Альбигойская драма и судьбы Франции - Мадоль Жак (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Но Педро Арагонский, славный победитель при Лас-Навас-де-Толоса, не признавал благоразумного выжидания. Он жаждал битвы, как и Симон де Монфор. Для него это было единственное средство выйти из невыносимого положения. Наконец битва состоялась, и Симон де Монфор одержал нежданную победу благодаря умелой атаке с флангов, а в особенности благодаря великолепной дисциплине своих войск. Король Арагона погиб в сражении, и его смерть послужила сигналом к беспорядочному бегству. Граф Тулузский лично не принимал участия в битве, но потери среди пехоты, посланной под стены Мюре Тулузой, были огромны.

Каковы бы ни были дальнейшие перипетии борьбы, продолжавшейся еще много лет, день 12 сентября 1213 г. решил судьбу Юга. Арагон, где Педро II наследует король-ребенок [122], отныне теряет интерес к конфликту, который рискует отвлечь от исконных притязаний, целиком ориентированных на западное Средиземноморье. Рай-мон VI мгновенно выходит из игры и укрывается в Англии у Иоанна Безземельного, дожидаясь четвертого Латеранского собора, чтобы подать жалобу. Жители Тулузы не пожелали сдаться на милость Монфора, торжество которого казалось тогда полным. Но и это слишком много для него. Если бы после того, как его признали виконтом Безье и Каркассона, он стал бы еще и графом Тулузским, то он оказался бы одним из самых могущественных вассалов французского короля и, возможно, одним из самых беспокойных. Так что 12 сентября 1213 г. было не часом Симона де Монфора, как показалось на мгновенье, а часом Филиппа Августа. После двух побед 1214 г. при Бувине и Ла-Рош-о-Муане над Иоанном Безземельным и коалицией, образованной императором и графом Фландрским [123], он впервые предстает самым могущественным государем христианского мира. Теперь он может перенести внимание за Центральный массив, доверив своему сыну, будущему Людовику VIII [124], лично повести в 1215 г. королевский крестовый поход на Юг. До сих пор церковь тщетно пыталась склонить к этому короля. Поход начался, когда все уже было ясно, и вооруженное паломничество принца Людовика свидетельствовало о том, что король заинтересован в землях, составляющих часть его ленных владений.

ЛАТЕРАНСКИЙ СОБОР

(1215)

Главное событие 1215 г. — это, впрочем, не поход принца Людовика, который ограничился тем, что утвердил решения Симона де Монфора, в особенности те, что касались разрушения укреплений Тулузы. Главное событие — это Латеранс-кий собор, собравшийся в ноябре месяце. На нем под покровительством высшей власти папы, для которого собор стал в некотором роде триумфом, собирались обсудить все важные вопросы, волнующие христианский мир. Что касается Юга, то речь шла о том, кому окончательно передать земли графа Ту;гузского и графа де Фуа. Оба вельможи отдали свое дело в руки церкви, и на соборе у них не было недостатка в приверженцах.

Папа колебался. Он понимал, что лишение владений Раймона VI и в особенности его сына было несправедливо. Но следовало учитывать и настроения епископов Юга, преданных Симону де Мон-фору и уже высказавшихся на провинциальном соборе в Монпелье за то, чтобы он «держал Тулузу и другие земли, коими владел граф». Кроме того, поход на Юг принца Людовика усилил положение Монфора, который осмелился вступить в Тулузу лишь в сопровождении представителя своего сюзерена. Правда, Арно-Амальрик, прежний предводитель похода, ставший архиепископом Нарбонн-ским, был тогда в затяжном конфликте с Симоном де Монфором и парадоксальным образом поддерживал дело своего бывшего врага.

