Экология разума (Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии) - Бейтсон Грегори
Все сообщения или фрагменты сообщений подобны фразам или последовательностям уравнений, которые математик заключает в скобки. За скобками всегда может стоять множитель (определитель), который изменит общий смысл фразы. Более того, эти множители всегда можно добавить, даже спустя годы. В противном случае психотерапия не могла бы существовать. Пациент имеет право и даже вынужден заявить: "Моя мать унижала меня так-то и так-то, поэтому я сейчас болен; а поскольку эти травмы случились в прошлом, то уже ничего нельзя изменить. Следовательно, я не могу выздороветь". В сфере коммуникации события прошлого образуют цепь старых лошадиных подков, и смысл этой цепи может быть изменен и постоянно изменяется. То, что существует сегодня, -это только сообщения о прошлом, которые мы называем воспоминаниями, и эти сообщения можно заключать в рамки "в интервале от момента t1, до момента t2" и модулировать.
До этого момента казалось, что сфера коммуникации становится все более сложной и разветвленной и все менее поддается анализу. Однако введение концепта "группа", т.е. принятие во внимание множества лиц, неожиданно упрощает это переплетение скользящих и ускользающих смыслов. Если камни неправильной формы потрясти в мешке или подвергнуть их почти случайным ударам волн на берегу моря, то даже на грубом физическом уровне произойдет постепенное упрощение системы: камни начнут напоминать друг друга. В конечном счете все они приобретут сферическую форму, но на практике мы обычно встречаем их в виде округлой гальки. Определенная гомогенизация - это результат многочисленных столкновений даже на грубом физическом уровне. Если сталкивающиеся сущности являются организмами, способными к сложному обучению и коммуникации, то вся система быстро продвигается либо к униформности, либо к той упрощающей систематической дифференциации, которую мы называем организацией. Если же сталкивающиеся сущности имеют различия, эти различия будут изменяться либо в направлении уменьшения различий, либо в направлении достижения взаимного соответствия - комплементарности. В группах людей, при изменениях в направлении либо гомогенизации, либо комплементарности, достигается согласие о предпосылках, касающихся значения и уместности сообщений и других актов в контексте отношений.
Я не стану вдаваться в сложные вопросы обучения, связанные с этим процессом, а вернусь к проблеме шизофрении. Идентифицированный пациент существует внутри семейного окружения, но если посмотреть на него изолированно, то можно отметить некоторые особенности его коммуникативных привычек. Эти особенности могут быть отчасти обусловлены генетикой или физиологией, однако все равно имеет смысл поднять вопрос о функции этих особенностей в той коммуникативной системе, частью которой он является, - в семье. В определенном смысле ситуация такова: несколько индивидуумов были подвергнуты "взаимной утряске", и один из них получился явно отличным от остальных. Мы должны поинтересоваться не только отличием материала, из которого может быть сделан этот индивидуум, но также тем, каким образом его отличительные характеристики развились в системе семьи. Можно ли в особенностях данного пациента увидеть соответствие (т.е. либо гомогенность, либо комплементарность) характеристикам других членов группы? Мы не сомневаемся в том, что значительная часть шизофренической симптоматики в определенном смысле выучена, основана на опыте. Однако организм может выучить только то, чему его учат обстоятельства жизни и опыт обмена сообщениями с окружающими. Он не может учиться случайно. Он может только учиться походить или не походить на окружающих. Значит, нам необходимо исследовать тот опыт, на фоне которого возникает шизофрения.
Наша гипотеза "двойного послания" (подробно о ней см.: "К теории шизофрении" в этой книге) состоит из двух частей: формального описания коммуникативных привычек шизофреника и формального описания тех последовательностей опыта, которые, по всей видимости, могли бы обучить индивидуума специфичным для него искажениям коммуникации. На деле мы обнаруживаем, что эта гипотеза в целом удовлетворительно описывает симптомы, и семьи шизофреников характеризуются последовательностями, предсказанными гипотезой.
Для шизофреника типично изымать из своих сообщений все, что явно или неявно указывает на отношения между ним и его адресатом. Шизофреники обычно избегают местоимений первого и второго лица. Они стараются не сообщать, какого рода сообщение они передают - буквальное или метафорическое, ироническое или прямое. Похоже, что для них затруднительны все сообщения и значимые действия, подразумевающие близкий контакт между собой и другими. Для них может быть в равной степени невозможно получить как пищу, так и отказ дать пищу.
Собираясь в Гонолулу на конференцию Американской Ассоциации Психиатров, я сказал своему пациенту, куда и когда я улетаю. Он посмотрел в окно и сказал: "Этот самолет летает ужасно медленно". Он не мог сказать: "Я буду скучать", поскольку этим он идентифицировал бы себя по отношению ко мне или меня по отношению к себе. Сказать: "Я буду скучать" значило бы установить базовую предпосылку наших отношений, определив типы сообщений, которыми должны характеризоваться наши отношения.
Можно наблюдать, как шизофреник избегает или искажает все, что могло бы идентифицировать либо его самого, либо лицо, к которому он обращается. Он может устранить все, что указывает на принадлежность этого сообщения, и в частности - ссылки на отношения между двумя идентифицируемыми людьми с определенными стилями и предпосылками, управляющими их поведением в этих отношениях. Он может избегать всего, что дало бы возможность другому интерпретировать его слова. Он может скрывать, что он говорит метафорами или специальным кодом, и он постарается исказить или скрыть любую пространственно-временную привязку. Если взять за аналогию телеграфный бланк, можно сказать, что шизофреник опускает все, что должно быть вписано в служебную часть бланка, и модифицирует текст основного сообщения так, чтобы исказить или скрыть любые указания на эти метакоммуникативные элементы нормального целостного сообщения. То, что останется, скорее всего будет метафорическим высказыванием, не помеченным как таковое. В крайних случаях не остается ничего, кроме монотонной передачи сообщения "Между нами нет отношений".
Суммируя эти наблюдения, можно сказать, что шизофреник общается так, как будто он ожидает наказания всякий раз, когда показывает, что считает себя правым в своем видении контекста своего собственного сообщения.
"Двойное послание" - центральный концепт для этиологической половины нашей гипотезы - теперь может быть определено как опыт получения наказания именно за свою правоту в видении контекста. Наша гипотеза предполагает, что этот повторяющийся опыт порождает у индивидуума привычку к такому поведению, словно он постоянно ожидает такого наказания.
Мать одного из наших пациентов обрушилась на своего мужа с обвинениями за его отказ в течение пятнадцати лет передавать ей контроль над финансами семьи. Отец пациента сказал: "Я признаю, что не передавать тебе эти дела было моей большой ошибкой. Я признаю это. Я это исправил. Причины, по которым я считаю, что это было ошибкой, совершенно отличаются от твоих, но я признаю, что это было моей очень серьезной ошибкой".
Мать: Да ты просто шутишь.
Отец: Нет, я не шучу.
Мать: Хорошо, но, когда ты это сделал, мы уже влезли в долги, и я не понимаю, почему ты об этом не говорил. Я думаю, женщина должна знать.
Отец: Может, по той же причине, почему Джо (их сын-пси-хотик) никогда тебе не говорит о своих проблемах в школе.
Мать: Ловко ты вывернулся.
Паттерн этого обмена - последовательная дискредитация каждого замечания отца. Ему постоянно говорят, что его сообщения не представляют ценности. К ним относятся так, словно они вовсе не таковы, каковыми они представляются ему самому.
Можно сказать, что его наказывают и тогда, когда он прав в своем видении собственных намерений, и тогда, когда он соглашается с ее мнением.
