Идеи и интеллектуалы в потоке истории - Розов Николай Сергеевич "nikolai_r" (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
официозные, поддерживаемые властью, философские учения, а другой
стороны, философский слой протестных идейных течений. Если
властная идеология религиозна, то нонконформистские философские
учения склоняются либо к иной конфессии (католичеству,
экуменизму), либо к атеизму. В той же логике советский официальный
атеизм вызывал симпатии философствующих нонконформистов в вере
и религии.
В фазах «Стагнация» (1810—1820-е, 1890—1900-е, 1980-е гг.)
происходят несколько различных процессов. С одной стороны,
продолжается инерция прежних контрольных и репрессивных практик,
но уже без прежней жесткости и упорства. С другой стороны,
происходит как социально-экономическая, так и идейная автономизация элиты и связанных с ней интеллектуальных слоев.
96
Престижной становится причастность к полузапретной и всегда
референтной в России западной культуре, в том числе, знакомство с
новейшими философскими учениями.
В 1820-х гг. в России имело место увлечение немецкими
философами (Кант, Гегель, Фихте, позже — Шеллинг), в конце XIX—
начале XX вв. увлекались Бергсоном и Ницше, Махом и Авенариусом,
Спенсером и неокантианцами, в 1980-х гг. — Куном, Поппером,
Коллингвудом.
Одновременно в такие периоды нарастают протестные, оппозиционные настроения, для которых находятся западные кумиры
(Сен-Симон, Маркс) или возникают свои идеологические авторитеты
(Герцен, Бакунин, Чернышевский, Добролюбов, затем Плеханов и
Ленин, а в застойный советский период — Зиновьев, Сахаров и
Солженицын).
Ослабление властного контроля, рост открытости к мировым
интеллектуальным центрам, активность дискуссий вызывают к жизни
также значимое и оригинальное философское творчество. Неслучайно
в 1823 г. создается первый кружок с четкой философской
идентичностью — «Общество любомудров» (Одоевский, Веневитинов,
Шевырев, Киреевский). В 1820—1830-е гг. продуктивно работали
Чаадаев, славянофилы и западники. В период стагнации второй
половины XIX в. появляются труды К. Леонтьева и Н. Данилевского,
развивают философские идеи в своем творчестве Л. Толстой и
Ф. Достоевский. В позднесоветском застое (1970—1980-е гг.) пишут
свои философские или околофилософские работы И. Кон, Ю. Левада,
Ю. Лотман, Э. Ильенков, М. Мамардашвили, Б. Кедров, П. Копнин и
др.
Краткие, как правило, бесславно заканчивающиеся периоды
«Либерализации» (1801—1811, 1861—1867, 1905—1909, весна 1917,
1922—1927, 1956—1961, 1989—2000 гг.) 23 — время взлета надежд
образованной части общества, однако, обычно не отличавшееся
особым расцветом философского творчества. Как правило, здесь
ослаблялся пресс официальной идеологии, более известными
становились ранее подавленные идейные течения, в том числе
23
Здесь имеются в виду либерализации, во-первых, относительно
предшествующего периода, во-вторых, касающиеся политико-правовых и
политико-экономических аспектов. Как правило, в эти периоды легче
дышалось и философии. Исключением является период НЭП (1922—
1927 гг.), когда послабление частной и кооперативной собственности,
относительная терпимость новой власти к художественному авангарду
в театре, живописи, архитектуре, развитию психоанализа и педологии
сопровождались насаждением марксизма в философии, что предваряло
авторитарный откат уже во всех областях (формирование тоталитаризма)
в 1930-х гг.
97
философские. Это были периоды активной публикации ранее
созданного, а также особо интенсивного идейного импорта, что
началось еще с переводов Вольтера и других французских
просветителей в начальный период правления Екатерины II —
«императрицы-философа».
Бурные фазы «Кризиса» (1812, 1853—1855, 1905, 1917—1920,
1941—1943, 1991, 1993, 1998—1999 гг.) обычно приводят либо к смене
власти, либо к существенному изменению политики правителей,
удержавших свои позиции. В разных условиях «Кризис» приводит
либо к «Либерализации», либо к «Авторитарному откату», либо вовсе
к «Государственному распаду» (1917—1918 гг. и 1991 г.). Соответственно
меняются режимы, условия существования, организационные основы жизни и творчества интеллектуалов, в том
числе, и философов. В текущей фазе (2000-е и 2010-е гг.) с наиболее выраженными
чертами «Стагнации», но также с фальстартом «Либерализации»
(2008—2011 гг.) и «Авторитарным откатом» (с мая 2012
г.), философия не подвержена (пока?) ощутимому властному давлению24,
зато столичные философы активно привлекаются для медиа-проектов
(«фабрик смыслов») и даже пропагандистских ТВ-программ,
легитимирующих режим. Острота конфликта между «провинциальным» (прежде всего, аналитическим,
феноменологическим и постмодернистским) и «туземным» (соскользнувшим
в православно-патриотическую державность) направлениями ярко проявляется на Российских философских
конгрессах (см. приложения).
Что же мы можем почерпнуть полезного из прослеживания связей
между философским процессом и циклической динамикой социально-
политической истории России?
Объяснение особенностей российской философии
Прежде всего, российские циклы оказываются во многом
ответственны за явную расщепленность, расколотость отечественной
философии по нескольким линиям размежевания:
западническая «провинциальная» / почвенническая «туземная»,
официальная-лоялистская/неофициальная-протестная,
академическая-систематическая/внеакадемическая-«жизненная»,
«свободная»,
религиозная / атеистическая или секулярная [Розанов, 1903;
Лосев, 1991; Атманских, 2008; Красиков, 2008].
24 Давление все же начинается, см. главу 7.
98
Сама такая разделенность не является пороком. Разномыслие и
интеллектуальный конфликт — это живой сок развития философского
мышления [Коллинз, 2002]. Беда в том, что настоящий плодотворный
конфликт, т. е. бурные и продолжительные споры с углублением
аргументации в статьях и книгах — это, скорее, исключение
в российской истории мысли (таков был спор между первыми
славянофилами и западниками).
Привычный паттерн для отечественной философии, как и для
гуманитарии в целом, — разбредание потенциальных оппонентов по
разным журналам, университетским кафедрам, профессиональным
сообществам и дальнейшее камлание уже только для своей
«понимающей» аудитории (более детально о характеристиках
«(не)мыслящей России» см. гл. 8).
В чем же дело? Причина видится в отсутствии какой-либо связи
между успешной, убедительной аргументацией в споре
и репутационными (а также сопутствующими академическими,
карьерными, материальными) наградами. Спорить с соотечественниками невыгодно и даже опасно. Типичным, а значит во
многих отношениях полезным, является почти повсеместное
признание низкой, не стоящей внимания, значимости трудов ныне
живущих коллег (кроме своих начальников и научных руководителей,
разумеется).
Для «провинциалов» референтные философы живут только на
Западе (от Вольтера и Канта—Гегеля—Шеллинга до Ролза, Хабермаса,
Делеза, Лиотара и Жижека), для «туземцев» референтными являются
лишь умершие российские предшественники (от А. Хомякова,
К. Леонтьева и Н. Данилевского до И. Ильина). Но и в каждом лагере
философы также расходятся по изолированным «полянам».
Среди «провинциалов» сторонники постмодернизма, аналитизма,
феноменологии, хайдеггерианства, левой философии и проч. не видят
и не хотят видеть друг друга. Показателен журнал «Логос», пожалуй,
демонстрирующий наиболее высокий уровень эрудиции авторов и
