ГПУ Записки чекиста - Агабеков Георгий Сергеевич (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Пришлось связаться с ним для наблюдения и охранения чистоты партийной доктрины от ересей.
Из этой связи ничего не вышло. Цейтлин понял наше сотрудничество иначе. Он пожелал использовать агентуру ГПУ не в целях выявления идеологических уклонов, но вообще для слежки за частной жизнью членов партии. Я следовать за ним отказался. После первой его попытки в этом направлении, я ему напомнил о его собственном поведении, и между нами мгновенно произошел разрыв. Сотрудничество прекратилось.
Первое время после приезда полпреда и советника все было мирно в посольстве. Но первый секретарь Славуцкий, остававшийся поверенным в делах и надеявшийся получить должность советника, не мог стерпеть обиды и начал войну против советника Логановского. Снова возникла склока. К Логановскому присоединился Цейтлин. Славуцкий для укрепления позиции сошелся с торгпредом Мдивани. Через месяц вся партийная ячейка разделилась на два лагеря. Из личных отношений выросли политические. Бедный Славуцкий, хороший чиновник, не имевший не только оппозиционной, но и вообще никакой идеологии, оказался зачисленным в «троцкисты».
Как раз в это время началась дискуссия перед 15-м партийным съездом. На спорах выступали обе группы, сталинцы и оппозиционеры, и в результате ячейка постановила… исключить из партии Мдивани, торгпреда СССР в Персии, вместе со всеми его единомышленниками. Я отправил доклад в ОГПУ с предложением немедленно отозвать Мдивани. Две недели спустя, Мдивани был вызван в Москву и отстранен от должности.
Конец страницы 145 и страницы 146–148, касающиеся деятельности г-на Хоштария, выпущены по требованию г-на Хоштария, наложившего в порядке предварительного судебного производства временный арест (einstweilige Verfügung) на эти страницы.
Глава XIV
Бегство секретаря Сталина
В начале января 1928 года я собирался объехать районы южной Персии и лично проверить работу ГПУ, когда внезапно пришла телеграмма о том, что из советского Туркестана бежали в Персию два крупных коммуниста — Бажанов и Максимов.
Бажанов работал в Москве в секретариате Сталина, но был откомандирован в Асхабад в Туркестане за сочувствие оппозиции. В Асхабаде он занимал должность Управляющего делами Центрального Комитета партии Туркменистана и мог при бегстве захватить важные документы. Предлагалось обнаружить его местопребывание и немедленно сообщить в Москву.
Через несколько дней я получил телеграмму от резидента ГПУ в Мешеде Лагорского (настоящая его фамилия Бродский) с извещением, что Бажанов и Максимов появились в Мешеде. Я немедленно телеграфировал в Москву. В ответ из Москвы пришел приказ: «ликвидировать» Бажанова, служившего в секретариате Сталина и знавшего секретные сведения о деятельности Политбюро. Так как резидент ГПУ в Мешеде бездействует, то мне предлагалось немедленно выехать в Мешед и лично, в кратчайший срок, организовать убийство Бажанова, пока он не успел никому разгласить служебных тайн. С такой же просьбой обратился ко мне полномочный представитель ГПУ в Туркестане Бельский, которого особенно волновало то, что побег Бажанова был совершен с подведомственной ему территории.
Получив обе телеграммы, я посоветовался с полпредом Давтьяном. Мы решили, что «ликвидация» должна быть произведена немедленно. Вылетев на аэроплане из Тегерана, я к вечеру был в Мешеде.
