Злая корча. Книга 2 - Абсентис Денис (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Многие литературоведы (как и процитированный выше Сербский) гневно отвергают саму мысль, что рапорт в стихах «саранча летела, летела…» мог быть написан Пушкиным в действительности. Но почему бы и нет? Зачем делать из «солнца русской поэзии» безжизненный каменно-моральный памятник? Тогда бы он мог и не стать «нашим всем». Поэт был живым человеком, и давно уже понятно, что «сумасшедший и шалопай Пушкин» (определение из письма графа Воронцова) просто получил на командировку 400 рублей (причем как-то ухитрился выписать себе денег «в три раза больше того, что должен был бы получить» [198]), но в реальности вообще никуда не поехал, а проводил «обследование саранчи» в имении Льва Добровольского, празднуя свой день рождения, попивая венгерское вино и читая гостям хозяина первую главу «Евгения Онегина» [199]. Работа по исследованию размножения саранчи проходила у Пушкина напряженно: «отдохнуть поэту не пришлось: до самого вечера носили во флигель бутылки» [200]. Вышеприведенные стишки о саранче в поведение «шалопая» вписываются вполне гармонично. Однако нас здесь интересует не этот академический вопрос, а непосредственно сама саранча, до которой Пушкин не доехал. Нашествие ее в Новороссии было в тот год очень серьезным.
В Новороссии со времен Екатерины II земли раздавались колонистам при условии их заселения и устройства на них хорошо поставленных хозяйств. В 1804–1824 гг. поселенцами из Южной Германии и Данцига (Восточная Пруссия) были основаны многочисленные колонии на побережье Черного моря. Известный лютеранский пастор Якоб Штах (Jakob Stach) описывает в своих заметках отчаянную борьбу южнорусских колонистов с саранчой в 1823–1825 гг.:
Уже в первый год поселения (1823) был неурожай. Хотя на полях созревало достаточно злаков, не хватало сена. Падежа скота, к счастью, еще не было. В июне этого года во время сенокоса появилась саранча красного цвета, не летающая, а ползшая со всех сторон по земле, преодолевающая на своем пути все препятствия, даже дома и водоемы, продолжая неуклонно свое нашествие. Через некоторое время в этом же месяце появилась саранча другого вида, серого и зеленоватого цвета, прилетавшая со стороны Азовского моря в затемнявших солнце роях [201].
В следующем году саранча появилась весной.
Поселенцы пытались немедленно ее уничтожить — еще до линьки и появления крылышек. Для этого крестьяне на рассвете выходили с ситами в степь, собирали при их помощи копошащуюся живность с травы в мешки, которые затем раздавливались копытами лошадей. Но это мало помогало. Вскоре из бывшей Екатеринославской конторы по вопросам иностранных поселенцев пришло указание давить саранчу при помощи давилок из досок, прикрепленных к лошадиной упряжке, как это уже делалось раньше в Бессарабии и под Одессой. Осуществлялось это следующим образом: сразу же после получения указания каждая деревня изготавливала две давилки. Как только вблизи одной из деревень появлялся рой саранчи, жители других деревень округи на рассвете следующего дня шли с упомянутыми давилками и лошадьми (от каждого хозяина по две лошади) к месту нашествия [202].
Тем не менее, уничтожить саранчу было невозможно. Ущерб от нашествия саранчи в 1824 году в черноморском регионе приобрел такие размеры, что российское правительство было вынуждено предоставить колонистам еще одну отсрочку для выплаты предоставленного кредита.
Но мы также знаем, что в 1824 году зафиксировано как минимум две эпидемии эрготизма. Одна шла в Динабурге [203] (ныне латвийский Даугавпилс). Другая распространялась севернее: «2 августа на Архангельскую губернию обрушилась волна холода и изморозью „повредила хлеб“. К голоду прибавились эпидемии цинги, холеры и „болезнь от употребления хлеба с черными рожками“» [204]. Нашествие саранчи в 1823 и 1824 гг. было также на севере Африки (Магриб) и на юге Франции. В 1823 году в Турции, по свидетельству английского путешественника, «нельзя было бросить шиллинг на землю, чтобы не попасть в саранчу» [205].
