Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины - Мещеряков Владимир Порфирьевич (читать хорошую книгу txt) 📗
Кроме противоминной, противолодочной и противокатерной обороны на ОВР возлагалось и оповещение флота о появлении сил противника в границах вод главной базы и о налетах его авиации со стороны моря. Для этой цели на побережье была развернута сеть постов наблюдения и связи. На ОВР возлагалась также задача по охране транспортов и боевых кораблей, стоящих на рейде и в гаванях. Для этого предписывалось выставлять противокатерные боновые заграждения, а к ним подвешивать плетенные из стальных тросов противоторпедные сети, держать закрытыми входные ворота, регулировать движение кораблей и судов по фарватерам».
Это все наболевшее, бывший в ту пору, капитан первого ранга Платонов сообщает нам неспроста. По мобилизационному предписанию с началом военных действий, он, как заместитель командующего флота становился командующим ОВР (Охрана водного района). Поэтому и перечисляет все те просчеты высшего и местного руководства, в том числе, которые выявились с началом войны. Но это только преддверие той истории, которая произошла с Василием Ивановичем.
«Вечером 15 июня меня срочно вызвал А.Г. Головко. Выяснилось, что час назад заместитель наркома корпусной комиссар С.П. Игнатьев сообщил ему, что начальник управления кадров полковой комиссар А.В. Зорин уходит на учебу. На его место предлагалась моя кандидатура. Арсений Григорьевич пытался возражать, мотивируя отказ сложностью оперативной обстановки на морском театре, но его доводы не были приняты во внимание. Мне было приказано на следующий же день выехать в наркомат для предварительных переговоров».
Дело, конечно же, не в сложности оперативной обстановки, хотя её, тоже нельзя сбрасывать со счетов, а в том, о чем сказано выше. Платонов с момента начала боевых действий становится командующим ОВР. На него возлагается огромный круг обязанностей, с которыми только он, как заместитель командующего флотом, в состоянии справится. И об этом, конечно же, знает Головко, и всячески противится решению Москвы. Кем он должен заменить внезапно выдернутого из обоймы командования Северным районом подготовленного человека, каким являлся Василий Иванович Платонов. И это накануне грозных событий — на что особо напирал Головко. Но с московским начальством много не поспоришь. Платонов убывает в Москву.
«Уже тогда из Мурманска в столицу ходил фирменный экспресс „Полярная стрела“… Мысли снова и снова возвращались к цели неожиданной командировки. Я пытался найти ответы на мучившие меня вопросы: кто предложил мою кандидатуру, почему именно меня, а если осуществится предполагаемое, справлюсь ли я? Так и не найдя подходящего ответа, решил положиться на совет старинной русской поговорки „утро вечера мудренее“.
На следующий день после приезда состоялась беседа с заместителем наркома по кадрам С.П. Игнатьевым. Мы служили вместе в бригаде подплава на Балтике в начале 30-х годов. Он был тогда инструктором политотдела этого соединения. Бывший сослуживец говорил о значении лозунга „Кадры решают все“, о моей будущей работе, об ответственности вверяемого мне управления за подбор, расстановку и подготовку командирских кадров. О нашей прежней службе на подводных лодках не вспоминал, то ли забыл, то ли счел это неуместным. Заканчивая беседу, мой будущий непосредственный начальник сказал, что командование настоятельно рекомендует мне сразу же отправиться в очередной отпуск, а после него мне надлежит прибыть к новому месту службы. Остаток дня ушел на предварительное знакомство с новыми делами и обязанностями.
Начальник управления А. В. Зорин, которого мне предстояло сменить, прежде служил на Северном флоте инструктором политуправления. Ему хотелось, чтобы я не испытывал затруднений в первые дни пребывания в незнакомой должности, и он откровенно, обстоятельно и добросовестно вводил меня в курс дела. Служебные разговоры нет-нет, да и прерывались воспоминаниями о штормовых походах, о кораблях, о друзьях-североморцах».
