она-де однажды отказалась принять поэта, «чтобы не заразить его своей болезнью», отчего молодой Пушкин, дожидаясь в дождь у входных дверей, пока его впустят к этой жрице любви, заболел всего лишь безобидной простудой.
Истинных друзей любвеобильного поэта даже такие незначительные истории всерьез беспокоили, тем более, что, по мнению многих, это мешало его систематической литературной деятельности. Да и сам поэт порою тяготился своей «свободой», предпринимая попытки остепениться и создать семью.
Будучи в Москве зимой 1826/27 года, он настолько заинтересовался одной московской красавицей, умной и насмешливой Екатериной Ушаковой, что московская молва заговорила о том, что «наш знаменитый Пушкин намерен вручить ей судьбу своей жизни». Но молва обманулась в своих ожиданиях. Пушкин, не сделав предложения, уехал в Петербург. Есть, правда, и другая легенда. Будто бы Пушкин накануне последней встречи с Екатериной побывал у какой-то московской гадалки, которая предсказала, что причиной его смерти станет жена. Об этом он сам, полушутя, рассказал Ушаковой. И та будто бы именно поэтому отказала поэту. Пушкин уехал в Петербург.
В Петербурге Пушкин влюбился в дочь Алексея Николаевича Оленина Анну. На этот раз не на шутку влюбленный поэт готовился сделать официальное предложение. И, согласно удивительно курьезной легенде, сделал его и получил согласие родителей девушки. Оленин созвал к себе на официальный обед всех родных и приятелей, чтобы «за шампанским объявить им о помолвке». Но, как рассказывает легенда, разочарованные гости долго понапрасну ждали Пушкина, который явился лишь после обеда. Дело якобы кончилось тем, что помолвка расстроилась.
Кто был тому виною – оскорбленные родители, обиженная дочь или сам Пушкин, сказать трудно. Но через очень короткое время Пушкин якобы снова поехал в первопрестольную с окончательным намерением предложить руку и сердце Екатерине Ушаковой. Однако к тому времени Екатерина Николаевна оказалась уже помолвлена. «С чем же я-то остался?» – вскрикнул, по легенде, всерьез расстроенный Пушкин. «С оленьими рогами», – будто бы ответила ему его московская избранница.
Кроме гостеприимного дома Оленина, Пушкин постоянно бывал на ночных собраниях Авдотьи Голицыной – «Princesse Nocturne», или княгини Полночь, как любили ее величать в великосветском Петербурге. Однажды, согласно преданию, какая-то цыганка предсказала дочери сенатора Измайлова Авдотье смерть ночью во сне, и с тех пор всю свою долгую жизнь, вначале замужем за князем Голицыным, а затем в разводе, княгиня Авдотья играла со смертью, постоянно и виртуозно обманывая ее. Она превратила ночь в день и принимала только по ночам. Среди посетителей ее салона были и Жуковский, и Карамзин, и Вяземский. Дань любви отдал ей и юный Пушкин. И она выиграла эту удивительную игру со смертью, дожив чуть ли не до восьмидесяти лет, намного пережив многих современников – постоянных посетителей ее салона. И смерть, которой с юных лет так боялась княгиня Полночь, как гласит легенда, «переступив порог голицынского дома, сама устрашилась своей добычи. Смерть увидела перед собой разодетую в яркие цвета отвратительную, безобразную старуху».
Не менее известным в пушкинском Петербурге был дом любимой дочери фельдмаршала Кутузова Элизы Хитрово, которая, в отличие от Авдотьи Голицыной, принимала днем. Лиза Голенькая, прозванная так за свою привычку показывать открытые плечи, жила на Моховой, и к ее позднему утреннему пробуждению старались успеть представители и литературы, и высшего света. Близких друзей она принимала лежа в постели, и когда гость, поздоровавшись, намеревался сесть в кресло, хозяйка, рассказывают, останавливала его: «Нет, не садитесь в это кресло, это Пушкина; нет, не на этот диван, это место Жуковского; нет, не на этот стул – это стул Гоголя; садитесь ко мне на кровать – это место всех».
В литературной и художественной среде Петербурга был известен граф И. С. Лаваль. В его особняке на Английской набережной, перестроенном архитектором Воронихиным, регулярно собирался не только высший свет, но и известные художники, писатели, музыканты. Граф был французским эмигрантом, женатым на богатой купеческой дочке Александре Козицкой. О его романтической петербургской любви и необычной женитьбе рассказывали легенды. Мать юной невесты будто бы наотрез отказала безвестному иностранцу, и тогда дочь обратилась не к кому-нибудь, а к самому императору Павлу I. Царь, как рассказывает легенда, велел выяснить, на каком основании был отвергнут жених. «Француз чужой веры, никто его не знает, и чин у него больно мал», – будто бы заявила мать невесты. И Павел, говорят, ответил: «Во-первых, он христианин, во-вторых, я его знаю, в-третьих, для Козицкой у него чин достаточный, и потому обвенчать». Впрочем, если верить легендам, мать Екатерины Ивановны была женщиной добропорядочной, сочувствовала декабристам и, согласно одному преданию, вышивала для них знамя.
В литературном салоне Екатерины Ивановны Трубецкой, урожденной графини Лаваль, на Английской набережной бывали А. С. Грибоедов, П. А. Вяземский, В. А. Жуковский, И. А. Крылов. Пушкин читал здесь оду «Вольность» и трагедию «Борис Годунов», здесь он передал Екатерине Ивановне, последовавшей за своим мужем декабристом С. П. Трубецким в Сибирь, стихотворное послание «Во глубине сибирских руд…»
Литературный фольклор Петербурга связывает с фамилией Лавалей и другое произведение Пушкина. Считается, что местом действия неоконченной повести «Гости съезжались на дачу» является загородная дача Лавалей на Аптекарском острове.
Среди петербургских домов, посещавшихся Пушкиным, был особняк графа Шереметева на набережной реки Фонтанки. Здесь, накануне своего последнего отъезда в Италию, жил Орест Кипренский, живописец, создавший один из самых замечательных портретов поэта. По преданию, именно здесь Пушкин позировал художнику.
Недалеко от Фонтанного дома Шереметевых, у Аничкова моста, одно время жил Петр Андреевич Вяземский, у которого несомненно бывал Пушкин. Известно, что этому месту петербургская фольклорная традиция приписывает некоторые мистические свойства. Будто бы именно здесь, во дворце, стоявшем на месте Троицкого подворья, Анна Иоанновна незадолго до смерти увидела своего двойника. Не случайно мимо этого дома проводит своего героя Голядкина-младшего Федор Михайлович Достоевский в повести «Двойник». Так вот, даже Петр Андреевич Вяземский, человек, по воспоминаниям современников, трезвый и здравомыслящий, «имел мистический опыт». Сохранилось предание, что однажды, вернувшись домой, он увидел в своем кабинете «самого себя, сидящего за столом и что-то пишущего». С тех пор, говорят, Петр Андреевич стал верующим христианином.
