Звезды царской эстрады - Кравчинский Максим Эдуардович (книги онлайн без регистрации полностью txt, fb2) 📗
Не мог удержаться от соблазна и я и всю ночь, глядя на Троицкого, хохотал до слез, когда он с платочком в руках отплясывал, как заправский еврейский танцор, национальные свадебные танцы или с видом знатока пил крепкую пейсаховку закусывал сладкими пряниками и подымал традиционные и импровизированные тосты за молодых, за родителей и вообще за всех добрых евреев, почтивших «наш» праздник своим присутствием.
Концерты наши проходили повсюду с большим успехом, и пели мы без конца. В одном Кишиневе в большом кинематографе пели свыше двух недель подряд. И популярность наша была так велика, что когда в городе узнали, что я буду петь во время богослужения в греческой церкви, полиция вынуждена была, чтобы предотвратить давку и несчастные случаи, сдерживать толпу у паперти и церковной ограды.
Но особенно тронуло меня отношение староверов рыбачьей деревни Вилково. Как они упрашивали меня дать концерт у них в деревне и друг перед другом старались попотчевать чем только могли! При нас потрошили громадных осетров и угощали замечательной икрой, а на дорогу поднесли нам столько сельдей и икры, что мы при всем желании сами съесть все это никак не могли бы.
Вспоминая свое путешествие по Румынии, не могу не упомянуть о сильном впечатлении, которое произвел на меня редкий по красоте сквер, разбитый вокруг собора в Измаиле. Если смотреть на него с соборной колокольни, то он представляет собой колоссальный русский двуглавый орел, художественно исполненный не только по рисунку, но и по раскраске. Когда-то давно местный богатый купец устроил этот чудесный и, кажется, единственный в своем роде сквер. Да так и остался он по сей день – памятником былой России, тщательно поддерживаемый соборными сторожами и садовниками.
Трудно было взбираться по крутым лесенкам на колокольню, но, взобравшись, хотелось без конца оставаться там и любоваться этой прекрасной эмблемой, лучше слов говорящей о том, как крепка в русских людях память и любовь к своему прошлому.
Другое, не менее сильное, хотя и совершенно иное по настроению, пережил я впечатление, когда концертировал в Бендерах. Жутко торчат из тихоструйных вод прекрасного Дуная развалины взорванного моста и подчеркивают непроходимую пропасть между тем миром, который раньше был моей Россией и куца доступ мне заказан навеки, и тем клочком ее, куца я могу еще приехать со своими песнями, но только лишь в качестве гостя-иностранца. А между тем, кажется, рукой подать! Купальщики и катающиеся на лодках могут беспрепятственно пожимать друг другу руки и обмениваться новостями дня. Но… по причине советских «социалистических свобод» этого не делают!
Стоят: подпоручик Зинаида Готгард, Михаил Бородаевский. Лежит: вольноопределяющийся Валентина Лозовская, Крым. 1920. Фото из собрания А. Бородаевского
Близок локоть, да не укусишь!..
Моя первая поездка в Белград, длившаяся семь месяцев, сопровождалась резкой переменой в моей одинокой скитальческой жизни. И, как всегда почти, – его величество Случай.
Однажды в праздничный день, когда все магазины сербской столицы наглухо закрыты, я, желая купить чего-нибудь съестного, зашел в русский ресторан «Мон Репо». Раньше меня, с этой же самою целью, очутилась у буфета высокая стройная блондинка с пышным светлым сиянием густых волос вокруг нежно-матового лица. Управляющий рестораном – бывший гвардейский офицер – представил меня молодой женщине. Обменявшись несколькими словами, мы разошлись; но образ Валентины Васильевны Лозовской неотступно преследовал меня. Сложилось так, что мы очень долго после этого не встречались. Но вот местное объединение русско-сербских журналистов организовало большой благотворительный концерт с участием выдающихся артистических сил Белграда, и в том числе с моим. Пропев несколько вещей, я сошел с эстрады и, к моему удовольствию, увидел лицом к лицу В. В. Лозовскую. Первым вопросом ее было:
– Вы останетесь?
