Нацизм. От триумфа до эшафота - Бачо Янош (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
КЕППЛЕР: Я записал. В остальном сейчас здесь такое положение: по улицам курсируют подразделения СА и СС, поэтому все спокойно.
ГЕРИНГ: Ну хорошо, слушайте меня, я еще что-то хочу сказать. Закройте границы, чтобы эти не перепрыгнули их вместе с имуществом.
КЕППЛЕР: Слушаюсь.
ГЕРИНГ: Подождите немного! Сейчас только мне пришло в голову, что посылать телеграмму Зейсс-Инкварту, собственно говоря, излишне, достаточно, если он позвонит мне и скажет, что согласен с текстом Как только Зейсс-Инкварт придет обратно, вызовите меня по этому делу. Я буду или у фюрера, или у себя дома Затем все должно пойти хорошо. Хайль Гитлер!»
Кто был таинственным узником отеля «Метрополь»
Ночь. Улицы все еще полны шума. «Извне не поступает никаких сообщений, — пишет в своих мемуарах Шушниг. — Мы сидим все в зале совета министров вокруг Микласа. Наконец и Миклас уступает насилию и подписывает список членов правительства».
Затем входит Зейсс-Инкварт, подходит к Шушнигу и советует ему просить убежища в венгерском посольстве в Вене. Но Шушниг отрицательно качает головой. Он хочет идти домой, в свою квартиру, к старику- отцу и своей невесте. Окруженный несколькими друзьями, он медленно идет вниз по широким мраморным лестницам.
«По обе стороны лестницы стояли люди в гражданской одежде, — пишет Шушниг, — на рукавах их пальто — повязка со свастикой. Итак, дворец канцлера уже был оккупирован. Они отдают приветствие поднятием руки. Мы безмолвно идем при бледном освещении вниз по лестнице. Горит лишь несколько фонарей. Затем Зейсс-Инкварт сопровождает нас до автомобиля. Несколько молодых людей прыгают слева и справа на подножки автомобиля. Потом машина медленно катится через ворота с железной решеткой…»
Шушнига сначала интернируют на квартире, затем год держат взаперти, укрывая от мира, в одной из чердачных комнат венского отеля «Метрополь». Никому, даже работающим там служащим, нельзя знать, кто таинственный узник комнаты, закрытой решетками Поэтому его лишили имени, и даже для наиболее посвященных он фигурирует как д-р Аустер. И когда уже немного стихает интерес международной общественности к его личности, ночью, в глубокой тайне, его перевозят в одну из самых изолированных частей пресловутого концентрационного лагеря Дахау. Здесь Шушниг встречается с многочисленными старыми бойцами австрийского рабочего движения, которые, преследуемые еще его правительством, попали за решетку! Эти люди — с которыми он теперь в одинаковом положении — на его собственном примере преподают ему великий исторический урок: успешно противостоять фашизму можно лишь опираясь на рабочий класс. К президенту Микласу нацисты были более снисходительны. Ему разрешают вернуться в свое поместье около озера Верти, где он и умер в 1956 году.
Но в ночь так называемого аншлюса, нацистской оккупации Австрии, за кулисами произошло еще нечто, чего нет в учебниках истории. Гитлер не забыл, что его друг Муссолини в день попытки первого нацистского путча, 25 июля 1934 г., бросил войска к перевалу Бренер, чтобы защитить суверенитет Австрии. Он опасался, что Муссолини вмешается и на этот раз. Поэтому между Берлином и Римом все утро и вечер шли взволнованные телефонные переговоры.
Гитлер сильно нервничает, до тех пор пока, наконец, вечером, в 22 часа 25 минут, не зазвонил телефон на столе в его кабинете. Звонит германский посол в Риме герцог Филипп фон Гессен.
«Ф.фон ГЕССЕН: Только что я пришел из Палаццо Венеция. Дуче благожелательно принимает все дело. Он посылает вам свой сердечный привет. Шушниг уже в понедельник сообщил ему о событиях, которые, согласно его мнению, могут последовать. Тогда дуче ответил, что это абсолютно невозможно, все это просто блеф и, по его мнению, исключено, что это последует. Когда Шушниг все же продолжал настаивать, сказав, что угрожающая опасность носит серьезный характер, Муссолини ответил, что он не может вмешаться.
ГИТЛЕР: Скажите Муссолини, что я этого никогда не забуду.
