Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945 - фон Хольтиц Дитрих
Наши войска со всей возможной быстротой построились в колонну. Один молодой парашютист взял флаг, который его товарищи развернули на крыше самого высокого дома в качестве опознавательного знака для германских самолетов. Словно во сне, он двинулся вперед, а за ним бойцы, удерживавшие передовой плацдарм. Многих недоставало; одежда живых была грязной и разорванной; некоторые были без оружия или имели одни лишь гранаты, засунутые в карманы. В таком виде, около 19 часов, мы вступили в горящий город. Навстречу нашим подразделениям двигались группы вооруженных голландских солдат, направлявшиеся на назначенные им пункты сбора. Мы промаршировали перед штабом, где генерал Штудент, командир 7-й воздушно-десантной дивизии, передал мне пост коменданта города Роттердам.
В это время усиленный моторизованный полк СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» получил приказ выдвинуться в северные окрестности Роттердама и быть готовым к штурму «Крепости Голландия». В 20 часов танки 9-й танковой дивизии, в составе которой здесь действовал полк «Лейбштандарт», пошли вперед по горящим улицам. Эсэсовцы (и остальные) не знали настоящего положения и того, что уже подписана капитуляция; увидев группу вооруженных голландцев, они решили, что должны подавить этот воображаемый очаг сопротивления, и открыли по ним огонь из пулеметов и башенных орудий. Когда, удивленный, я выглянул в окно штаб-квартиры, генерал Штудент, стоявший рядом со мной, вдруг рухнул, получив пулю в голову, и, падая, увлек меня за собой, а немецкие и голландские офицеры вместе искали укрытие. У генерала было сильное кровотечение, и, когда несколько минут спустя я выбежал к моим солдатам, остававшимся внизу, на площади, я сам был весь в крови.
Перед штабом собрались сотни голландцев, ожидавших команды начать сдачу оружия. Я проскользнул сзади через их ряды и с ужасом увидел, что мои люди готовы открыть по ним огонь из пулеметов, поскольку в возникшей неразберихе решили, что подверглись атаке противника. Я бросился вперед с поднятой рукой, крича им, чтобы они опустили оружие. Моя залитая кровью форма еще больше усилила их возбуждение, поскольку они решили, что я ранен. В этот драматический момент передо мной возник голландский адмирал. Я попросил его встать справа от голландских солдат, на что он мне ответил, что не совершил ничего, заслуживающего расстрела. Только в этот момент я осознал страшную серьезность положения и его возможные последствия. Случайно мой взгляд упал на угол здания церкви. Повинуясь внезапно сработавшей интуиции, я велел голландцам идти туда спокойным шагом и укрыться в ней. Когда последний солдат вошел в церковь, я почувствовал огромное облегчение, словно с души у меня свалился тяжелый камень.
Обращая взор в прошлое, я часто благословляю случай, приведший меня в нужный момент в нужное место. Если бы я был ранен или если бы задержался на несколько минут, началась бы стрельба. Части солдат удалось бы бежать, но голландцы имели бы полное право утверждать, что соглашение об их капитуляции нарушено нами. Сопротивление возобновилось бы, подобно тому как огонь вновь вспыхивает на очаге пожара, который сочли потушенным, а поскольку мы удерживали город весьма ограниченными силами, борьбу за Роттердам пришлось бы начинать снова. Все это может служить примером того, как срываются тщательно разработанные планы, многие обстоятельства могут радикально измениться из-за ошибок отдельных лиц, и напрасно искать персонально ответственных за них.
