Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
Разве узнаешь, теперь, все подробности за давностью лет? Вполне возможно, что и редактура военного издательства могла подыграть официозу: «Москва не дремала и вовремя подала сигнал о полной боевой готовности. Знай враг, наш доблестный советский флот!»
«Следя за боевыми действиями, которые вела фашистская Германия в Европе, мы отчетливо представляли мощь и разрушительную силу современной авиации. Флотские строители принимали все меры к тому, чтобы зарыть в землю жизненно важные объекты флота.
К началу войны у нас имелся хороший склад боеприпасов, выдолбленный в скале. Полным ходом шло строительство подземного хранилища и ремонтных мастерских торпед».
В сравнении с командованием Черноморского флота, расположившим свои морские мины на открытом воздухе, и при первом же налете вражеской авиации, чудом не взлетевшим на воздух вместе со всем боезапасом флота, товарищи на Севере оказались более дальновидными и расторопными, если не сказать больше. Наверное, понимали разрушительную силу морских мин и торпед, коли упрятали склады в подземном хранилище в скале. Также обеспокоились на будущее и ремонтными мастерскими. Реально понимали, что война продлиться не один день. С командованием флота, и в частности ОВР, даже случился небольшой казус, от чрезмерного усердия по службе. За делами по укрытию боезапаса и прочего военного имущества забыли о себе, как о людях, которые в случае вражеского налета могли бы пострадать при бомбардировке. Головко Платонова, даже, в шутку, пожурил за это. К счастью, подземные хранилища смогли вместить в себя и флотские штабы.
«Воздушные налеты немцы начали с Мурманска, где бомбили главным образом рыбный порт. Вначале урон был невелик. Частично пострадали производственные предприятия и причалы, получили повреждения и два траулера, но потопленных судов не было. Рубленые деревянные жилые дома не боялись взрывной волны фугасок, им были страшны только прямые попадания да пожары, которые возникали мгновенно…
Немцы, встретив над городом упорное противодействие истребителей 14-й армии, в первом же воздушном бою потеряли три бомбардировщика. Отличились и флотские артиллеристы.
23 июня батареи старших лейтенантов А.И. Казарина, А.П. Исаева и лейтенанта Б.А. Сацука сбили два самолета.
24 июня немецкая авиация вновь совершила налет, но теперь уже на Полярный, полуострова Средний и Рыбачий, остров Кильдин. Над главной базой флота вражеские самолеты появились около восьми часов утра. Шестерка Ю-87, не торопясь, по всем правилам, как на учениях, зашла со стороны солнца и, разделившись на пары, камнем свалилась в пике на корабли, стоявшие у причалов и на рейде…
Стрельба не давала видимых результатов, хотя мешала немецким летчикам прицельно атаковать, — бомбы падали вокруг кораблей в воду и на берег…
По второй шестерке самолетов моряки стреляли уже уверенней. Боевые расчеты крупнокалиберных пулеметов и 45-мм орудий на катерах МО терпеливо и, как мне показалось, даже хладнокровно выжидали момент, когда немецкие самолеты, выходя из пике, зависали в воздухе, и открывали ураганный огонь с выгодных дистанций. Один Ю-87, так и не сбросив смертоносного груза, просвистел над нашими головами и врезался в воду…
Другой самолет стал в воздухе разваливаться на части, третий ушел на запад, оставив за собой черный шлейф дыма».
Как видите, командующий 14 армией Фролов, если и не дал бомбардировщиков, но все же, помог своими истребителями отбить вражеский налет. Кроме того, ПВО флота поубавила активности немецким летунам.
Снова зададимся вопросом: «Что было бы при отсутствии Платонова, как заместителя командующего»? Где бы мог найти Головко такого человека, каким был Василий Иванович на своем месте, и который мог бы в состоянии справиться с таким колоссальным объемом работ по планам мобилизации?
Видимо, отпуск Платонова в планах Москвы был более важным моментом в предстоящих событиях, чем реализация требований Головко. Оцените масштаб проводимых работ, с которыми столкнулся Василий Иванович.