Вам не показалась странным, читатель, некое раздвоение реального положения дел. На Северном флоте Головко думает, как отбиться от предстоящего нападения врага, тем, малым составом сил, что имеется в наличии. А у него отбирают грамотного и подготовленного заместителя, который в самое ближайшее время должен приступить к выполнению поставленных перед ним боевых задач. Здесь же, в наркомате ВМФ как будто, другая жизнь. Словно предстоящее нападение Германии не суровая действительность, стучащаяся в дверь, а некая надоедливая муха, жужжащая на оконном стекле, и которую при желании легко прихлопнуть подвернувшейся под руку свернутой газетой с Заявлением ТАСС от 14 июня.
Видимо, больше нечем заняться высокому московскому начальству, как накануне грозных событий отправлять из наркомата на учебу в академию начальника по кадрам? В конце концов, могли бы продвинуть по службе его заместителя? Нет! Подавай служивого из Северного флота, который, ко всему прочему, находится на острие удара немцев в Заполярье. И в завершение всему, — это неожиданный очередной отпуск для нашего героя. Флот же приведен в состоянии повышенной боевой готовности, как уверяет нарком Кузнецов (тоже пишет и Головко), то есть, со дня на день ожидается нападение немцев. Какой может быть отпуск на пляжах Крыма?! Кто скажет, как все это, называется по-русски?
«В Полярный я возвратился 20 июня. Начальник штаба соединения капитан 3 ранга Б.И. Мещеряков доложил, что над главной базой чуть ли не каждый день летают фашистские самолеты-разведчики и по ним разрешено открывать огонь, что с 19 часов 30 минут 19 июня флот переведен на боевую готовность № 2 и мы уже выставили в море три линии корабельных дозоров. Подытожив доклад кратким „добро“, я поспешил к командующему флотом. Внимательно выслушав отчет о поездке в столицу, Арсений Григорьевич дал разрешение отправляться на отдых в Гурзуф.
— Будем надеяться, что ты полностью отгуляешь свой отпуск, — сказал он на прощание, — но, если обстановка потребует, я тебя потревожу».
Представляю, какими словами они оценивали действия московского начальства. Уже по немецким самолетам открывали стрельбу, а Василия Ивановича насильно отправили в отпуск. Значит, 17 июня флот по Платонову, привели в боевую готовность № 2 (пусть будет так), но 18 июня все вернули на свои места. Поэтому Головко и обратился за разъяснениями к командующему округом Попову, так как, видимо, приказ об отмене прошел по каналам наркомата обороны через Генштаб. Флотские, были же у них в оперативном подчинении. Головко, каким-то образом (сам пишет), все же возвращает флот в прежнее состояние боевой готовности № 2 (?). Говорил, как помните, что сам, лично, проявил инициативу.
Да, но инициатива командующего — это, конечно, хорошо, но стыкуется ли она, реально, с боевой готовностью флота? По бумаге-то, выходит, всегда хорошо. Кроме того, и Василий Иванович мог выдавать желаемое за действительность. Думается, что по немецким самолетам не стреляли, а открывали предупреждающий заградительный огонь, чтобы не допустить пролет над акваторией морской базы.
Что можно сказать в оправдание Платонова? Военные, люди подневольные, то есть, обязаны выполнять приказ начальства, каким бы абсурдным он не показался подчиненному лицу. Те же события предвоенных дней, как и у Головко, но другим взглядом.
«21 июня в небе над Полярным трижды появлялся на небольшой высоте немецкий самолет Ме-110. Корабли вели по нему интенсивный огонь. Без привычки некоторые артиллеристы зря горячились».
Понятно, промазали. Ни за что, не попадешь во вражеский самолет, если дан приказ «Огня не открывать!».
«Положение „необъявленной“ войны иногда приводило к недоразумениям. Стоявшему в гавани тральщику по вине вахтенного сигнальщика не было передано приказание стрелять по неопознанным самолетам. Вызываю командира корабля:
— Почему ваши орудия молчали, когда над нами кружил воздушный нарушитель?
