Этика и психология науки. Дополнительные главы курса истории и философии науки: учебное пособие - Щавелёв Сергей
Вот парадокс: похоже, что среди учёных случайных людей в среднем больше, чем в других, практических профессиях или же в искусстве. Особенно при такой патриархальной организации науки, как у нас в России. К тому же ввергнутой в нынешний кризис, где учёные степени и звания сплошь и рядом просто покупаются или присваиваются по знакомству. Но вообще засорённость негодными кадрами как-то связана со спецификой научной работы. Ведь здесь результат профессиональной деятельности не столь очевиден, как на практике (торговли, промышленности, даже искусства или спорта). Поиск истины дело долгое, в сущности коллективное, так что бездарям легче отсидеться за спинами более творческих коллег. По придуманному В.Б. Шкловским «гамбургскому счёту» коллеги знают, чего на самом деле стоит тот или иной учёный. Тем более разберутся потомки. А пока низкий уровень интеллекта и дефицит творческого дара, а то и просто вульгарная леность сплошь и рядом успешно компенсируются другими качествами (чаще всего тихой наглостью с коллегами да угодливостью перед начальством).
Но рано или поздно обнаруживаются истинные мотивы выбора профессии. У кого-то это практически бескорыстный поиск истины. У кого-то – служебная карьера и все связанные с ней жизненные дивиденды. Разделение это по главному вектору. Ведь и карьерист может сделать в науке что-то полезное, а не только толкаться локтями. А альтруисту истины надо жить и он тоже получает от науки больший или меньший доход. Но, как говорится, определим, что первично, а что вторично. Наши усилия прямо зависят от размера оплаты труда, или же мы трудимся в своё удовольствие? Выключается ли творческий процесс после окончания рабочего дня или мы готовы работать по ночам? Вспомним героев замечательных сказок братьев Стругацких – для них понедельник начинается в субботу… Метафора, конечно, но очень точная.
С начала 1990-х годов и по сию пору у нас среди мотивов любой профессиональной деятельности на первый план вышел жизненный успех, измеряемый уже не просто привилегиями, а количеством денег. Остальные слагаемые успеха – профессиональная состоятельность, искренность и длительность усилий на избранном поприще, – отошли далеко на задний план. Для науки по сравнению с бизнесом или тем же искусством подобное шкурничество, самозванчество уж слишком контрастно, а значит опасно, даже губительно. Как с этим бороться, не знает никто. Какое общество – такая у него и наука. Власть имущим, федеральным структурам стоит задуматься над этой нехитрой истиной. Только вряд ли они без смелых протестов коллег учёных решатся что-то по существу изменить в организации науки.
Но кивать на быстротекущую конъюнктуру, мешающую тебе творить, – последнее дело. Когда некий начинающий литератор пожаловался О.Э. Мандельштаму в 1930-е годы, что его сочинения де не печатают, тот выгнал неофита и кричал ему вслед: «А Будду печатали!? А Христа печатали!?.» Важный урок молодому сегодня учёному – выбирать, с кого ему брать пример. Не «вестись» на временно преуспевших фармазонов от науки. Высматривать в своём окружении более настоящих, хотя и менее финансово состоятельных наставников. Это вовсе не обрекает нас на полное бессребренничество, новоявленное юродство. Просто пусть же в сложном сплетении благородных и «шкурных» мотивов чаще побеждают благородные. Ехидный Корней Иванович Чуковский наставлял молодых собратьев писателей: «Бескорыстие дороже продаётся…» Если вдуматься, он прав, только не каждому из нас дано это понять.
Нобелевский лауреат по физике Виталий Лазаревич Гинзбург [29], незадолго до своей безвременной кончины, последовавшей 9 ноября 2009 года, в очередном своём интервью, со свойственным ему неподражаемым темпераментом заявил: «Наука – вот настоящая жизнь! Я в жизни не видел ни одной акции, но ничего от этого не потерял, и плевать на них хотел!» Я-то понимаю и разделяю пафос маститого академика, но как объяснить необходимость альтруизма рядовому научному работнику, чьи естественные потребности сплошь и рядом обеспечены очень скудно? Остаться в науке для нынешней молодёжи чаще всего означает предать интересы семьи – на какие деньги ему кормить, одевать, оплачивать учёбу детей? Где взять жильё? Как помогать престарелым родителям? Несколько лет назад в Академии наук решили строить доступное жильё для аспирантов да младших научных сотрудников, но экономический кризис не позволил приступить к исполнению этой программы. Всё это так, но пусть и нынешние студенты, и аспиранты подумают над заветной мыслью патриарха русской физики, которую он провозгласил на пороге могилы.
