Раса хищников - Лем Станислав (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Ригг проделал солидную работу: выучил немецкий язык, перерыл огромное количество документов. По его оценкам, в вермахте служили примерно сто пятьдесят тысяч солдат хотя бы частично еврейского происхождения, причем во всех родах войск, а также на всех уровнях армейской иерархии; к ним относился, например, один из создателей мощи люфтваффе фельдмаршал Мильх. И вдруг Гитлеру приходит в голову параноидальная идея: тщательно проверять, кто чистый еврей, а кто mischling, то есть еврей наполовину или на четверть. Еврейская кровь должна была в принципе считаться чем-то вроде яда, и Гитлер присвоил себе исключительное право решать, кто является его носителем, а кто — нет.
Начиная с 1933 года, а особенно после принятия Нюрнбергских расовых законов[251], постепенно стала набирать размах кампания, которую даже трудно назвать антисемитской — скорее это был геноцид. «Мишлингам» с различным процентным содержанием немецкой крови, по сути, была дана лишь отсрочка: после победы Германии всех их предполагалось уничтожить. Гитлер со своей прогрессирующей, заразной паранойей вел себя все более радикально, и задача уничтожения всех, кто подпорчен еврейской кровью, представлялась ему важнее даже военных успехов. Когда в 1944–1945 годах очевидным стал скорый конец Третьего рейха и русские были уже на подступах к Берлину, он поочередно убрал из генерального штаба тех генералов, в родословной которых якобы имелись следы дурного происхождения.
Несчастные потомки смешанных браков, конечно, боролись за свое спасение. Существовала целая процедура, позволяющая избежать смерти, но она была сложной и постоянно менялась, поскольку зависела, во-первых, от настроения Гитлера, а во-вторых, от положения на фронтах. Фюрер закрепил за собой право жаловать избранных полукровок за особые заслуги статусом арийцев; это называлось «очищением немецкой крови». Однако он очень злился, когда подчиненные заступались за «своих евреев», а после покушений на себя отменял кое-какие из критериев статуса арийца или полуарийца.
Чтение Ригга чем-то напоминает чтение телефонного справочника — такое множество фамилий мелькает на его страницах. Становится понятным и то, что крах папизма в некоторой степени предопределили масштабная ассимиляция немецких евреев и многочисленные смешанные браки. Внезапно ассимиляция или смена вероисповедания перестали иметь какое-либо значение, важна была только так называемая еврейская кровь или форма носа. Начались расследования: не было ли у кого-то бабки или прабабки еврейки — особенно пагубным считалось наличие двух бабушек, хотя «подозреваемый» иногда вообще не знал о своем дурном происхождении. Машина заработала, но, что интереснее всего, как только рухнул нацистский режим, она лопнула точно мыльный пузырь, оставив миллионы трупов, но не так много свидетельств, объяснявших принципы ее действия.
Ригг показывает, насколько привитая как болезнь паранойя Гитлера разъела немецкое общество. Читая эту книгу, я чувствовал, как мурашки бегут у меня по телу, а закончив, еще разубедился, что мир то и дело захлестывают волны безумия или невменяемости, роковым образом влияя на жизнь народов и обществ. Мы все подвержены приступам иррационального проявления эмоций — не обязательно это антисемитизм, — и таких приступов следует опасаться.
