Раса хищников - Лем Станислав (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
В Кракове вдруг всплыло дело Стшелевича, бывшего регионального председателя Союза писателей, образовавшегося во время военного положения[209]. Потоки инвектив, какие он обрушил на ныне покойного Милоша[210], были такого рода, что теперь и речи не может идти об отповеди по существу, ибо тогда нам бы пришлось натянуть скафандры и полезть на дно выгребной ямы. С другой стороны, полностью обходить молчанием подобные вещи просто неприлично.
Вообще я весьма озабочен тем, что происходит в высших эшелонах власти. Кому только не захотелось в президенты! Кандидатура Леха Качинского[211] вызывает у меня стойкое неприятие: не люблю, когда кто-то на каждом шагу уверяет в своей порядочности; не бывало еще такого, чтобы кандидат говорил, мол, буду президентом непорядочным. Президентские притязания есть и у Леппера[212], по этому случаю он даже собрался издать книжку, которая, конечно же, очередной бред, но его поклонники трубят в трубы, уверяя, что это будет великое произведение. У меня есть подозрение, что деятели из партии «Лига польских семей»[213] не возражали бы против того, чтобы Леппер как истый кавалергард первым бросился в бой; возможно, в этом бою он падет смертью храбрых, и тогда всем будет заправлять Гертых[214]. Но больше всего меня ужаснуло то, что в гонке снова намерен участвовать Стан Тыминский[215], тот самый, что когда-то уже обвивал себя змеей[216]. Ну что тут поделать: если не Стан Тыминский на нашу голову, так Гертых, если не Гертых, так Леппер, вот и ходим по заколдованному кругу.
А в качестве фона для всего этого — «Радио Мария» и ксендз Рыдзык[217]. Лично мне кажется, что религиозная сторона деятельности этой радиостанции всего лишь дымовая завеса — главное, что она источает ядовитые миазмы. Епископат разделился, и большинство епископов склоняется к молчаливой толерантности по отношению к «Радио Мария» и терпеливо сносит все его выходки. Не думаю, что это благоразумно с точки зрения интересов Польши.
Публикация так называемого списка Вильдштайна[218], по-моему, решение слишком поспешное и необдуманное. Говорю я это sine ira et studio{53}, находясь в положении довольно комфортном, ибо моей фамилии вы не найдете ни в одном списке, поскольку никто никогда не обращался ко мне ни с какими просьбами и ничего мне не предлагал.
Сейчас набралось столько различного рода неприятных и вредных тенденций, каких не было, кажется, никогда от начала существования III Речи Посполитой[219]. Уровень политических дискуссий, дебатов и скандалов, и без того достаточно низкий, перед приближающимися выборами опускается еще ниже, уж совсем скатываясь на дно, а любителей половить рыбку в мутной воде становится все больше. Ну как же, вот, например, Ярослав Качинский[220] без всяких на то доказательств заявил, что в Москве вроде бы есть то ли документы, то ли какие-то квитанции, компрометирующие Квасьневского. Что это значит — «вроде бы»? Ну нельзя же так вести себя в политике! Политические приемы и предвыборное поведение, до сих пор в меру чистые, становятся все более нечистоплотными. Я вижу разительное отличие в этом плане, к примеру, в сравнении с Германией; там все же подобные вещи не допускаются.
Сколько же у нас скопилось грязи, которую следовало бы убрать самым радикальным образом — только вот понятия не имею как. И в то же время — воистину парадокс! — положение в нашей экономике улучшается, злотый силен, как никогда прежде, и несколько поутихли крики «Бальцерович[221] должен уйти!»; собственно, причин-то таких нет, по которым ему бы следовало уйти в отставку: как мы видим, сделано им немало, и к тому же дел по преимуществу добрых.
Вдобавок тенью на все ложится болезнь Папы Римского, который решил героически оставаться на своем посту до последнего вздоха. Мнения по поводу правильности такого решения сточки зрения интересов Церкви в мировой прессе сильно поляризованы. Как сторонний наблюдатель я чувствую себя совершенно некомпетентным; могу только одно сказать: известия, приходящие из Ватикана, окрашивают нынешний праздник Пасхи в трагично-печальные тона.
Март 2005
Волна{54}
Роджер Коэн в «Интернешнл геральд трибьюн» рассказывает историю, связанную с его собственной семьей. В 1942 году две скрывавшиеся еврейки из Кракова были арестованы немцами, а потом перевезены в Белжец[222] и в октябре того же года удушены газами дизельного двигателя. Их звали Фримета Гельбанд и Саломея Цирер, они были сестрами. У Саломеи были две дочери, одна из которых пережила войну.
