Сталин и Мао (Два вождя) - Галенович Юрий Михайлович (книги онлайн полностью TXT) 📗
После каждой фразы председатель ЦК КПК повторял, как он глубоко чтит опыт товарищей Сталина и Димитрова.
О Ван Мине председатель ЦК КПК вдруг повел речь в совершенно другом тоне, почти дружелюбно! Я даже сразу не понял, что он говорит о Ван Мине», — отметил П. П. Владимиров.
«Визит закончился весьма неожиданным образом. Председатель ЦК КПК попросил несколько листов бумаги. Сел за стол и тут же набросал текст телеграммы для товарища Димитрова. Телеграмму он вручил мне, — писал П. П. Владимиров, — с просьбой срочно “отстукать” ее в Москву. Мао выглядел обеспокоенным, в движениях его сквозила напряженность и нервозность.
На прощанье председатель ЦК КПК сказал, что до сих пор он и другие китайские работники явно недостаточно помогали нам в работе. И пообещал исправить этот промах.
В своей телеграмме Димитрову, как бывшему руководителю Коминтерна, Мао Цзэдун просит понять правильно внутрипартийную политику руководства КПК. Просит не волноваться товарища Димитрова, успокоиться, ибо все переживания товарища Димитрова дороги и сердечно близки ему. Суть беспокойства его и Димитрова одна и та же, так как у них одни и те же мысли.
Мао Цзэдун сообщает, что, кроме телеграммы, посланной в Москву второго января, он хочет еще раз указать на основные принципиальные вопросы, за проведение которых борется руководство КПК.
В телеграмме от второго января была разъяснена точка зрения по данным вопросам, но необходимо еще раз определить существо задач и политики. Мао Цзэдун благодарит бывшего руководителя Коминтерна за помощь, за предупреждение о недопустимости раскола единого антияпонского фронта и недопустимости в современных условиях антигоминьдановской политики. Мао Цзэдун заверяет бывшего руководителя Коминтерна в своем искреннем уважении.
Далее он сообщает, что с июля 1943 года и по нынешний день энергично проводились меры по укреплению единства партии. В результате внутрипартийная обстановка резко улучшилась. Суть этой внутрипартийной политики — объединение и сплоченность. Что касается Ван Мина, к нему относятся, исходя из тех же главных положений внутрипартийной политики: объединение и сплочение.
Политика по отношению к Гоминьдану неизменна. Она исходит из необходимости единого антияпонского фронта, и руководство КПК всегда строго ее придерживалось. Суть этой политики — сотрудничество с Гоминьданом, необходимость сотрудничества. В нынешнем 1944 году в характере взаимоотношений КПК и ГМД нужно ожидать улучшения. Мао Цзэдун подчеркивает, что он на это рассчитывает».
Разъясняя свое отношение к этой акции Мао Цзэдуна, П. П. Владимиров писал:
«Да, есть над чем поразмыслить. Мао, безусловно, понял мое отношение к политическим событиям в Особом районе. Визит председателя преследовал цель не только убедить Москву в дружественности руководства КПК, но и разъяснить, наконец, мне, как следует понимать его — Мао — политику. Это попытка сбить меня с моих позиций. И если не сбить, то поколебать. Значит, Мао будет развертывать действия в прежнем духе и попытается заранее обеспечить себе свободу таких действий. Действий по существу антисоветских».
Итак, Сталин предпринял попытку сдержать деятельность Мао Цзэдуна, направленную на то, чтобы, используя отсиживание в тылу, полностью подчинить себе партию и ее вооруженные силы, настроить их против Москвы как потенциального, да и нынешнего, противника, а также на решительную борьбу в скором будущем против Гоминьдана. При этом Сталин сам непосредственно не выступил с открытым забралом. Он сделал это через Димитрова, хотя формально тот уже не являлся политиком, имеющим какое-либо отношение к КПК и Мао Цзэдуну. Между Сталиным и Мао Цзэдуном оказались два посредника — Димитров и П. П. Владимиров. Мао Цзэдун был вынужден заверить формально Димитрова, а фактически Сталина в том, что он приостановит выкорчевывание из своей партии Ван Мина и людей, которые в той или иной степени ориентировались на Москву или исходили из того, что их и Сталина объединяют общие интересы, которые определяют политику КПК. Мао Цзэдун также был вынужден заверять Сталина в том, что он будет поддерживать политику сотрудничества с Гоминьданом, с Чан Кайши.