В ту же ночь я передал приказ из Москвы Лагорскому и генеральному консулу СССР Дубсону. В беседе с ними выяснилось следующее: В ночь на 1 января 1928 года Бажанов и Максимов отправились якобы на охоту, вышли из Асхабада и, незаметно перейдя персидскую границу, оказались в пограничном городке Людфабаде. Председатель Туркменского ГПУ Каруцкий, узнав об этом, немедленно отдал приказ во что бы то ни стало перехватить беглецов на персидской территории и доставить их живыми в Асхабад. Для этой цели через границу была пропущена, под видом контрабандистов, группа туркмен с обещанием крупного вознаграждения в случае быстрого и удачного выполнения приказа. Но туркмены опоздали. Беглецы успели выехать из Людфабада. Тогда резидент ГПУ Пашаев, занимавший внешне скромную должность агента в бюро персидских перевозок в Бажгиране, получил приказ перехватить беглецов в дороге и ликвидировать их собственными средствами. Пашаев выехал в Кучан, куда должны были прибыть беглецы. Он приехал во время, но узнал, что Бажанов и Максимов выезжают из Кучана в Мешед. Благодаря своему званию агента по перевозкам и личным знакомствам, Пашаев устроился в одном автомобиле с беглецами и выехал в Мешед, надеясь по дороге выполнить приказ. Ему это не удалось, так как при Бажанове и Максимове неотлучно находились персидские конвоиры.
Приехав в Мешед, Бажанов и Максимов остановились в гостинице. Пашаев отправился в советское консульство и доложил обо всем Лагорскому. Оба решили действовать совместно. В тот же вечер один из агентов ГПУ, некто Колтухчев, заведующий советским клубом в Мешеде, вооруженный револьвером «наган» прокрался на балкон гостиницы, где остановились беглецы и намеревался выстрелом через окно прикончить их. Однако, и тут нас постигла неудача. Охранявшие Бажанова и Максимова агенты персидской полиции схватили Колтухчева, арестовали и, обнаружив у него наган, препроводили в тюрьму. В тюрьме он признался, что убийство ему было поручено ГПУ. Встревоженные персы, опасаясь вторичного покушения, перевели беглецов из гостиницы в полицейское управление, где охрана была надежнее. Тем временем из Асхабада были специально присланы шесть человек с поручением во что бы то ни стало прикончить беглецов.
В таком положении я застал дело по приезде в Мешед.
На следующий день, я, как атташе посольства, сделал с консулом визит губернатору, с которым мы были знакомы еще в Керманшахе. Свой приезд я объяснил недоразумениями в деле вывоза персидских товаров в СССР и необходимостью расследовать этот вопрос. Однако, губернатор, как, впрочем, и вся персидская администрация, прекрасно знали о занимаемом мною положении и немедленно приняли соответствующие меры. Когда я, выехав из губернаторского дома, намеренно проехал мимо полицейского управления, то нашел его густо окруженным полицейскими чинами. Видя настороженность персидских властей, я решил дать им немного успокоиться. Консулу и местному резиденту ГПУ я предложил пока ничего не предпринимать, а присланных из Асхабада людей отослать обратно в СССР.
Прошло несколько дней. За это время мы старались выяснить, что собираются персы делать с беглецами, и связались с нашим агентом, арестованным персами и помещенным в полицейском участке, где сидели Бажанов и Максимов. Затем был выработан следующий план: — решили переслать через надежную связь порцию цианистого калия нашему арестованному агенту, который затем должен был найти возможность в тюрьме угостить им Бажанова и Максимова. Однако, в тот же день из Москвы пришла телеграмма, отменявшая приказ о «ликвидации» и предлагавшая мне произвести ревизию мешедской резидентуры ГПУ. Выяснилось, что Бажанов по своей работе в Москве, никаких особенных тайн не знал, и, стало быть, его разоблачения не могли представлять опасности…
При ревизии оказалось, что Лагорский в течение 8-ми месяцев не вел абсолютно никакой работы, растерял всю агентурную сеть и дошел до того в своем бездействии, что даже не отчитывался перед Москвой в денежных суммах.
Пользуясь пребыванием в Мешеде, я решил съездить в Асхабад для разрешения некоторых вопросов, связанных с пограничной разведкой. В Асхабаде я имел с Каруцким долгую беседу. Прежде всего, конечно, мы обсудили дело Бажанова и Максимова. Я сообщил о распоряжении Москвы и сказал, что больше этим делом не интересуюсь. Но Каруцкий показал свежую телеграмму от Бельского из Ташкента, где предлагалось, вопреки распоряжению Москвы, во что бы то ни стало довести дело до конца. На мой отказ предоставить для выполнения этого приказа силы мешедской резидентуры, он рассказал мне свой секрет.