В январе 1945 года тринадцатилетняя Эдита Цирер, едва живая, была освобождена из гитлеровского трудового лагеря в Ченстохове. Она надеялась отыскать кого-нибудь из родных. С трудом девочка добрела до вокзала и села в поезд, который потихоньку тронулся с места. Ей становилось все холоднее, она испугалась, что умрет, и в какой-то момент сошла с поезда. Съежилась в уголке на станции, никто не обращал на нее внимания, и она чувствовала приближение смерти.
И вдруг к ней подошел молодой человек в сутане. «Что ты тут делаешь?» — спросил он. Эдита ответила, что хотела добраться до Кракова, но у нее больше нет сил. Человек исчез и вскоре вернулся с чаем. А потом ушел снова, чтобы принести ей хлеба и сыра. Когда она поела, услышала: «Попытайся встать». Но встать не смогла, и тогда он отнес ее в вагон. На прощание молодой человек сказал, что его зовут Кароль Войтыла, и он семинарист. Прошло тридцать три года, тогдашний семинарист стал Папой Римским, и Эдита Цирер, которая уже жила в Хайфе, написала ему письмо. Потом она посетила Ватикан, и Папа благословил ее.
Проверить эту историю во всех подробностях уже невозможно, но она свидетельствует о том, каким был этот человек. Просто он всегда помогал людям и спасал им жизнь.
Сегодня мы видим гейзеры апологетики, грозящие обесцениванием высоких и прекрасных понятий; я не осмелюсь ничего добавить к этим Гималаям. Правда, всеобщего признания не достичь никому: какой-то немецкий теолог даже сказал по телевизору, что вся деятельность Папы была сплошной катастрофой — это, разумеется, бред сумасшедшего, не заслуживающий обсуждения. Такие издания, как «Геральд» или «Шпигель», публикуют два типа статей. В одних просто перечисляется то, что сделал Кароль Войтыла за свою жизнь, в других даются оценки, порой критические; например, в «Шпигеле» так высказался Ханс Кюнг, которого Ватикан лишил veniam legendi — права преподавать в католических учебных заведениях.
Никто, однако, не ожидал, что вспышка общечеловеческих страстей после смерти Иоанна Павла II достигнет такого масштаба. Этому сопутствовал неслыханный, беспрецедентный взрыв в средствах массовой информации; все периодические издания мира поместили такое огромное количество материалов об усопшем, что ни один человек не в состоянии все это прочесть. Что характерно, страсти накалялись. Три дня назад — я пишу эти слова в канун похорон Папы — президент Буш еще не был уверен, что поедет в Рим, но потом словно огромная волна подхватила и его, и его отца, и Клинтона, и госпожу Раис и всех понесла к базилике Святого Петра, — это вызвало немалые трудности у тех, кто отвечает за безопасность гостей. Из страха перед какой-нибудь очередной Аль-Каидой воздушное пространство над Римом тут же закрыли, а противовоздушные ракеты привели в состояние боеготовности.
У меня не много личных воспоминаний о Кароле Войтыле. Я познакомился с Ним у Яна Юзефа Щепанского[223], Он тогда еще был викарием при костеле Святого Флориана и пришел к Щепанским на колядки вместе с министрантами{55}, мы даже вместе колядовали. А в начале семидесятых, когда арабские страны перекрыли нефтяной кран и разразился энергетический кризис, кардинал митрополит Войтыла пригласил меня в Епископский дворец, чтобы я произнес речь о цивилизации будущего. Не важно, что я там говорил — объяснял с точки зрения здравого смысла, что этот кризис скоро закончится: ведь производители нефти должны ее продавать, — однако характерно, что будущий Папа всегда интересовался всем, что творится в мире. Еще помню, что он показывал мне, уже за пределами зала, в котором проходило собрание, модель костела, который как раз строили в Новой Гуте. А когда во время военного положения[224] мы с женой и сыном оказались в Вене, мы познакомились там с ксендзом Станиславом Клюзом. С Папой его связывало давнее и близкое знакомство; он рассказал нам о телефонном разговоре, в котором Папа сказал ему: «Все образуется, Стась». Ксендз Клюз попросил о благословении для нас и получил его по телефону…
