Альбигойская драма и судьбы Франции - Мадоль Жак (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Но теперь перед легатом встал другой важный вопрос. Земли Раймона-Роже Транкавеля были согласно юридической терминологии того времени «провозглашены добычей», то есть законный владелец объявлялся лишенным прав, а земли как законный трофей победителей отходили одному из них. Сначала их тщетно пытаются передать трем уже названным знатнейшим сеньорам — те отказываются, так как стремятся как можно скорее вернуться домой и не хотят взваливать на себя заботу о южном фьефе, где пока северянам принадлежат только две главных крепости и который надо еще завоевать замок за замком, во враждебной стране и с малым количеством людей. Тогда выбор пал на Симона де Монфора, сеньора Ивелина и графа Лестера [109]. Поначалу он тоже отказывается и соглашается в конце концов стать виконтом Безье и Каркассона лишь при условии, что все поклянутся прийти ему на помощь, если она понадобится. Несколькими неделями спустя, 10 ноября 1209 г., Раймон-Роже умер от дизентерии в башне Каркассона, где его держали узником. Эта смерть показалась подозрительной, и сам Иннокентий III позднее в одном из своих писем говорил об убийстве.

СИМОН ДЕ МОНФОР

Конечно, Симон де Монфор больше всех был заинтересован в смерти законного сеньора, и он это ясно показал, выставив «его тело взорам жителей страны, дабы пришли они его оплакать и почтить память. Тогда вы бы услыхали горестные стенания народа. Граф велел похоронить его с большой процессией. Да позаботится Бог о его душе, ежели смилуется над ней; ибо это было великое горе». Так пишет Гийом де Тюдель, автор первой части «Песни о крестовом походе», благосклонно настроенный к крестоносцам, хотя он и южанин. Однако мне кажется, что несправедливо чернить этим обвинением память Симона де Мон-фора, виновного, конечно, во множестве преступлений, однако иного рода.

Он был фигурой достаточно внушительной, чтобы по прошествию стольких веков не попытаться воздать ему должное. Не смея равняться ни по происхождению, ни по размерам своего фьефа с герцогом Бургундским, графом Неверским или графом де Сен-Полем, сеньор Ивелина тем не менее отнюдь не был незначительным лицом, и церковь правильно избрала человека, который мог защитить ее дело в самых трудных обстоятельствах. Он вырос между Иль-де-Франсом и Нормандией, в пограничном крае, разделявшем соперничавшие династии Капетингов и Плантагенетов. По матери, Амисе, графине Лестер, принадлежащей к знаменитому роду Бомон, он был англо-нормандцем. Из его рода по отцу происходила знаменитая королева Бертрада [110], которая после брака с Фуль-ком IV Мрачным, графом Анжуйским, вышла замуж за французского короля Филиппа I [111]. Теперь она покоилась подле Монфора л'Амори в Фонтевро, в приорстве От-Брюйер, где провела монахиней последние годы жизни. Приорство Ог-Брюйер стало для Монфоров тем, чем было Сен-Дени для Капе-тингов или Фонтевро для Плантагенетов. Именно здесь после своей гибели упокоится и тело Симона. Симон де Монфор принимал участие в четвертом крестовом походе. Когда поход начал отклоняться по вине венецианцев от своей первоначальной цели, он с некоторыми другими крестоносцами отказался участвовать в осаде христианского города Задара [112] и отправился воевать на собственные средства в Святую землю. Оттуда он быстро вернулся, узнав о проповеди крестового похода против альбигойцев. Когда Симона де Монфора попросили заново принять крест, он, прежде чем решиться, открыл наугад Библию и попал на следующую строфу: «Ибо приказал Он своим ангелам охранять тебя» (Пс. 90(91):11). Вслед за этим Симон принял крест и оказался одним из тех, кто никогда не отступает. Верный слуга церкви, что он доказал и под стенами Задара, он полностью проявил себя как великий полководец и ловкий политик. Ведь Симон де Монфор очутился на землях с неопределенной ленной зависимостью, так как виконтство Безье и Каркассона прямо зависело от арагонской короны и косвенно от короны французской. Там приходилось держаться осмотрительно, к чему Монфоры, лавировавшие между Капетингами и Плантагенетами, уже привыкли.

