Кавказская война. Том 2. Ермоловское время - Потто Василий Александрович (прочитать книгу txt) 📗

Асландузская победа отдала в руки русских одиннадцать пушек английского литья, с надписью: «От короля над королями – шаху над шахами», и пять знамен. Знамена эти находятся ныне в Казанском соборе, и их можно отличить от множества других, там же находящихся, тем, что на древках вместо орла они имеют распростертую руку. Пленных взято пятьсот тридцать семь человек, обязанных жизнью только самому Котляревскому; в числе их находился и командир гвардейского полка Арслан-хан, известный на Востоке своим мужеством и храбростью.

Из отряда Котляревского выбыло три офицера и сто двадцать четыре нижних чина убитыми и ранеными. В числе тяжелораненых находился и потерявший ногу храбрый майор Грузинского полка Осип Иванович Шультен, который за год перед тем, как сказано выше, первым взошел на ахалкалакские стены.

История персиян, которая представляет обыкновенно хвастливо-фантастичный рассказ о небывалых победах, на этот раз признает полное поражение персидских войск. Вот как персидский историк рассказывает о двойной асландузской победе:

«Сам принц бросился к батареям, чтобы своим присутствием возбудить в них стойкость. Подобрав за пояс полы своего кафтана, принц собственноручно сделал несколько выстрелов из пушки и силой их губительного действия помрачил весь свет».

Тем не менее иранские воины, по сознанию историка, «почли за лучшее отступить для отдохновения на другую позицию», где ночью «свирепо-грозный» Котляревский сделал на них вторичное нападение.

«В эту мрачную и кровавую ночь, которая поистине была примером для Страшного Суда, замечательный и удивительный случай превратности судьбы проявил себя в армии Ирана. В самый разгар боя, когда принц, стараясь сделать сердца как простых воинов, так и офицеров пылкими к отражению неприятеля, лошадь его внезапно споткнулась в глубокую яму, отчего его высочество изволил свое благородство перенести с седла на землю.

Подумали, что принц, «подобный Александру Македонскому», погиб. Следствием чего, разумеется, было общее бегство, а между тем принц был невредим и только оставался в глубокой яме. Вдруг он заметил всадника, проезжавшего мимо и державшего на поводу оседланную лошадь. Приняв его за неприятельского кавалериста, принц смело обнажил свою саблю и задал ему вопрос, кто он такой. По непонятному стечению обстоятельств оказалось, что этот всадник был не кто иной, как собственный же стременной служитель его высочества, следовавший с запасной лошадью его особы. Услышав голос своего повелителя, всадник тот немедленно спешился и, посадив принца на коня, благополучно вывел его высочество на вершину высокой горы. Такое замечательное событие породило в войсках ретировавшейся армии неизъяснимую радость; спасшиеся от гибели сарбазы спешили сообщить друг другу увеселявшее сердце известие о счастливом избавлении принца. Его величество шах благоволил обнаружить принцу так много ласк и так много внимания, что в сердце иранца положительно не осталось и тени печали, порожденной впечатлением обстоятельств изложенного события».

Невозможно описать той гордой радости, с которой победоносный русский отряд приветствовал своего любимого вождя после кровавой победы. И он справедливо мог гордиться и ею, и своим вождем, умевшим вызвать в нем такие могущественные чувства чести и долга перед отчизной, которые вели к победам, подобным асландузской. Сам отряд был достоин такого предводителя, как Котляревский: он не знал отступления, и каждый солдат исполнял свой долг, пока имел силы. Котляревский и словом, и примером воспитывал в солдатах те чувства, которыми преисполнен был сам. Раненный, он не оставлял поля сражения; того же требовал и от подчиненных. Преступивших это правило он не наказывал, но он делал им больнее, стыдил их. В приказе об асландузской победе ярко отразилась эта черта вождя и его войск.

Торжество славной победы не заставило Котляревского забыть о маловажном, в сущности, обстоятельстве, несколько огорчившем его, и он выставил на всеобщий позор повсюду допускаемое уклонение от идеальных предписаний долга, но которого не хотели терпеть в тогдашних кавказских войсках. «Насколько мне приятно отдавать справедливость и благодарить достойных, – между прочим писал Котляревский в этом приказе, – настолько же прискорбно сказать, что в числе отряда оказались и такие, которых проступки совсем противны чести русского офицера; но как справедливость начальника должна быть ко всем равна, то я не могу умолчать и об этом; Севастопольского пехотного полка майор Письменский посрамил свое звание: 19-го числа он был только контужен, а сказался больным».

Главнокомандующий узнал о переходе Котляревского через Аракс только тогда, когда получил донесение его, начинавшееся известными словами: «Бог, «ура!» и штыки даровали победу Всемилостивейшему Государю!..» Ртищев читал этот рапорт со слезами на глазах и, сознавая вполне всю важность совершившихся событий, просил государя о награждении Котляревского: за поражение персиян на Араксе – чином генерал-лейтенанта, а за Асландуз – орденом Святого Георгия 3-й степени. Государь исполнил желание Ртищева, но в то же время послал и самому главнокомандующему орденские знаки Святого Александра Невского. Ртищев их принял с глубокой признательностью и говорил всегда, что этой монаршей милостью он был обязан Котляревскому.

Как ни велико было значение асландузской победы, однако же расчеты с Персией еще не могли считаться поконченными, пока войска ее оставались в Талышинском ханстве, и в декабре с тем же самым отрядом Котляревский уже шел к Ленкорани. Он чувствовал, однако же, по его собственным словам, что в жизни его наступает решительная и роковая минута; необъяснимые предчувствия смущали его душу, и он более обыкновенного был задумчив и мрачен.

С большим трудом отряд миновал снежную Муганскую степь и 26 декабря подошел к Ленкорани. Ленкоранская крепость, от которой ныне не осталось даже следов, в те времена, по свидетельству очевидцев, производила поражающее впечатление своими высокими каменными стенами, увенчанными целым рядом зубцов, из-за которых повсюду смотрели грозные жерла орудий.

Котляревский, желая избежать напрасного кровопролития, отправил коменданту письмо, прося сдать Ленкорань без боя. «В противном случае, – писал он, – я не отступлю от крепости, покорю ее, и горе побежденным!» Комендант ответил отказом.

«Тогда, – говорит Котляревский, – мне остался выбор только между победой и смертью, ибо отступить от крепости значило бы посрамить честь русского оружия и имени».

Готовясь к битве на жизнь и смерть, Котляревский отдал по отряду приказ, который навеки останется примером энергичной решимости и силы, поражающим воображение и вызывающим гордость в сердце каждого истинного русского воина своими вечно неумирающими словами: «Отступления не будет».

Приводим дословно как его, так и диспозицию, положившую основание для первых действий геройского штурма.