Кавказская война. Том 2. Ермоловское время - Потто Василий Александрович (прочитать книгу txt) 📗
«Составляются три колонны: первая – из шести рот Грузинского гренадерского полка, под командой полковника Ушакова; вторая – из трехсот пятидесяти человек Троицкого полка; третья – из трехсот тринадцати человек семнадцатого егерского полка и тридцати семи человек гренадер, под командой майора Терешкевича. В пять часов пополуночи колонны выступают с назначенных им пунктов, имея впереди стрелков, и следуют к крепости с крайней тишиной и скоростью; если неприятель не откроет огня, то стрелки отнюдь не стреляют, когда же от неприятеля будет сильный огонь, то стрелки тотчас бьют по неприятелю, а колонны наипоспешнее ставят лестницы и взбегают на батарею и на стены: первая колонна штурмует батарею и стену к Гямушевану, ставя одну лестницу на батарею, а прочие тотчас от оной вправо; третья колонна, Терешкевича, берет батарею, лежащую против моря к речке, и штурмует стену от оной вправо. Каждая колонна, как скоро возьмет назначенную ей батарею, тотчас поворачивает неприятельские орудия и стреляет картечью в середину крепости, между тем очищает стены от себя вправо и влево, а первая колонна отбивает поспешнее ворота, дабы впустить резерв; одна рота Грузинского гренадерского полка разделяется на две части для фальшивых атак: первая делает оную против батареи, к речке лежащей, и ежели возможность будет, то берет сию батарею, другая против батареи неприятельской, назначенной штурмовать; первой колонне тревожить неприятеля с левой стороны. Команды сии выступают вместе с колоннами и не тревожат неприятеля, пока не откроется сильный огонь по колоннам, тогда они поспешнее бегут к назначенным местам, кричат «ура!» и бьют тревогу.
Барабанщики в колоннах отнюдь не бьют тревогу, пока не будут люди на стенах, и люди в колоннах не стреляют и не кричат «ура!», пока не влезут на стену. Когда все батареи и стены будут заняты нами, то в середину крепости без приказания не ходить, но бить неприятеля только картечью из пушек и ружей. Не слушать отбоя – его не будет, пока неприятель совершенно истребится или сдастся, и если, прежде чем все батареи и все стены будут заняты, ударят отбой, то считать оный за обман, такой же, как неприятель сделал в Асландузе; сверх того знать, что наши отбои будут бить три раза, который повторять всем барабанщикам, и тогда уже прекращается дело.
Резервом на прежних батареях состоять из остающихся от штурма людей; так как уже сказано в приказе, что отступления не будет, то остается теперь сказать, что если, сверх чаяния, которой-либо колонны люди замкнутся идти на лестницы, то всех будут бить картечью».
Штурм начался в ночь с 30 на 31 декабря 1812 года. В пятом часу утра войска молча вышли из лагеря, но, еще далеко не дойдя до назначенных пунктов, были уже встречены артиллерийским огнем неприятеля. Не отвечая на выстрелы, солдаты спустились в ров и, приставив лестницы, быстро полезли на стены. Закипела ужасная битва. Передние ряды штурмующих не удержались и были сброшены, многие офицеры, и между ними подполковник Ушаков, убиты, а число персиян на стенах между тем быстро увеличивалось. Тогда Котляревский, видя смятение отряда, сам бросился в ров и, став над телом Ушакова, ободрил людей несколькими энергичными словами. В это время пуля попала ему в правую ногу. Придерживая рукой колено, он спокойно повернул голову и, указав на лестницы, громко крикнул: «Сюда!» Воодушевленные солдаты снова кинулись на приступ. В это мгновение две пули поразили вождя в голову, и он упал полумертвым.
«Но в ту минуту, как силы меня оставляли, – говорил впоследствии сам Котляревский, – я, как бы в сладком сне, слышал высоко над своей головой победное «ура!», вопли персиян и их мольбы о пощаде».
Штурм был необыкновенно кровопролитен; персидский историк так описывает его:
«При штурме Ленкорани бой был так горяч, что мышцы рук от взмахов и опусканий меча, а пальцы от беспрерывного взвода и спуска курка в продолжение шести часов сряду были лишены всякой возможности насладиться отдохновением».
