Мир в ХХ веке - Коллектив авторов (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Режимы здесь стабильны, но во внутренней политике внешние атрибуты либеральной демократии заметно уступают традициям ислама. Более того, последние десятилетия здесь в еще большей степени, чем в Сирии и Ираке, отмечены явным ростом влияния и значения исламского фундаментализма. В форме саудийского ваххабизма он в наши дни активно проникает и в населенные мусульманами республики распавшегося СССР. Особенно энергично заимствуется фундаментализм в Афганистане, где еще недавно советские руководители мечтали создать чуть ли не советскую республику. Афганские коммунисты, которые с десяток лет назад считались силой в этой одной из самых отсталых в Азии стран, потерпели поражение и вынуждены были покинуть свою страну. Ныне нищий и озлобленный Афганистан — одна из самых надежных баз международного фундаментализма и терроризма, а стоящие у власти в этой стране так называемые талибы — воспитанники исламских школ в Пакистане.
К слову, еще раз о Пакистане. За последнее время и особенно в годы войны в Афганистане эта страна тоже совершила заметный крен в сторону фундаментализма. Именно в Пакистане была и существует сегодня база для подготовки воинов-талибов, для их вооружения. Афганистан и Пакистан сегодня — самые близкие союзники в борьбе с теми, кто еще не вполне готов принять на вооружение опасный ислам, ислам экстремистов-фундаменталистов.
Итак, итоги деколонизации Востока достаточно различны. Они зависели от множества различных факторов — и от цивилизационных традиций, и от политики колонизаторов (если речь идет о колониях), и от геостратегического положения той или иной страны, ее исторических судеб, в том числе в годы второй мировой войны, и от политики лидеров, а в немалой мере от природных ресурсов, прежде всего нефти. Но, учитывая все это многообразие факторов, всю совокупность случайного и закономерного, следует все-таки выделить и некоторые бросающиеся в глаза особенности этого процесса в целом.
Оставляя в стороне Африку южнее Сахары, где было немало своих проблем, и ограничиваясь теми странами, о которых идет речь в данной главе, мы вправе прийти к выводу, что легче и гармоничней всего были восприняты нормы европейской структуры и сопутствующей ей цивилизации в странах Дальнего Востока, пусть не во всех, не сразу и не одинаково. В одних государствах это произошло в форме заимствования коммунистической идеологии, в других — в виде умелого приспособления к европейским стандартам, но цивилизационная основа стран этого региона при этом оказалась в наибольшей степени близка к европейской.
Это может показаться странным, но дело обстоит именно так. Похоже на то, что главную роль в подобного рода сходстве сыграла ориентация конфуцианства как доктрины и извечное стремление конфуциански ориентированных жителей региона к самоусовершенствованию и соревновательности, а также к заимствованию и усвоению новых знаний при сохранении основ собственной цивилизации в любой из ее модификаций. Примерно то же самое, пусть в несколько меньшей степени, можно зафиксировать на примере по меньшей мере части стран индуистско-буддийской цивилизации. В Юго-Восточной Азии отсталость региона во многом помогали преодолеть — с последующим активным и умелым приспособлением к европейским стандартам — китайские хуацяо. В Индии или на Цейлоне адаптирующим фактором была английская колониальная администрация, активно и успешно прививавшая все те же европейские стандарты, тогда как о сохранении собственной цивилизационной самобытности заботились лидеры национальных движений, возглавивших эти страны после деколонизации.
И как это ни покажется парадоксальным, наибольшее сопротивление по отношению к европейским стандартам продемонстрировал мир ислама — религии, по происхождению и сфере своего распространения наиболее близкой к христианству. Показательно, что даже там, где европейские стандарты прививались долго и вроде бы успешно (Пакистан и Бангладеш как части британской Индии), они после деколонизации начали заметно шататься и искажаться под влиянием все набиравшего силу ортодоксального ислама, со временем обретавшего (особенно в Пакистане) явственно фундаменталистскую окраску. Аналогичный процесс можно проследить в Египте и Алжире, где властям приходится силой усмирять фундаменталистов, подчас ведя с ними настоящую гражданскую войну. Даже в Турции, где ислам был потеснен Кемалем наиболее решительно и, казалось бы, бесповоротно, фундаментализм в последнее время набирает силу и держится в рамках лишь благодаря жесткой политике военных лидеров. Только в отдаленных от ближневосточного мира и его корней Малайе и Индонезии ислам проявляет себя пока весьма умеренно.