П. П. Владимиров, исходя из внутренней убежденности в правильности своей оценки действий Мао Цзэдуна, как направленных против его родины, против России, то есть, по терминологии того времени, действий антисоветских, не поколебался. Вполне очевидно, что именно такая позиция П. П. Владимирова в то время была приемлема с точки зрения Сталина. Итак, в 1944 году Сталин и Мао Цзэдун оказались на грани серьезного столкновения взглядов. Сталин оказал нажим на Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун был вынужден, по крайней мере внешне, несколько отступить от своих намерений; однако это было лишь оттягивание грядущих столкновений политических взглядов Сталина и Мао Цзэдуна.
П. П. Владимиров писал: «Сообразив, что действительное положение в КПК известно в Москве до мельчайших подробностей, Мао Цзэдун и его сторонники перестраиваются. Они понимают, что без помощи СССР им не выжить. Наглость, с которой они вели себя, сменяется особым вниманием к маскировке своей сектантской политики.
Мао Цзэдун и его сторонники никогда не откажутся от политики, за которую боролись столько лет и которая сейчас окончательно выкристаллизовалась и восторжествовала, — это один из выводов, который я довел до сведения Москвы.
Телеграммы Мао Цзэдуна — дань вежливости. Заигрывание со мной и услужливость — маска!
Я на долгом, непрекращающемся трагикомическом спектакле».
В связи с вышеупомянутыми событиями Н. Н. Риммар вспоминал о том, что Мао Цзэдун устроил «ради нас» обед. «Конечно, не ради нас. Обед он дал вскоре после телеграммы Димитрова в связи с травлей Ван Мина как лидера интернационалистов в КПК. Владимиров передал в Москву содержание рецепта, по которому давали лекарства Ван Мину. Центр ответил, что формально микстура составлена верно, но при хранении (а такую именно прописали Ван Мину) разлагается на свои ртутистые части. Они и вызывают токсическое поражение организма. Дабы разрядить обстановку, рассеять сомнения, задобрить нашу группу, которая стала свидетелем попытки убийства политического оппонента председателя ЦК КПК, и был устроен тот обед. Правда, ему предшествовали попытки Мао Цзэдуна обработать в “доверительных” беседах Владимирова. Я тогда передал серию обширных сообщений Петра Парфеновича для Центра». [48]
Н. Н. Риммар также вспоминал, что в ответ на вопрос, знает ли он иностранный язык, Мао Цзэдун, «как обычно, в неторопливой манере ответил:
— Нет, мне вполне достаточно китайского. А кто из иностранцев не понимает, — пусть изучает китайский.
Сказано это было как о вещах само собой разумеющихся.
Потом Мао Цзэдун заявил, что не повторит ошибку Сталина. Не помню, с кем он говорил, но вот смысл его речи:
— Сталин допустил ошибку, даже серьезную ошибку, когда подверг репрессиям только часть делегатов семнадцатого съезда ВКП(б), надлежало эту акцию распространить на всех делегатов за ничтожным исключением; нет, мы такую ошибку не допустим! Мы пойдем дальше!» [49]
Из сообщений П. П. Владимирова в первой половине 40-х годов Сталину становилось ясно, что Мао Цзэдун — это политик, нацеленный на конфронтацию с внешним миром, в том числе с СССР, что это вождь компартии, который намерен идти еще дальше Сталина в борьбе за власть и уничтожении своих соперников и вообще всех, кого он считал инакомыслящими, руководитель партии, который стремился использовать все методы, уже применявшиеся Сталиным на пути к высшей власти в партии и в стране, и далее — перещеголять во всем этом Сталина.
21 января 1944 года Мао Цзэдун при новой встрече с П. П. Владимировым заметил: «Для Китая политика США — вопрос первостепенной важности». [50]