Не без трудностей Симон де Монфор получил инвеституру от Педро II Арагонского, разрывавшегося между своей приверженностью церкви и нежеланием признать вассалом северянина, через которого французский король мог решительно утвердить свой сюзеренитет над землями к югу от Центрального массива. Когда осенью 1209 г. большая часть крестоносцев вернулась домой, Симон де Монфор оказался в одиночестве во враждебной стране, с небольшой горсткой людей такой же закалки и несколькими плохими крепостями, из которых единственно надежной был лишь Каркассон. Никакой твердой поддержки, кроме церкви в лице легата Арно-Амальрика, у него не было. Кроме того, было необходимо, чтобы на епископских престолах Юга сидели люди надежные. Во главе Тулузского диоцеза уже стоял Фульк Мар-сельский, некогда известный как трубадур под именем Фолькета [113] Фолъкет (Фульк) Марселъскип (ум. 1231) — сын марсельского купца, известный трубадур. Постригся ок. 1200 г.

цианском монастыре Торонет в Провансе, где и сделался аббатом. Он станет беспощадным врагом Раймона VI и верной опорой Симону де Монфору. Аббат из Во-де-Сернея, сосед и близкий друг Симона де Монфора, был назначен епископом Кар-кассонским. Это его брат, Петр из Во-де-Сернея [114], написал под названием «Historia albigensis» («Альбигойская история») хронику крестового похода, ставшую от начала и до конца панегириком Симону де Монфору. Да, Симону де Монфору требовалась твердая и постоянная поддержка церкви, чтобы успешно нести почти непосильное бремя. И впрямь, население Юга, поначалу потрясенное резней в Безье, вскоре пришло в себя, осознав реальную слабость победителей. Граф Тулузский ведет переговоры с Римом, не теряя надежды на торжество своего права. Меняется поведение графа де Фуа, Раймона-Роже, сникшего было под ураганом, и отныне у Симона де Монфора не будет более опасного противника. Да и горные крепости на Юге — Минерв, Кабаре и Сессак в Кабарде, Терм в Корбьерах — все еще держатся. Симон де Монфор занимает, и то непрочно, только равнину. Положение этого потомка англо-нормандских Бо-монов очень походит на ситуацию, в которой оказались соратники Вильгельма Завоевателя на следующий день после битвы при Гастингсе [115]. Они были тоже победителями и тоже опирались на церковь, но повсюду наталкивались на сопротивление местного населения. Почему бы не осуществить на Юге то, что в итоге совершили норманны в Англии, Робер Гискар в королевстве Обеих Сицилии [116] и участники первого крестового похода в Палестине?

Если мы хотим понять Симона де Монфора, то нам надо воскресить в памяти эти прецеденты, известные ему, конечно, больше, чем кому-либо другому; следует разглядеть в нем человека того же склада характера, что и Робер Гискар, Вильгельм Незаконнорожденный или Балдуин Иерусалимский [117]. Пока же он отсылает своего верного соратника Робера Мовуазена [118] договориться с Римом и заручиться полной поддержкой Святого престола. Затем с помощью жены, Алисы Монморанси, собирает новые войска на Севере и с этими силами весной 1210 г. переходит в наступление. Извечная вражда между жителями Нарбонна и Минерва позволяет Симону де Монфору в июле принудить последний к капитуляции. Крестоносному войску представляется возможность сжечь в порыве энтузиазма укрывшихся в крепости восемьдесят Добрых Людей, мужчин и женщин. Это не первый и не последний из тех ужасных костров, у которых не знаешь, восхищаться ли героизмом мучеников или поражаться жестокому веселью католиков. Но они и в самом деле верили, что очищают землю от настоящей дьявольской чумы. Ведь именно ради этого приняли они крест, и даже сами костры в их глазах узаконили поход, исполненный опасности, но также и надежды на весьма весомые выгоды.