Вообще же практически для всех исламских стран характерны некоторые особенности, заслуживающие внимания, особенно с точки зрения их потенций и будущего всего мира. Эти особенности сводятся прежде всего к агрессивности по отношению к западным стандартам. И хотя не везде и не в одинаковой степени она проявляется, заметна она практически везде. И питается не только крайностями фундаментализма. Просто правоверные, воспитанные в духе недоверия ко всем остальным (их терпят, но никогда не считают равными себе и, как правило, не отдают за них замуж своих женщин), наиболее отчетливо демонстрируют это презрительное недоверие по отношению к развратному по исламским понятиям Западу, где женщины ведут себя свободно, рекой льется вино, а средства массовой информации ни в чем не стеснены, способны на любое святотатство (вспомним о смертном приговоре, вынесенном иранскими аятоллами писателю С. Рушди за его книги, задевающие священную фигуру пророка и суры Корана). И это еще далеко не все.
Внимательно присмотревшись, легко заметить, что современный мир ислама нетерпим по отношению к либерально-демократическим стандартам в политике. Нет ни одной республики (а большинство стран ислама формально именно республики), где власть законно избранных представителей уважалась и считалась бы легитимной, недоступной для произвола. Напротив, практически в любой из них регулярно совершаются перевороты. Редко (чаще всего в Турции) они приводят к восстановлению законности в рамках европеизированных стандартов демократии. Гораздо чаще это проявление привычной для исламских традиций борьбы за власть. Примерно то же касается норм права. Европейские нормы достаточно прочно привились лишь в Турции. В Египте или Пакистане, где об этом старательно заботились англичане, позиции этих норм непрочны или недостаточно прочны. Зато государств, в которых европейское право вообще практически не играет никакой роли и где царят откровенно авторитарные режимы, весьма много, будь то Иран или Ирак, Сирия или Ливия. О богатых нефтью арабских монархиях и говорить не приходится — там рядом с процветанием нередко властвует средневековье.
Фундаментальный ислам воинственен. Мусульмане, особенно распропагандированные фундаменталистами, фанатичны и, уповая на волю Аллаха, нередко готовы на все в борьбе с ненавистными им неверными, олицетворенными прежде всего современной цивилизацией Запада. И потому очень понятны опасения тех современных политологов, кто видит в раскрепощенном и все расширяющем зоны своего влияния воинствующем исламском фундаментализме немалую потенциальную угрозу для Запада.
Противостояние возникшего после второй мировой войны Израиля с окружающими его исламскими государствами и прежде всего с претендующими на возвращение части своих захваченных им территорий палестинскими арабами, длительное время тревожило весь мир из-за того размаха, который обрел арабо-исламский террор. И хотя террористы в современном мире отнюдь не ограничиваются мусульманскими боевиками (есть немало их среди ирландцев, басков, курдов и представителей иных меньшинств в разных уголках Европы), пальма первенства, вне всяких сомнений, принадлежит именно им. А в самое последнее время этот мрачный вывод подтверждается и на примере на глазах исламизовавшейся Чечни, бросившей вызов нашей стране.
Проблемы деколонизованного Востока
Многоликий Восток, каким он очень ярко и выпукло предстал перед миром в послевоенные годы, когда страна за страной, регион за регионом добились независимости и вынуждены были теперь уже самостоятельно или почти самостоятельно решать стоявшие перед ними сложные проблемы, несмотря на все свои различия, порой очень существенные (особенно если включать в него и всю Африку), тем не менее, достаточно единообразен. Практически он почти весь — за редчайшими исключениями вроде Японии — вписывается в понятие “развивающийся мир” и в качестве такового противопоставляется миру развитому, точнее, высокоразвитому западному.