«Мобилизация была объявлена уже в конце первого дня войны. Были вскрыты сургучные печати на красных неприкосновенных до поры до времени пакетах, в которых находились мобилизационные планы и планы боевого развертывания сил флота».
Как и везде, Москва задерживала вскрытие «красных» пакетов. Флот бездействовал, если не считать открытия огня с кораблей по вражеским самолетам и прочие мелкие дела, проходившие по инициативе местного руководства. Как видите, только «в конце дня» 22 июня было разрешено поломать сургучные печати. Наконец-то, были сброшены путы бездействия, и у командования флотом появилась реальная свобода рук в отношении боевого использования кораблей. Но проблем, к этому времени, накопилось по самое горло, как бы, ни захлебнуться.
«Соединения эскадренных миноносцев и подводных лодок и в мирное время почти полностью укомплектованы кораблями, а экипажи кораблей людьми. Иное дело — соединение ОВРа. В его состав должны были влиться прежде всего 1-й Северный отряд пограничных судов Морпогранохраны НКВД вместе с береговой базой в Кувшинской салме. Это было довольно крупное „хозяйство“, в которое входили мастерская, слип, жилые дома, клуб и даже пекарня. Из призываемых рыболовных траулеров, дрифтеров и мотоботов необходимо было сформировать два дивизиона траления, два дивизиона сторожевых кораблей, дивизион катеров-тральщиков и дивизион сторожевых катеров. По числу вымпелов ОВР увеличился в три с лишним раза, примерно во столько же раз увеличилась и численность личного состава. Нужно было назначить командиров дивизионов, сформировать их штабы, подобрать места базирования, демонтировать на судах промысловое оборудование и установить вооружение, расписать специалистов и командиров по должностям и тревогам, провести учет коммунистов, создать партийные и комсомольские организации, обучить мобилизованных бойцов владеть оружием, а командиров на первых порах хотя бы элементарным тактическим приемам. Снизу сыпались вопросы и требования, сверху — распоряжения и приказания. Работники штаба и политотдела соединения валились с ног от усталости, ходили голодные, небритые, засыпали на ходу».
В двойне приятно рассказывать о хороших людях. Так бы и продолжался рассказ о мужестве и героизме моряков Севера, но рамки данной работы не позволяют «растягивать» материал до бесконечности. Тем не менее, еще несколько моментов из воспоминаний адмирала Платонова, я все же, приведу.
«Уместно рассказать об одном эпизоде, характеризующем высокий патриотизм советских людей.
В губе Титовка перед войной начали строить аэродром. На земляных работах было занято несколько сот заключенных. В бою с немцами погибла вся вооруженная охрана лагеря. Несмотря на отсутствие стражи, репрессированные организованно отступили вместе с войсками к Западной Лице. Ни один из них не сдался в плен, не остался у врага. Прибыв на кораблях в Полярный, они обратились к командованию с просьбой разрешить им сражаться против фашистов и честно воевали всю войну».
Это по поводу злопыхательства о заградительных отрядах и штрафных ротах. На данный момент, пока не было ни тех, ни других. Но были советские люди, которые защиту Родины поставили выше своих личных обид, пусть, даже, как они могли полагать, к несправедливо обидевшей их, исполнительной власти.
«3 июля 1941 г. по радио выступил И. В. Сталин. Его волнение передалось нам через тысячи километров. В репродукторе было слышно, как тяжело дышит оратор, как наливает в стакан воду. Первые же слова, обращенные к народу — „Братья и сестры!“ — заставили всех содрогнуться. Так говорят, когда Отечество в смертельной опасности…
Много раз я возвращался к этому эпизоду в своих воспоминаниях. Меня тревожило, что читатель может неправильно понять то состояние души, которое было не только у меня, но и, не боюсь слишком сильного обобщения, у подавляющего большинства воинов. Мы ничего не знали о преступлениях, которые совершил И. В. Сталин против партии и народа, и беззаветно верили его словам».