В последнее время в Польше усилилась деятельность крайне правых организаций, особенно «Всепольской молодежи»[252], которая считает себя наследницей национал- демократов и национал-радикалов. Интересно, какова их экономико-политическая программа — впрочем, похоже, ее и вовсе нет. Скорее всего главное для них — найти противника, затем повергнуть его и добить. Лозунги довоенных национал-демократов известны: выгнать евреев из Польши, правда, непонятно было куда. Генерал Томме[253], над которым подтрунивал Слонимский[254], говорил: «В Польше три миллиона лошадей и три миллиона евреев, каждый еврей должен сесть на лошадь и уехать…»
Немцы загнали евреев в газовые камеры, но теперь, к радости националистических деятелей, появились воинственно настроенные группы гомосексуалистов, решившие организовать Парад равенства. Ведь «народное» движение должно иметь врагов — и враги нашлись. Я, например, убежден, что гомосексуализм — сугубо личное дело и не должен подвергаться никаким правовым ограничениям. Правда, я противник легализации псевдобраков, и меня ужасает возможность усыновления детей такими парами. Гомосексуализм, по довольно распространенному сейчас мнению, все же имеет генетико-биологическую основу, хотя и с весомой составляющей социально-культурного влияния. Это как с предрасположенностью к облысению: представьте себе человека, утверждающего, что всех лысых следует обязательно лечить или изолировать…
Немецкие интеллектуалы до сих пор ломают голову, почему их народ так легко клюнул на приманку примитивной доктрины. Общество порой ведет себя как неспокойная. подверженная разрушительному действию стихий поверхность океана. Не хочу повторяться — я ведь тоже порой поддаюсь влиянию разнообразных навязчивых идей, — но мне кажется, что новое, объективное освещение проблемы национализма в Польше все еще ждет своего автора. Мы не умеем мыслить достаточно широко. Ни одна партия не говорит ясно, чем она хочет быть для Польши, что получит польское общество в случае ее победы на выборах.
В последнее время я читаю новые исторические книги, которые мне купила жена: о временах шведского «потопа», о том, как шляхетская I Речь Посполитая[255] потихоньку приходила в упадок, о Галиции, и чувствую, что удушливые исторические испарения вновь поднимаются и дурманят наш разум. Мы во многом заблуждаемся, а элементарное деление на хороших и плохих кажется нам слишком простым.
Июнь 2005
Прошлое через объектив{70}
Сегодня я полдня смотрел новости из потрясенного террористическими атаками Лондона. Только писать мне об этом не хочется, предпочитаю перенестись в другое время.
Сейчас июль, прошло шестьдесят лет с того дня, как я вместе с семьей приехал из Львова в Краков. Недавно вышел последний том моего «Собрания сочинений», в котором нашлось место моим литературным начинаниям. Там есть один из самых ранних моих рассказов «План анти-В». Когда он вышел в катовицком журнале «Ни дня без повести», меня обвинили в плагиате. Я ответил: «Покажите, что и у кого я украл». Рассказ не был плагиатом, просто мой обвинитель посчитал, что щенок из Львова сам этого придумать не мог…
В 1946 году началось мое сотрудничество с «Тыгодником повшехным». Я познакомился с первым составом редакции журнала: Туровичем[256], Голубевым[257], опекавшей меня Старовейской-Морстиновой[258]. (Позже я увидел фотографию Морстиновой в молодости, и она меня поразила: ведь когда мы познакомились, она была уже совсем седая…) Из тех, кто пришел в еженедельник позже, достойнейшими людьми были ксендз Анджей Бардецкий и Тадеуш Жихевич. Однажды я встретил ксендза Бардецкого, когда тот отходил от печатного киоска с кипой газет под мышкой — «Трибуна люду», «Жолнеж польски»{71} и т. п. Я изумился: «О боже, что вы читаете?!» — на что он мне ответил: «Нужно знать, нужно знать».
Я начал публиковать в «Тыгоднике» стихи и прозу, достаточно слабую, Яжембский[259] в послесловии к «Сороковым годам»{72} слишком лестно обо мне отзывается. Эти вещи во многом были написаны ради заработка; я хотел помочь отцу, которого война лишила всего — библиотеки, врачебного кабинета, инструментов — и который в возрасте семидесяти лет вынужден был работать обычным врачом в больнице. В «Тыгодник» я затащил своих друзей, Ромека Гусарского и его жену Галю Буртанувну, мы вместе набирались мастерства в «Кружке молодых» при Союзе писателей. С Ромеком мы написали пьесу в стихах «Королева Элинор», довольно откровенную, не в пример некоторым сочинениям Фредро[260], но все же смелую… Позже я потерял ее, мой секретарь нашел недавно отрывки. Признаюсь, это не «Свадьба»[261]…
