Нацизм. От триумфа до эшафота - Бачо Янош (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Это заявление немецкого посла вызывает большое удивление и замешательство. Бадольо нервно отвечает, что Муссолини лежит тяжело больной и его состояние таково, что он — по указанию врача — ни в коем случае не может принимать посетителей. Следовательно, говорит он, не может быть и речи о том, чтобы Кессельринг лично передал подарок. Однако если это собрание сочинений доставят к нему, Бадольо, то он позаботится о том, чтобы Муссолини получил книги в указанное время и в полном порядке. Немецкий посол отвечает очень сдержанно. Хотя в ответ на сообщение Бадольо он делает замечания в скептическом и слегка ироническом тоне, он не заходит чрезмерно далеко, поскольку он получил указание от министра иностранных дел Риббентропа о том, что вызывать разрыв с новым итальянским правительством нельзя.
Дипломатическая и политическая игра в эти дни принимает с обеих сторон почти гротескные формы. Правительство Бадольо ежедневно неоднократно заверяет немецких деятелей в том, что оно будет продолжать войну дальше, в то же время с лихорадочной быстротой идут переговоры с противником. Конечно, и со стороны немцев эти успокоения не принимаются всерьез, но они делают вид, будто считают их полноценными. Обе стороны занимают выжидательную позицию.
Едва только немецкий дипломат уходит от премьер-министра, как в Риме вскоре «распространяется» слух о том, что «немецкий посол в компетентном итальянском учреждении не получил разъяснения относительно местопребывания Муссолини…». Правительство Бадольо хорошо понимает, с какими тяжелыми последствиями оно столкнулось бы, если бы в эти первые хаотичные дни освободился Муссолини. Соответствующие органы правительства знают, что неорганизованное в настоящий момент и очень разрозненное фашистское сопротивление, которое избежало столкновения с вооруженными силами, в случае вероятного освобождения Муссолини сразу получило бы центр и руководство. Поэтому дается указание увезти Муссолини из артиллерийской казармы, чтобы управление полиции по своему усмотрению поместило его там, где сочтет наиболее безопасным. Выбор падает на центральную римскую казарму пожарной команды, учитывая, что это место никем подозреваться не будет. Начальник полиции лично проверяет работу по перевозке. За несколько минут до отправления он подходит к пленнику и говорит:
— Я думаю, мы будем вынуждены хотя бы заковать руки вашего высокопревосходительства…
— Три дня назад, — взрывается Муссолини, мрачно недоумевая, — вы были бы счастливы, если бы получили у меня пятиминутную аудиенцию.
— Сожалею, ваше высокопревосходительство, — холодно отвечает начальник полиции, на которого, как видно, патетические слова бывшего диктатора не производят никакого впечатления, и защелкивает на его запястьях наручники.
Через несколько дней вследствие нескромности полицейского Пантелло весь Рим снова знает, где содержат бывшего дуче. После нескольких попыток его освободить правительство Бадольо начинает понимать, что Муссолини нужно охранять намного эффективнее. Ведь это такой козырь, который в определенных условиях можно разыграть, с одной стороны, с фашистами, с другой стороны — с «союзными» немецкими оккупантами, а в третью очередь — с будущими союзниками — англичанами и американцами.
Итак, на совещании в военном министерстве, на котором председательствовал сам Бадольо, в конечном счете решили поместить ценного пленника в казарме моряков на берегу Адриатического моря. На этот раз исполнение мероприятия по перевозке пленника вновь доверили армейским офицерам; вера в надежность и деловитость римской полиции уже была поколеблена.
…29 июля снова появляется тот самый белый автомобиль «Скорой помощи», в котором Муссолини после его ареста везли из королевского дворца в артиллерийскую казарму.
Перед казармой моряков уже ждет дежурный офицер, который сразу передает Муссолини начальнику гауптвахты, капитану, который ведет его и сопровождающую группу к лифту. На железной двери нарисованы белой краской череп и скрещенные кости, обозначающие ток высокого напряжения. Лифт опускается в подземелье, где капитан помещает Муссолини в одной из камер.
