Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

делению предмета, чтобы деление производилось, следовательно,

естественно, а не искусственно, т. е. не произвольно. Так, например, в

зоологии при делении млекопитающих приняты, как основание

деления, преимущественно зубы и копыта, и это постольку имеет смысл,

поскольку сами млекопитающие отличаются друг от друга именно

этими частями своего тела, и общий тип их различных классов

находится в зависимости от устройства этих частей. — Нужно сказать

вообще, что истинное деление должно рассматриваться как

определенное понятием. Такое деление поэтому прежде всего трехчленно; но

УЧЕНИЕ О ПОНЯТИИ

335

так как особенность обнаруживает себя как удвоенная, то

деление может быть и четырехчленным. В сфере духа преобладает

трихотомия, и одной из заслуг Канта является то, что он указал

на это обстоятельство.

§ 231.

?) В конкретной единичности, в которой простая определенность,

выраженная в определении, рассматривается как отношение,

предмет есть синтетическое соотношение отличных друг от друга

определений, — есть некая теорема. Так как эти определения различны, то

их тожество есть опосредствованное тожество. Доставление материала,

образующего средние члены, есть конструкция, и само

опосредствование, из которого для познания вытекает необходимость указанного

соотношения, есть доказательство.

Примечание. Согласно обычным указаниям относительно

характера различия между синтетическим и аналитическим методами

употребление того или другого метода кажется в общем и целом делом

произвольного выбора. Если мы исходным пунктом примем конкретное,

которое согласно синтетическому методу представляется результатом,

то мы можем из этого конкретного путем анализа вывести те абстрактные

определения, которые составляют предпосылки доказательства и

материал для него. Алгебраические определения кривых линий суть

теоремы в ходе геометрического доказательства, и точно так же из

Пифагоровой теоремы, взятой, как определение прямоугольного треугольника,

можно было бы вывести путем анализа те теоремы, которые в геометрии

были доказаны раньше,чтобы ее вывести из них.Произвольность выбора

основана на том, что как один, так и другой метод исходит из внешней

предпосылки. Согласно природе понятия, анализ предшествует синтезу,

так как сначала нужно возвести эмпирический, конкретный материал

в форму всеобщих абстракций, и уже только после этого можно

предпослать их в синтетическом методе в качестве определений.

Что эти методы, столь существенные и увенчивающиеся таким

блестящим успехом в их собственной области, не годятся для

философского познания, — это само собою ясно, так как они исходят из

предпосылок и познание в них носит характер рассудочного познания,

руководящегося в своем поступательном движении формальным тожеством.

У Спинозы, который больше других применял геометрический метод,

и применял его именно для вывода спекулятивных понятий, формализм:

этого метода сразу бросается в глаза. Вольфовская философия, которая:

336

развила этот метод до крайнего педантизма, является также и по своему

содержанию метафизикой рассудка. — Прежнее злоупотребление

формализмом этих методов в философии и науках заменилось в новейшее

время злоупотреблением так называемой конструкцией. Кант пустил

в ход представление, что математика конструирует свои понятия;

это означало лишь то, что математика имеет дело не с понятиями, а с

абстрактными определениями чувственных созерцаний. Таким образом

стали называть конструкцией понятий указание подхваченных из

восприятия чувственных определений с исключением понятия и

дальнейший формалистический способ классификации философских и

научных предметов в форме таблиц согласно принятой наперед схеме,

причем классификация все же остается произвольной. В этом есть,

конечно, смутное представление об идее, об единстве понятия и

объективности, равно как и смутное сознание того, что идея конкретна. Но эта игра

в так называемое конструирование далеко не представляет собою того

единства, которым является лишь понятие, как таковое, и столь же

мало чувственно конкретное созерцания представляет собою некое

конкретное разума и идеи.

Впрочем, так как геометрия имеет дело с чувственным,но

абстрактным созерцанием пространства, то она без затруднения может

фиксировать в нем простые рассудочные определения; в одной только

геометрии синтетический метод конечного познания достигает полного

совершенства. Замечательно, однако, что, двигаясь по своему пути,

геометрия также наталкивается в конце концов на несоизмеримые и

иррациональные величины, где геометрия, если она хочет пойти дальше

по пути спецификации, вынуждена выйти за пределы принципа

рассудка. И здесь также, как это бывает в других областях, получается

превратная терминология: то, что мы называем рациональным,

принадлежит на самом деле области рассудка, а то, что мы называем

иррациональным, есть скорее начало и след разумности. Другие науки,

доходя до той грани, дальше которой они не могут двигаться с помощью

рассудка (а это бывает с ними необходимо и часто, ибо их предметом не

являются простые определения пространства или числа), находят

легкий способ выйти из затруднения. Они прерывают последовательное

развитие своих определений и заимствуют то, в чем они нуждаются, —

а это нужное им часто оказывается противоположностью предыдущих

определений, — извне, из области представлений, мнения,

восприятия или из каких–нибудь других источников. Благодаря тому, что

конечное познание не сознает природы употребляемого им метода и его

УЧЕНИЕ О ПОНЯТИИ

337

отношения к содержанию, оно может не заметить того, что, двигаясь по

пути определений, делений и т. д., оно руководимо необходимостью

определений понятия. И по этой же причине оно не замечает, что дошло

до своей границы, а когда оно переходит эту границу, оно не замечает,

что находится в области, в которой определения рассудка уже не имеют

силы, и продолжает грубо применять их там, где они уже

неприменимы.

§ 232.

Необходимость, которую конечное познание порождает в

доказательстве, есть сначала некая внешняя необходимость,

предназначенная лишь для субъективного разумения. Но в необходимости, как

таковой, конечное дознание само покинуло свою предпосылку и исходный

пункт, состоящий в том, что содержание конечного познания есть

нечто преднайденное и данное. Необходимость, как таковая, есть в себе

соотносящее себя с собою понятие. Субъективная идея, таким образом,

пришла от в–себе к в–себе и для–себя определенному, к неданному и

потому имманентному ей как субъекту. Она, таким образом, переходит

к идее воления.

Прибавление. Необходимость, к которой познание приходит через

посредство доказательства, представляет собою противоположность

тому, что составляет его исходный пункт. В своем исходном пункте

познание обладало данным и случайным содержанием; теперь же, в

конечной точке своего движения, оно знает содержание необходимым

содержанием, и эта необходимость опосредствована субъективным

содержанием. Субъективность точно так же была вначале совершенно

абстрактной, только tabula rasa; теперь же она, напротив, оказывается

определяющей. Но эта перемена означает переход от идеи познания к

идее воления. Ближе этот переход состоит в том, что всеобщее в его

истинности должно быть понимаемо как субъективность, как

движущееся, деятельное и полагающее определения понятие.

б) Воление.

§ 233.

Субъективная идея, как в себе и для себя определенное