Наконец крепость была взята после трехчасового страшного боя, в котором особенно энергично и удачно действовали первая и третья колонны под начальством храбрых майоров: Грузинского полка – князя Абхазова, и семнадцатого егерского полка – Терешкевича. К сожалению, последний получил смертельную рану и умер через десять дней, не дождавшись креста Святого Георгия, к которому был представлен. Абхазов, заступивший в командование первой колонной вместо убитого подполковника Ушакова, получил за штурм орден Святого Георгия 4-й степени; заступивший же вместо Терешкевича майор Дьячков, как имевший уже Георгиевский крест за асландузскую победу, назначен в чине майора командиром семнадцатого егерского полка.
Комендант Ленкорани Садых-хан и с ним десять других ханов честной смертью искупили свое упорство и пали вместе с гарнизоном на стенах крепости. С русской стороны потеря простиралась до тысячи человек, что составляло более двух третей всего отряда.
Котляревский был разыскан уже после сражения в груде убитых, и только благодаря искусству и неусыпным стараниям полкового доктора Грузинского полка остался в живых. Признательный Котляревский никогда не забывал этого доктора; он тут же назначил ему пожизненную пенсию и, несмотря на собственную нужду, впоследствии, в течение всех тридцати девяти лет своей жизни, прежде всего отделял и отсылал ему пенсию всякий раз, как получал свое небольшое содержание. Доктор пережил своего благодетеля.
Тяжелые раны не заставили Котляревского сдать командование, и он с одра страдания продолжал распоряжаться отрядом. «Я сам получил три раны, – писал он в своем донесении главнокомандующему. – Благодарю Бога, благословившего меня запечатлеть успех дела моей собственной кровью».
Печально возвращались победоносные остатки отряда в Тифлис. Офицеры и солдаты, поникнув головами, без песен и со слезами на глазах, благоговейно шли за носилками, на которых лежал обезображенный и измученный страданиями любимый вождь их. Лицо его все сведено было на сторону, правого глаза не было, челюсть раздроблена, и из уха торчали разбитые черепные кости. Полумертвого привезли его в Тифлис. Главнокомандующий в полной парадной форме и в Александровской ленте, полученной им за асландузскую победу, немедленно отправился к больному, а скоро он имел удовольствие поздравить Котляревского с орденом Святого Георгия 2-й степени – наградой, необычайной на тридцать первом году жизни.
Ближайшим последствием ленкоранского штурма был Гюлистанский мир.
И современники, и потомки не могли не оценить доблестной личности Котляревского и его изумительных подвигов. Даже величавые и грозные события 1812 года не затмили славных побед, одержанных им на отдаленных азиатских границах. И противоположное, если бы оно было возможно, было бы глубокой неблагодарностью. «Кровь русская, пролитая в Азии, на берегах Аракса и Каспия, не менее драгоценна, чем пролитая в Европе, на берегах Москвы и Сены, а пули галлов и персиян причиняют одинаковые страдания». Так сказал сам Котляревский.
Позднейшие историки с удивлением останавливаются на славных деяниях Котляревского. Один из военных русских писателей справедливо замечает, что, «читая про подвиги войск во время первой персидской войны в Закавказье, можно подумать, что читаешь жизнеописания величайших героев Древнего Рима и Греции».
Еще большим энтузиазмом дышит отзыв о штурме Ленкорани знаменитого писателя, безрукого инвалида Ивана Никитьевича Скобелева. «Этот молодец, – говорит он про Котляревского, – бывший начальником числом слабого, но, как порыв бури, грозного отряда, затеял овладеть бусурманской крепостью Ленкоранью. У Котляревского стояло в строю всего полторы тысячи человек, но ребята были залихватские! Режь – кровь не капнет! С этим богатырским, разудалым намерением отряд приблизился к крепости. Котляревский лишь взглянул – смекнул. «К штурму, товарищи!» – гаркнул молодец. Солдаты встрепенулись, перекрестились и вихрем понеслись на крепостную стену, но, увидев пятерых против одного, оробели, позамялись… Ахти, плохо! Котляревский, зная дело до подноготной и ведая, что каждый миг раздумья приносит гибель, тотчас решил купить победу собственной жизнью. Решил – и с быстротой стрелы небесной русский генерал явился на крепостной стене первым. Ну, какая же крепость не падет после этого к подножию царского трона…