Как только конвоирующие Муссолини офицеры уходят и капитан остается один в канцелярии, он нервно начинает ходить взад и вперед. Затем внезапно останавливается, садится и, опустив голову на ладони, склоняется над письменным столом. После двадцатиминутного раздумья он вскакивает, распахивает дверь и говорит караульному моряку:
— Пришли ко мне Джузеппе!
Джузеппе Беллони — самый пожилой морской унтер-офицер из караула гауптвахты. Он старый моряк, известный фехтовальщик, забияка, который не раз из-за различных дебошей терял свой унтер-офицерский чин и вновь получал его, поскольку в трезвом состоянии он очень исправный моряк. Именно поэтому начальник гауптвахты считает его наиболее надежным и верным человеком.
— Слушай внимательно, Джузеппе… — говорит он вошедшему. — Получишь три дня отпуска. Поедешь в Рим, найдешь в торговой палате директора господина Лауро Бруми. Скажешь ему, что известное лицо находится у нас… Ты понял меня?
— Так точно, господин капитан.
— Тогда повтори.
— Директор Лауро Бруми, торговая палата. Известное лицо находится у нас…
…Военный автомобиль еще до обеда доставляет Джузеппе Беллони в Рим. Его высаживают в центре, и он пешком отправляется дальше. На улицах волнуется огромная толпа. С автомобиля люди в форме разбрасывают листовки. Беллони берет одну и читает: «Большой антифашистский комитет (Виа Трентино, 17) сообщает, что Муссолини нет больше в живых: вчера поздно вечером он наложил на себя руки в каюте парохода «Санта Джиованна»». Ноги несут Беллони дальше, к его конечной цели, к зданию торговой палаты, но что-то не выходит у него из головы. Когда Беллони подходит к воротам, он снова и снова перечитывает листовку. Задумывается. Если он передаст эту весть, то через три дня он может идти обратно в казармы, в привычном порядке его жизни ничего не изменится. Между тем эта тайна кое-кому может, наверное, принести деньги, к тому же много денег. Неожиданно он повертывается и идет к Виа Трентино, 17…
Его посылают на первый этаж, к одному из руководителей антифашистского комитета, Эмсону Феррари. После того как он рассказывает причину своего прихода, Феррари говорит:
— Прошу вас, расскажите мне возможно точнее, что вы знаете и что от меня хотите. Вообще, говорите яснее.
— Даром не могу… — отвечает Беллони.
— Сколько вы хотите? — спрашивает Феррари, внимательно рассматривая пришельца.
В этот момент в комнату входят два молодых человека в комбинезонах, в руках у них сумки с инструментом. «Исправляю телефон», — говорит один и уже начинает разбирать один аппарат. Беллони между тем закуривает сигарету и лихорадочно думает, какую цифру назвать. Наконец, он выдавливает:
— Я прошу 20 тысяч лир… Конечно, нельзя знать, до каких пор он там еще будет, потому что и так уж болтают, что скоро его повезут дальше…
Феррари молчит, он не хочет говорить при монтере. Хотя Беллони не упомянул имени, только сумму, из которой посторонний ничего не узнает, но все-таки осторожность не помешает. В конце концов, когда монтер выходит из комнаты, они договариваются, что Беллони придет за ответом к 8 часам вечера, а до того времени Феррари обсудит это дело с заинтересованными лицами. Беллони уходит. Некоторое время он слоняется у здания, чтобы убить время. Еще только без одной-двух минут четыре. Именно теперь в ворота здания входит механик, чинивший телефон. Парень дружески кивает Беллони, как будто он давно с ним знаком, и когда тот подходит, вступает с ним в разговор.
— Выпьем что-нибудь! — предлагает он, и Беллони вскоре соглашается в надежде, что к этому перепадет еще что-нибудь поесть. За полчаса исчезает первая бутылка вина. Между тем Беллони забывает, что он прежде всего хотел есть, а не пить. Но теперь уже все равно. Он чувствует себя так приятно и легко от прекрасного южноитальянского вина, что после второй бутылки начинает говорить… Вскоре он раскрывает все своему новоиспеченному другу: как начальник тюрьмы вызвал его к себе, как послал его в Рим и какое он привез послание.