«Песнь о крестовом походе» оставила нам детальный и чрезвычайно выразительный рассказ о латеранских дебатах. В ней показано, как папа выступает против большинства и обращается со словами отеческого ободрения к Раймону, подавая надежду на возвращение когда-нибудь Прованского маркизата. Все это красиво рассказано, но довольно маловероятно. Например, Иннокентий III заявляет: «Пусть Симон держит землю и управляет ею. Бароны, так как я не могу ее у него отобрать, пускай он по возможности хорошо ее охраняет и не даст ее уменьшить, ибо не в моей воле проповедовать поход ему в помощь». Не произносит ли это Иннокентий III, который умер в 1216 г., потому, что его преемники не переставали искать поддержки армий Симона, а позднее — его сыновей? Впрочем, в декреталиях от 14 декабря слова, приписываемые Иннокентию III анонимным автором продолжения «Песни», звучат иначе: «Раймон, граф Тулузский, коего сочли виновным… при многочисленных признаках, точно доказывающих, что он долго не мог управлять страной по вере, да будет навсегда отстранен от управления, бремя которого он только и дал почувствовать, и пусть пребывает в надлежащем месте за пределами страны, дабы нести достойную кару за свои грехи; однако ежели он смиренно повинуется, пускай получает каждый год 400 марок серебром на свое содержание. Пусть все домены, отвоеванные крестоносцами у еретиков, их единоверцев, пособников и укрывателей, с городами Монтобаном и Тулузой, более всех пораженными ересью, будут отданы графу де Монфору, человеку храброму и католику, потрудившемуся более всех прочих в этом деле, дабы держал он их от тех, от кого должен по праву их держать. Остальная же страна, не завоеванная крестоносцами, будет в соответствии с решением церкви поставлена под охрану людей, способных поддерживать и защищать интересы мира и веры, для наделения властью единственного сына графа Тулузского [125] по достижении им совершеннолетия, ежели он надлежащим образом покажет, что достоин получить все или только часть в соответствии с тем, как будет сочтено должным». Здесь речь шла о Прованском маркизате. Что касается графа де Фуа, которого подозревали в ереси по меньшей мере так же, как и Раймона VI, ему возвращали его владения.

Как Иннокентий III, который не мог не знать, какими беззакониями и страшными жестокостями сопровождался крестовый поход, после всех описанных нами колебаний, конечно, не придуманных, позволил издать подобный документ? Самый молодой историк альбигойских войн, Зоя Ольден-бург, преисполнена совершенно справедливого негодования. Однако было бы в равной степени неправомерным оценивать подобные акты с точки зрения представлений нашего времени. Не то чтобы война тогда была более жестокой, чем сегодня — нам слишком хорошо известно обратное. Возмутительно то, что высшая инстанция церкви земной до такой степени попрала законы справедливости и милосердия, которые она призвана распространять по всему христианскому миру. Завтрашний день подобного забвения окажется горестным, и не пройдет ста лет, как Ногаре [126] от имени французского короля предаст поруганию в Ананьи преемника Иннокентия III, и будут написаны карающие терцины «Божественной Комедии». Ошибкой, от которой сам Григорий VII не смог избавить церковную иерархию, было соединение двух властей в одних руках. Глава церкви не может безнаказанно претендовать на господство над светскими государствами. Но судить по справедливости Рай-мона VI и его подданных означало усилить ересь и, возможно, подготовить ее торжество. Один раз прибегнув к оружию, чтобы задушить ее, следовало идти этой гнусной дорогой до конца. Не требовалось резни в Безье, чтобы дать понять Иннокентию III, какому риску он подвергался, спустив с цепи насилие в Южной Франции. Декреталии от 14 декабря 1215 г. являлись только логическим продолжением призыва к оружию. Чтобы не впасть в безрассудное противоречие, Иннокентий III должен был идти до конца. Когда я говорю об идеях того времени, допуская, что они очень отличаются от наших, то хочу сказать, что применение силы в духовных делах допускалось тогда повсюду, а если катары его отрицали, то только потому что полностью отказывались от насилия при любых обстоятельствах.