Мог ли я не остаться? Мне понадобилось каких-нибудь полчаса времени, чтобы съездить домой, сменить рубаху и поддевку на смокинг и вернуться. Весь вечер я танцевал только с нею и под конец сделал предложение, тотчас же благосклонно принятое.
Моя невеста оказалась редкой и необыкновенной русской девушкой. После семейной драмы – ее отец был замучен и убит большевиками – В. В. Лозовская, вдохновляемая жаждой мести, со своими братьями очутилась в рядах добровольческой армии, точнее, в Дроздовской артиллерийской бригаде. Передовые позиции, три ранения, Георгиевский крест. По странному совпадению, ближайшим начальником Лозовской была женщина-поручик Заборская. Заборской и Лозовской выпала героическая роль в те дни, когда под натиском большевиков оставлен был добровольцами Ростов и когда генерал Кутепов коротким ударом попытался отнять у красных этот город. Попытка увенчалась, к сожалению, только мимолетным успехом. Через несколько часов пришлось вновь покинуть Ростов. Белые войска, артиллерия и пехота, отходили в походном порядке, растянувшейся колонною.
В это время показалась развернутая лава несущейся советской конницы. Положение создавалось критическое, ибо белые, застигнутые врасплох, не имели физической возможности принять бой. Грозила бурная кавалерийская атака и вслед за нею – беспощадная бойня. Спасла это катастрофическое положение Заборская, одна из очень немногих не растерявшаяся. Вместе с Лозовской она выкатила пулемет, и обе женщины так метко взяли на прицел несущуюся лавину, что всадники, словно сдуваемые вихрем, падали с седел, а кони продолжали мчаться. Губительный огонь пулемета внес такое расстройство в ряды противника, что немногие уцелевшие всадники, повернув, стремглав бросились назад к Ростову Этот легендарный подвиг поручика Заборской и бомбардира Лозовской был отмечен приказом по армии как пример исключительной, беспримерной доблести и, переходя из уст в уста, вызывал восхищение. В. В. Лозовская, ныне Морфесси, эта женщина-воин, женщина-патриотка, любовь к России запечатлевшая своей кровью, еще ко всему этому вдобавок и выдающаяся спортсменка. На сербских адриатических состязаниях в плавании она по дальности расстояния и вьшосливости побила рекорд известных мужчин-пловцов. В области автомобильного спорта моя жена взяла первый приз на женских автомобильных гонках Югославии, на машине НАГ Эта победа вызвала в русской колонии Белграда большую сенсацию и позже – рад предложений от кинофабрик участвовать в съемках для спортивных фильмов!
И вот теперь – я у тихой пристани!
Антракт
Русская песня на Балканах[32]
«Жила тихо, мирно старая Сербия. Через каждые два-три шага полусонная кафана, с “црной кавой”, “чевапчичами”, городскими слухами, “новинами” и, как необязательная дань эстетике, цыганский оркестрик. Ночь начиналась в 9 часов вечера, утро – в 6 часов утра. Но стряслась революция, налетели русские эмигранты, и всё пошло вверх дном. Белград запел, затанцевал, засиделся до поздней ночи. Всякая уважающая себя кафана считает теперь минимумом респектабельности иметь у себя сценку и на ней русские театры типа гротеск либо, на худой конец, “чувени руске балалайки”.
…В субботу русского тянет в ресторан. Местную кафану, где заунывно поют цыгане, он не любит, хочет своего, родного… Кроме трех больших ресторанов в Белграде свыше тридцати разного рода русских “нормальных” столовых и закусочных. Сербы любят еще русские рестораны потому, что там обычно играет хор балалаек, поют про Кудеяра с двенадцатью разбойниками, про широкую Волгу со Стенькой Разиным и про то, что русские не могут жить без шампанского и без пения без цыганского… К 12 часам ночи Белград засыпает.
Улицы пустеют. И если встретишь редкого прохожего, без ошибки можно сказать, что это один из неугомонных русских… Весьма знаменательно, – писал давний приятель Морфесси театральный обозреватель Константин Шумлевич, – что не только русские, но, можно сказать, даже главным образом сербы слушают балалаечников с неослабным вниманием и “требуют тишины”. Русские песни “Волга-Волга”, “Кудеяр“ и другие, в особенности меланхолические, пользуются у сербов неизменным, огромным успехом»[33].
