Третья волна - Тоффлер Элвин (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Но когда приходит время решений, избранные представители могут отдать только 50 % голосов, в то время как нынешняя случайная выборка, представители которой не находятся в столице, а географически рассеяны по своим домам или офисам, с помощью электронных средств отдают оставшиеся 50 %. Такая система не просто обеспечила бы более представительный процесс, чем когда — либо обеспечивало «представительное» правительство, но нанесла бы сокрушительный удар по заинтересованным группам и лобби, которыми кишат коридоры многих парламентов. Таким группам пришлось бы лоббировать людей, а не просто нескольких выборных чиновников.
Идя еще дальше, можно было бы представить себе, что избиратели округа выбирают в качестве своего «представителя» не одного человека, а случайную выборку из населения. Эта случайная выборка могла бы непосредственно «предоставлять Конгрессу» — как если бы это был один человек — свои мнения, статистически превращенные в голоса. Или она могла бы выбрать одного человека «представлять» ее, дав ему или ей указания, как голосовать. Или…
Перемещения, предлагаемые новыми коммуникационными технологиями, бесконечны и экстраординарны. Как только мы признаем, что наши нынешние институты и конституции устарели, и начнем искать альтернативы, нам откроются все виды захватывающих дух политических перспектив, никогда прежде не возможных. Если мы должны управлять обществом, мчащимся в XXI в., мы должны, по крайней мере, рассмотреть технологии и концептуальные инструменты, которые XX в. сделал доступными для нас.
Здесь важны не эти специфические предложения. Работая над ними вместе, мы, несомненно, можем прийти к гораздо лучшим идеям, более легким для воплощения, менее радикальным по замыслу. Важно общее направление, в котором мы решим двигаться. Мы можем вести заранее проигранную борьбу, чтобы подавить или погрузить в глубину сегодняшние расцветающие меньшинства, или перестроить наши политические системы, чтобы приспособить их к новому разнообразию. Мы можем продолжать пользоваться грубыми, подобными дубинке, инструментами политических систем Второй волны или создать чувствительные новые инструменты завтрашней демократии на основе меньшинств.
Третья волна демассифицирует массовое общество Второй волны, и я верю, что ее давление продиктует нам выбор. Ведь если политики во время Первой волны были «до — мажоритарными», а во время Второй волны «мажоритарными», завтра они, вероятно, будут «мини — мажоритарными» — правление большинства сольется с властью меньшинств.
Полупрямая демократия
Вторым строительным блоком политических систем завтрашнего дня должен быть принцип «полупрямой демократии» — переход от нашей зависимости от представителей к тому, чтобы представлять себя самим. Сочетание того и другого — это полупрямая демократия.
Разрушение консенсуса, как мы уже видели, ниспровергает саму концепцию представительства. Если между избирателями дома нет согласия, кого на самом деле «представляет» представитель? В то же время законодатели пришли к тому, что в придании законам формы все больше полагаются на поддержку штатных помощников и советы внешних экспертов. Известно, что члены британского парламента слабы перед бюрократией Уайтхолла, потому что им не хватает адекватных штатных помощников, и поэтому власть переходит от парламента к неизбираемой гражданской службе.
Конгресс Соединенных Штатов, пытаясь создать противовес влиянию исполнительной бюрократии, создал собственную бюрократию — Бюджетное управление Конгресса, Управление технологической оценки и другие необходимые службы. Таким образом, штат Конгресса за прошедшие 10 лет вырос с 10 700 до 18 400 человек [628]. Но это просто перенесло проблемы извне внутрь. Наши избранные представители знают все меньше и меньше о мириадах мер, по которым должны принимать решения, и вынуждены все больше и больше полагаться на суждения других. Представитель уже не представляет себя.
В самой своей основе парламенты, конгрессы и собрания теоретически были местами, где можно примирить требования соперничающих меньшинств. Их «представители» могли совершать сделки от их имени. При сегодняшних антикварных и тупых политических инструментах ни один законодатель не способен даже уследить за многими группками, которые номинально представляет, не говоря уж о том, чтобы эффективно делать оценки и заключать сделки для них. И чем более перегруженным становятся американский Конгресс, германский Бундестаг или норвежский Стортинг, тем хуже положение.
Это помогает объяснить, почему становятся непреклонными группы политического давления, занимающиеся одной проблемой. Видя ограниченную возможность для сложных сделок или примирения через Конгресс или законодательные учреждения, они предъявляют системе требования, по поводу которых невозможно вести переговоры. Концепция представительного правительства, как последнего маклера, также рушится.
Уже давно разрушается торговля, решения принимаются со скрипом, усиливается паралич представительных институтов, и, вероятно, многие решения, которые сейчас принимаются малым количеством псевдопредставителей, придется постепенно передать самому электорату. Если наши избранные маклеры не могут заключать сделки для нас, нам придется делать это самим. Если законы, которые они создают, далеки от нас или не отвечают нашим нуждам, нам придется создавать свои собственные. Однако для этого нам понадобятся новые институты, а также новые технологии.
Революционеры Второй волны, которые изобрели сегодняшние институты с набором представителей, вполне сознавали вероятность прямой, а не представительной демократии. В конституции Французской революции 1793 г. были признаки прямой демократии: «сделай сам» [629]. Американские революционеры знали все о городских ратушах Новой Англии и формировании мелкомасштабного органического консенсуса. Позднее в Европе Маркс и его последователи часто обращались к Парижской Коммуне как модели участия граждан в создании и исполнении законов [630]. Но недостатки и ограничения прямой демократии также были хорошо известны и в то время более убедительны.
«В «The Federalist» было выдвинуто два возражения против такой инновации, — пишут Мак — Коли, Руд и Джонсон, авторы предложения о национальном плебисците в Соединенных Штатах. — Первое, что прямая демократия не дает возможности проверки, основывается на преходящих и эмоциональных общественных реакциях. Второе, что коммуникации того дня не могли управлять механизмом» [631]. Существуют проблемы легитимности. Как, например, раздраженное и возбужденное американское общество голосовало бы в середине 1960–х по вопросу о том, сбросить ли атомную бомбу на Ханой? Или общественность Западной Германии, взбешенная предложением террористов Баадер — Майнхоф создать лагеря для «сочувствующих»? Что если бы Канада провела плебисцит по Квебеку через неделю после того, как к власти пришел Рене Левеск [632]? Предполагается, что избранные представители менее эмоциональны и более вдумчивы, чем общественность.
Однако проблему чересчур эмоциональной общественной реакции можно решить разными способами, например потребовав периода успокоения или повторного голосования перед исполнением важных решений, принятых путем референдума или через другие формы прямой демократии. Один из воображаемых подходов предложен реальной программой, осуществленной шведами в середине 1970–х, когда правительство призвало общественность участвовать в выработке национальной энергетической политики. Признавая, что многим гражданам не хватает технических знаний о различных видах энергии — солнечной, ядерной или геотермальной, — правительство создало 10–часовой курс энергетики и попросило каждого шведа, прошедшего этот или эквивалентный курс, высказать официальные рекомендации правительству.