Я был назначен комендантом пылающего города, и это поставило меня в следующие несколько дней перед рядом практически неразрешимых ситуаций. Надо было расчищать улицы, чтобы обеспечить прохождение войск, наступавших на противника. По соображениям безопасности приходилось взрывать целые блоки домов. Следовало бороться с огнем, заботиться об обеспечении питанием и эвакуации многочисленных пленных, в то время как интендантская служба и снабжение пребывали в полном хаосе. Также надо было облегчить страдания гражданского населения, как-то смягчать нищету там, где она достигала пика. Это была основная часть моей деятельности, не имевшей перерывов. Голландский комендант, героически защищавший город, первым вызвался помогать мирному населению. Этот энергичный и активный человек поддержал наши усилия. Он был большим патриотом, верно служившим своей стране в несчастливые для нее дни. К нему и к его штабу я испытываю чувство самого глубокого уважения.
Короткое пребывание в месте постоянного расположения нашей части в Германии позволило нам восполнить потери и дать нашим людям передышку. Несмотря на достигнутые успехи, несмотря на полученные награды, наши солдаты оставались спокойными и скромными. В ходе операции другой полк такого же типа, как наш, оказался менее счастливым и потерял намного больше людей. Оплакивая в такой-то роте или в таком-то батальоне наши потери, разделяя горе с семьями погибших, мы, с чисто военной точки зрения, были горды тем, что исполнили свой долг и выполнили поставленную перед нами задачу. Захватив и удержав мост, мы на пять дней сократили Голландскую кампанию. «Крепость Голландия» пала. Если бы эта операция не удалась, храбрая голландская армия, продолжая сражаться, очевидно, затянула бы сопротивление Голландии на неопределенное время, что, впрочем, никак не повлияло бы на конечный результат, лишь потери для их страны, их городов и их населения были бы более тяжелыми.
Период оккупации Бельгии
В период оккупации Бельгии, последовавший далее, наш полк использовался в различных воздушно-десантных операциях, которые мы осуществляли без ущерба для бельгийского сельского хозяйства в районе севернее города Антверпен. Нам часто выпадала возможность съездить в Роттердам на могилы наших солдат, похороненных рядом с солдатами голландской армии.
В то время я был назначен командиром полка, и мне посчастливилось сохранить под своим началом моих солдат. В должности командира батальона меня заменил призванный из резерва офицер, бывший на десять лет старше меня; я со спокойной душой вручил в его руки это подразделение, которым так дорожил, и никогда об этом не жалел, а мое доверие не было обмануто. Полковник, занимавший должность командира полка до меня, пользовался высочайшим уважением и в качестве награды за свою службу получил под свое начало егерскую дивизию. Впоследствии я старался еще больше развивать в полку дух боевого товарищества.
Наши отношения с мирным бельгийским населением сначала были довольно холодными и отстраненными. Однако, как всегда бывает между молодыми людьми, они постепенно стали менее натянутыми, более дружественными. Полагаю, национализм для простого человека – это нечто искусственное. Во всех европейских странах, по которым прошли наши войска, рядовые солдаты очень быстро устанавливали контакт с людьми из народа, и я глубоко убежден, что, если бы не политика высшего руководства, немецкий солдат не имел бы сегодня отвратительной репутации.
Конечно, когда страна считает, что подверглась агрессии, ее население на войну смотрит как на преступление, а на солдата неприятельской армии – как на врага, как на орудие судьбы, избежать которой невозможно. Однако со временем люди начинают по-разному относиться к отдельным солдатам противника как к индивидам. Само собой разумеется, мои заключения основываются на личных наблюдениях за поведением моих солдат – людей спокойных, несколько медлительных, которые в силу своего серьезного характера никогда ничего не разрушали по простому капризу и всегда проявляли понимание и сочувствие к чужим страданиям. В моем полку я ни разу не накладывал взыскания за неправильное поведение по отношению к гражданскому населению.
Позднее, когда я был командующим в Неттуно, под моим началом оказалась воинская часть, отступавшая с южной оконечности Италии; командир этой части погиб, и командовал ею один офицер, до того живший в других условиях. Несмотря на то что эта воинская часть была прекрасно вооружена, ее нельзя было использовать в серьезных боях, поскольку за время отступления ее солдаты потеряли всякое уважение к себе.