Параллельно в Швейцарии, неподалеку от Шаффхаузена, был отмечен характерный психоз, напоминающий деревенское помешательство, описанное Короленко. Герман Леберехт Штрак, профессор богословия в Берлинском университете, позаимствовал этот рассказ у Иоганна Шерра. С явным неудовольствием, но стараясь быть беспристрастным, Штрак приводит данный случай в главе «Преступления под влиянием религиозного помешательства»:
Родившаяся в 1794 году дочь крестьянина из Вильдисбуха, Маргарита Петер, с детства склонная к болезненно-религиозной мечтательности, окончательно была сбита с толку мистиком Яковом Ганцем; и 13 марта 1823 г. она вместе со всей своей семьей так усердно сражалась топорами, ломами, косами с сатаной, что в нескольких местах провалился пол. 15 марта она объявила: «чтобы победил Христос, а сатана был окончательно побежден, должна быть пролита кровь!». Затем она схватила железный кол, силой привлекла к себе своего брата Каспара и со словами: «вот видишь, Каспар, злой враг хочет твоей души» нанесла ему несколько ударов в грудь и в голову, так что полилась кровь. Каспара уводит отец; удаляется и еще кое-кто. Оставшимся она сказала: «должна быть пролита кровь. Я вижу дух моей матери, которая приказывает мне отдать жизнь за Христа. А вы хотите ли принести свою жизнь в жертву за Христа? «Да», — ответили все. Ее сестра, Елизавета, кричит: «я с радостью умру для спасения души моего отца и моего брата. Убейте меня, убейте меня!» и бьет себя по голове деревянной колотушкой. Маргарита колотит железным молотком свою сестру, ранит шурина Иоганна Мозера и приятельницу Урсулу Кюндиг и приказывает присутствующим добить Елизавету. Елизавета умирает без единого стона со словами: «Я отдаю свою жизнь за Христа!»
Затем Маргарита говорит: «должна быть пролита еще кровь. В моем лице Христос поручился своему Отцу за много тысяч душ. Я должна умереть. Вы должны меня распять». Молотком она ударила себе в левый висок, так что потекла кровь. Иоганн и Урсула наносят ей еще удары, делают бритвой крестообразный надрез на шее и на лбу. «Теперь я хочу, чтобы вы пригвоздили меня ко кресту, и ты, Урсула, должна это сделать. Поди ты, Цези (сестра Сузанна), и принеси гвоздей, а вы пока приготовьте крест». Руки и ноги жертвы пригвождаются к кресту. Силы опять изменяют распинающей. «Дальше, дальше! Пусть Господь укрепит твои руки! Я воскрешу Елизавету и сама на третий день воскресну». Снова раздаются удары молотка: в обе груди жертвы вколачиваются гвозди, также в левый локоть, затем Сузанна приколачивает и правый.
«Я не чувствую никакой боли. Будьте только вы сильны, чтобы победил Христос». Твердым голосом приказывает она пробить ей гвоздь или вонзить нож через голову в сердце. В диком отчаянии бросаются на нее Урсула и Конрад Мозер и разбивают ей — первая молотком, второй долотом — голову. В воскресенье, 23 марта, приверженцы Маргариты пришли на богомолье в Вильдисбух. Один соскреб кровь с постели, выломал кусочек штукатурки, запятнанный кровью, из стены комнаты и старательно завернул эти реликвии [206].
Вздохнув, доктор богословия вынужден признать, что вышеизложенное немецким историком литературы Шерром «воспроизведено точно по сохранившимся в Цюрихе документам». И посетовать: «к сожалению, автор много повредил своей книге богохульными нападками на Библию, особенно на Ветхий Завет, и на христианскую религию». В словаре Брокгауза и Ефрона это событие называлось «Вильденспухское распятие» и трактовалось как «одно из поразительных проявлений религиозного помешательства». Но все же, как бы ни относится к христианству, описание не выглядит просто религиозным психозом. Скорее, религия здесь задала лишь вектор, «установку» этого психоза.