Впрочем, ведь от абитуриента, новичка нельзя, по определению, ждать точного знания своего будущего в профессии. «Когда б я знал, что так бывает, / Когда пускался на дебют, / Что строчки с кровью убивают; / Нахлынут горлом и убьют. / От шуток с этой подоплёкой / Я б оказался наотрез…» (Б.Л. Пастернак). Поэт, как всегда, философичен. Пусть же и у «молодого учёного» иллюзии в своё время переплавятся в мудрость профессионала. Неизбежные колебания при выборе профессии сменятся, в случае удачи, осознанием неизбежности академического призвания. А честная, не слишком быстрая, но успешная в конечном счёте академическая карьера принесёт материальный достаток и неподдельное уважение окружающих.
В норме специалист просто нутром чует, что нигде, кроме своей специальности, ему не будет так психологически комфортно, ни к чему другому он природой не приспособлен. Откуда берётся это чувство – бог весть. Легче бывает выбрать отрасль науки, чем какую-то определённую тематику внутри неё (но это особая тема, обсудим её ниже). Мой покойный коллега и друг Викторин Васильевич Новиков (1939–2008), заведующий кафедрой физической и коллоидной химии КГМУ, химик и педагог от бога, любимец множества поколений студентов [30], говаривал мне: «А что мы, Палыч, с тобой умеем, кроме как буровить на семинарах?!» Разумеется, это преувеличение, но если разобраться, очень точное. Директор кладбища при мне воспитывал своих землекопов: «Если профессора или академика выгонят с работы, я возьму его копать землю, и он будет копать. А вот если я вас выгоню, ничего другого вы не сумеете». Татуированные могильщики молча слушали поучение. Суметь-то, если жизнь заставит, мы бы все сумели, но вот полюбить что-то другое? Это едва ли. Викторин как всегда был прав.
Проще выбрать себе учёную специальность, чем удержаться в ней. Тем более в нашей стране, где престиж профессии учёного за последние годы упал катастрофически. И в императорской России, и в раннем, и в позднем СССР, при всех перипетиях их истории, учёные занимали сравнительно высокое общественное положение, неплохо обеспечивались материально. Наука притягивала молодёжь. Со времён Ломоносова до вышеупомянутого Григория Перельмана. Лихие 1990-е всё изменили. С тех пор в российской науке идёт фатальный процесс постарения кадров: в большинстве её отраслей за 1990-е гг. «вымыло» младшее и, особенно, среднее поколения и возраст большинства специалистов уходит годам к 60. Впрочем, точно так же и в армии – единицы опытных инструкторов и куча необученных лейтенантов. Какие бы меры ни принимали власти [31], заботясь о «молодых учёных», эффекта от них пока не видно. Задуманное недавно министерством образования и науки сокращение числа высших школ в несколько раз во столько же раз сократит число рабочих мест для преподавателей и научных сотрудников. Введение платы за место в магистратуре, за оформление соискательства учёной степени сократит число по-настоящему образованных людей, увеличит число купленных неучами дипломов. Россия станет в результате гораздо менее социальным государством вопреки своей Конституции.
В 1990-е и в начале 2000-х годов в российской науке идёт отрицательный отбор молодёжи: академические структуры и высшую школу выбирали, как правило, не самые способные, а по преимуществу убогие молодые люди, которым ничего не светило в бизнесе, в армии или на государственной службе. Те, кто вынужден был и соглашался жить на несколько тысяч рублей жалования; по сути, в нищете; или же до седых волос сидеть на шее у родителей. Хорошо известно и о массовой «утечке мозгов» из позднего СССР и новой России за границу. Возвращения учёных на родину единичны; процесс утечки продолжается, и если темпы его несколько снизились, то отнюдь не по причине улучшения условий на родине, а по причине перенасыщенности кадрового рынка для учёных за рубежом.