Ф.фон ГЕССЕН: Слушаюсь.
ГИТЛЕР: Что бы ни произошло, я никогда, никогда не забуду этого. Более того, я готов к тому, чтобы заключить с ним совсем другие соглашения.
Ф.фон ГЕССЕН: Я уже и на это сослался…
ГИТЛЕР: Если мы сейчас отметем в конце концов австрийский вопрос с пути, я готов с ним вместе идти в огонь и в воду.
Ф.фон ГЕССЕН: Слушаюсь, мой фюрер!
ГИТЛЕР: Слушайте! Теперь, когда я избавился от ужасной опасности вероятного военного конфликта, можете ему сказать, что я от всей души благодарю его и действительно никогда не забуду. Если когда-нибудь он попадет в беду, то он может быть уверен, что я рядом с ним, даже если против него выступит весь мир.
Ф.фон ГЕССЕН: Слушаюсь, мой фюрер!»
Риббентроп: «О Чемберлене я вынес очень хорошее впечатление…»
Теперь Гитлеру может угрожать опасность только с одной-единственной стороны — со стороны западных великих держав. Действительно, какую позицию занимают Англия и Франция? В дни после германского вторжения, когда почти все нацистские главари мчатся в Вену, чтобы как-нибудь не выпасть из лучей славы «победоносного» похода, Геринг по приказу Гитлера — хочешь не хочешь — сидит в Берлине, чтобы «кто-нибудь оставался и в магазине» для ведения дел. Ему одному скучно, и он вызывает к телефону в Лондоне министра иностранных дел Риббентропа, который как раз в это время находится в столице Англии.
Вот несколько отрывков из разговора.
«ГЕРИНГ: Фюрер поручил мне ведение дел, поэтому я думал проинформировать вас. Вы, вероятно, знаете, какая неописуемая радость в Австрии. Да, но ведь это вы могли слышать и по радио.
РИББЕНТРОП: Да, я слышал, какой был фантастический успех.
ГЕРИНГ: Вторжение в Рейнскую область может померкнуть перед этим, но я хотел бы лучше поговорить о политической стороне дела. Разговоры о том, что мы вручили ультиматум, — конечно, пустая болтовня. Мы не могли знать, что они так капитулируют, Шушниг выступил с громогласной речью, что «Отечественный фронт» так или иначе будет бороться до конца, поэтому Зейсс-Инкварт, который тогда был уже в правительстве, обратился к нам и попросил о безотлагательном вступлении войск. Это — действительные факты. И что еще очень интересно, там потрясающе много национал-социалистов, и это сильно поразило и нас самих. Дело обстоит таким образом, что, помимо евреев и попов, проживающих в Вене, едва ли можно кого-нибудь найти, кто был бы против нас.
РИББЕНТРОП: Тогда, собственно говоря, вся Австрия с нами…
ГЕРИНГ: Действительно, мне хочется смеяться, когда подумаю о том, что отдельные лица еще вчера болтали о возможности войны. Но где тот бессовестный государственный деятель, который осмелился бы подвергнуть смерти миллионы людей только потому, что два братских народа воссоединились.
РИББЕНТРОП: Да, конечно. Это на самом деле очень смешно. Здесь это тоже начинают понимать. Я думаю, есть полная ясность с этим делом.
ГЕРИНГ: Фюрер думал, что раз уж вы в Лондоне, то должны разъяснить людям о действительном положении дел. Прежде всего о том, чтобы не верили ложным слухам о том, что Германия направила ультиматум Австрии. Это — ложь Шушнига.
РИББЕНТРОП: Это разъяснение уже произошло, поскольку я уже обстоятельно говорил об этом с Галифаксом и Чемберленом.
ГЕРИНГ: И скажите им: неверно, что мы предъявили президенту Микласу ультиматум. Зейсс-Инкварт, правда, просил нашего военного атташе в Вене сопровождать его к Микласу, но это было необходимо лишь из-за выяснения технических вопросов. В остальном Зейсс-Инкварт определенно просил нас устно и затем по телеграфу прислать части.
РИББЕНТРОП: Сегодня я после второго завтрака особо поговорил с Чемберленом. Я вынес о нем очень хорошее впечатление. Он доверил мне особое послание для фюрера, которое я хотел бы передать лично. А Галифаксу я сказал, что мы стремимся к искреннему пониманию с Англией. На это он ответил, что они беспокоятся только за Чехословакию.
