Красная Армия в освещении современников<br/>(Белых и иностранцев 1918-1924) - Скерский К. В. (чтение книг txt) 📗

Хотя бой в спешенном строю не был в чести ни в конной армии, ни у поляков, тем не менее расход боеприпасов был очень значительным, благодаря, главным образом, применению автоматического оружия и отчасти стрельбе с седла».

Менее объективный, более пристрастный автор дает иную характеристику приемов боя конной армии, — правда в период более поздний, чем описанный подполковником Клебер [92].

«Основным в характеристике действий армии Буденного, в период с 1 июля по 6 августа (1920 г.), следует признать разброску сил на широком фронте и отсутствие определенной, строго стратегической решимости. В тактических действиях командования конной армии надо признать большую гибкость и быстроту решений».

Более строго отзывается он и о конных атаках:

«Настойчивость, с которой казаки Буденного беспрерывно атаковали нашу пехоту в конном строю, неся при этом значительно большие потери, чем если бы они это делали в пешем строю, была большой ошибкой конной армии. Нельзя отказать казакам Буденного в большой смелости, но одной смелости недостаточно для боя с современно вооруженным противником».

Конечно — «недостаточно». Кто станет с этим спорить? Но польский автор не хочет заметить и ни звуком не обмолвился о том, каков должен был быть дух войск, раз их можно было поднять в конную атаку на нерасстроенную пехоту.

«Нельзя закончить описания боев 31 мая, — пишет в другом месте Клебер, — не признав, что большевистская 6 кавалерийская дивизия проявила во время этих столкновений не только храбрость, которая делает ей честь, но и совершенно исключительное искусство маневрирования.

Все передвижения совершались с превосходным применением к местности, в блестящем порядке, а атаки на польские батареи и пулеметы велись с решимостью и хладнокровием, которые заслуживают быть отмеченными».

В аналогичных почти выражениях описывает эти столкновения другой польский автор:

«…Надо признать, что неприятель представлял (из себя) хорошо организованные части, маневрировавшие в прекрасном порядке и шедшие на пулеметный (даже) огонь с необыкновенной дерзостью и хладнокровием, имея в руках лишь холодное оружие» [93].

Закончив описание операции 26 мая—9 июня, Клебер спрашивает:

«Каковы же результаты действий Буденного?

Прежде всего результаты чисто стратегического порядка, — последствие вторжения значительных неприятельских сил внутрь польского расположения: командование 3 армией, видя ее отрезанной и окруженной, видя разрушение системы своего тыла, отдает приказ об эвакуации Киева (9 июня) и отводит армию на линию р. Тетерев (12 июня).

Польское командование на Украине в корне дезорганизовано ударом на Житомир и не в состоянии управлять действиями своих армий, которые, выполняя отступление по расходящимся линиям, увеличивают широко открытый прорыв польского фронта. Тогда высшее польское командование оттягивает свои армии на исходную линию атаки 25 апреля и старается заткнуть дыру между 3 и 6 армиями, используя для этого свои последние резервы; правда, ему это удается, но в этих соединениях ощущается недостаток севернее Припяти, где решается судьба первой части кампании 1920 г.

Haряду с результатами стратегического порядка, Буденный сильно подорвал дух польских войск. Именно его прорыв является одной из главных причин, которые привели польскую армию к стенам Варшавы и Львова. Конечно, положение Буденного было не менее трудно, чем и положение польских войск, по крайней мере в начале. Он также был отрезан и не был в состоянии возобновлять свои средства, но он обладал моральным превосходством, которое компенсировало все неудобства его опасного положения.

Наконец, Буденный классически подготовил момент общего большевистского наступления на север от Припяти — не только отвлечением на себя всего того, чем располагал противник, но и полным принятием на себя инициативы в операциях.

Если польское высшее командование почти два месяца было лишено возможности руководить отступлением своих войск, если только к половине августа, во время сражения под Варшавой, оно прочно накладывает руку на свои части и вносит порядок в их расстроенные ряды, то причину этого исключительно тяжелого, можно даже сказать, отчаянного положения следует искать в операции конной армии Буденного» [94].

Еще, пожалуй, эффектнее обрисовывает влияние операций Буденного не на одну только польскую армию, а на всю польскую государственность тогдашний вождь польской армии Иосиф Пилсудский в своем труде «Двадцатый год». По его словам, наступательные операции конной армии «сильнее сказывались не на самом фронте, но за ним, — на тылах. Паника в местностях, расположенных даже на расстоянии сотен километров от фронта, вспыхивала одна за другой, иногда даже в высших штабах, распространяясь все дальше и дальше. Начинала разваливаться даже государственная работа; в ней можно было заметить какие-то неуверенные колеблющиеся перебои. Рядом с необоснованными обвинениями наступали минуты неопределенной тревоги с нервными потрясениями. Я наблюдал это постоянно вокруг себя. Это новое оружие борьбы, каким оказалась для наших, неподготовленных к этому войск конница Буденного, становилось какой-то легендарной непобедимой силой. И, можно сказать, — чем дальше от фронта, тем влияние этого неподдающегося пониманию давления было сильнее и непреодолимее.

Таким образом, начинал организовываться для меня наиболее опасный фронт — внутренний» [95].

Не менее любопытны и другие выводы, к которым приходит Клебер, рассматривая операции Буденного в советско-польской войне. По его мнению, для того, чтобы получить действительный успех от крупных кавалерийских операций, необходимо иметь:

1) соединения, организованные еще в мирное время;

2) соединения, мощные, богато снабженные, обладающие максимальной независимостью в отношении коммуникации снабжения;

3) необходимо искать решения действительными массами кавалерии.

Последний вывод Клебера целиком вытекает из его изучения буденновских операций.

Вот что он пишет [96]: «Изучая, например, операции Буденного, мы найдем, что успехами он обязан, конечно, своей энергии, своей воле — действовать и преуспевать, своей специфической тактике, быстрым и очень продуманным сочетаниям движения и огня, а прежде всего, — своему численному, буквально подавляющему превосходству, благодаря которому частные неудачи, которые с ним довольно часто случаются, не влияют на общее положение и не могут приостановить его маневра.

Операции Буденного дают нам поразительный призер могущества кавалерии при массовом ее применении [97].Они находятся в прямой противоположности с использованием этого рода войск отдельными, разобщенными бригадами или дивизиями кавалерии, которое так часто имело место в начале польско-большевистской войны, и было ни чем иным, как мотовством дорого стоющего и трудно заменимого рода войск».

В тесной связи с этими мыслями стоит вопрос о роли так называемых пехотных поддержек для кавалерии.

Он был выдвинут опытом гражданской войны 1918–1920 г. г. и до сего времени является мало разработанным и спорным. Останавливаясь на нем в заключительной части своей интересной и богатой выводами статьи, Клебер высказывается за необходимость придачи коннице пехотных поддержек. Тесная связь в действиях двух родов войск, последующее использование маневра кавалерии пехотой и углубление успеха пехоты конницей, которая его развивает, — обеспечит этому сотрудничеству быстроты с силой исключительно полезный и действительный результат.

«Чтобы подтвердить — пишет Клебер [98] — необходимость пехотных поддержек для крупных кавалерийских соединений, мы можем сослаться на германскую операцию на Молодечно, которая представляет убедительный пример.