Слабости сильной женщины - Берсенева Анна (читать полную версию книги TXT) 📗
– А в Москву? – осторожно спросила Лера. – В Москву ты теперь не скоро вернешься?
Митя молчал, и Лера не решилась переспрашивать.
– Я могу вернуться, – ответил он наконец. – Если бы ты знала, как я хотел бы вернуться… Ведь для меня нет никаких соблазнов нигде, ты понимаешь? Мне не хотелось об этом говорить, но я действительно не только достиг славы, но и смог сделать то, что хотел, к чему чувствовал себя предназначенным – насколько это вообще возможно. И при этом мне не стало казаться, что я дошел до своего предела…
Лера почувствовала, как прозвучало неслышимое «но» в его голосе.
– Но – что? – спросила она.
Митя неожиданно улыбнулся, и Лера почувствовала, как сердце у нее забилось быстрее от его улыбки.
– Какая ты сегодня! – сказал он. – Все спрашиваешь и спрашиваешь – как в детстве. Сейчас еще спросишь, какая бывает любовь, да бывает ли любовь на чердаке – и потребуешь, чтобы я ответил тебе немедленно!
Лера и сама улыбнулась.
– Ты еще помнишь? – спросила она. – Господи, да ведь это сто лет назад было! В другой жизни…
– В той же самой, – покачал головой Митя. – Я не почувствовал разрыва.
– Мить, а ты любил Зинку? – вдруг спросила Лера. – Ту, рыжую, помнишь?
Тут он расхохотался – как всегда, наморщив нос, и смеялся до слез – так долго, что Лера сначала улыбнулась, а потом и сама засмеялась.
– Зинку? – переспросил он наконец. – Милая моя, да ты, кажется, придумала какую-то романтическую историю про юного скрипача и Сонечку Мармеладову с Цветного бульвара?
– Нет, ну почему Сонечку, – слегка смутилась Лера. – Но я же помню, это как-то необычно было все, как-то непонятно… Помнишь, когда Витька Жох тебя ударил в арке? А дядя Леха – его?
– А ты сказала, что ты моя подружка? Вот уж это я точно помню! Нет, не любил я Зинку. – Митя наконец перестал смеяться. – Она ведь самая обыкновенная была и умела отмерять свою любовь. Вот и мне отмерила, сколько положено было – не больше и не меньше. Но я так тянулся к ней тогда – ах, Лерка, если бы ты знала! – Лицо его просияло, осветившись воспоминанием, и Лера даже почувствовала легкий укол ревности, увидев этот веселый свет. – Я ведь все и тогда понимал, – продолжал Митя. – И про отмеренность, и про то, что вовсе она в меня не влюблена, как это должно было бы быть, если бы жизнь шла по красивому сценарию. Я ей нравился, и погулять она любила – подарки, рестораны… Мне тогда уже платили что-то за концерты, но все равно – вечно приходилось у отца деньги брать. Со стороны это, конечно, выглядело по-свински: молодой пижон тянет у папочки деньги на развлечения, – улыбнулся Митя. – Но отец ведь никогда не смотрел со стороны… Нормальная она была женщина, и в конце концов совершенно нормально влюбилась в одного уголовника – своего же, с Цветного, потом уехала к нему в Сибирь и исчезла. Тоже – отмерила именно тому, кому от нее было положено, а не случайному мальчику.
– Но что же тогда тебя так уж к ней тянуло? – спросила Лера. – Ну, кроме, конечно…
– Вот именно что кроме… «Кроме» было не очень-то много, в основном то самое… А кроме – ее естественность и полная неспособность притворяться.
– А я думала, – протянула Лера, – что ты ее все-таки любил… Мне тогда показалось, ты так рассердился, что Жох про нее…
– Да брось ты! – улыбнулся Митя. – Я же помню тот день – у меня тогда еще тело от нее не остыло. Что же мне было – позволять, чтобы какая-то сволочь… Хотя вообще-то – ну что я мог бы ему сделать, чем рот заткнуть? Он, ясное дело, был сильнее.
– Не знаю, мне не показалось, – пожала плечами Лера.
Они оба развеселились от этого случайного воспоминания.
– Пойдем по Венеции гулять? – спросил Митя.
– Да, правда! – спохватилась Лера. – С ума мы с тобой сошли: сидим посреди Сан-Марко и вспоминаем Зинку Юрченко!
– Ну и что? Хорошо сидим. Пойдем, пойдем, день-то зимой короткий!
Они вышли на середину площади. Солнце коротко разорвало тучи, вся площадь осветилась этим мгновенным светом, – и Лера увидела, как вспыхнули сияющим многоцветьем мозаики собора Святого Марка.
И тут же зазвучала музыка! Лера даже вздрогнула, такими неожиданными показались звуки скрипки – как будто они могли быть связаны только с Митей…
За их спиной, под колоннадой Палаццо Дукале, расположились уличные музыканты. Перед парнем со скрипкой стоял большой жестяной бочонок из-под пива, и вся веселая компания самозабвенно играла полонез Огинского, пытаясь привлечь к себе внимание немногочисленных туристов.
– Как у нас в подземном переходе, – обрадованно заметила Лера. – Говорят, там полонез Огинского лучше всего идет. Мить! – вдруг воскликнула она. – Поиграй, а?
– Полонез Огинского? – засмеялся он.
– А что, хорошая музыка, – почти обиделась Лера.
– Да хорошая, хорошая, разве я что говорю? – Он прикоснулся к рукаву ее пальто. – Но у них и без меня отлично получается.
– А ты другое что-нибудь поиграй, – не унималась Лера. – Ну пожалуйста, ну я тебя очень прошу! Я тебя, может, сто лет уже не слышала, а ты не хочешь!
Ею вдруг овладела бесшабашность. Она почувствовала себя так легко, как давно уже не чувствовала. Не было ни непонятной тоски, ни пустоты – ничего! Она стояла рядом с Митей на площади Сан-Марко, и ей хотелось услышать, как зазвучит скрипка в его руках – и ничего не хотелось ей сейчас так сильно, так самозабвенно…
Кажется, Митя понял это, едва взглянув на нее.
– Что ж, – вздохнул он, – пойдем отбивать хлеб у музыкантов, раз уж подружке моей так неймется. Синьоры! – торжественно произнес он, подойдя к четверым парням под колоннадой. – У меня есть к вам огромная просьба!
Выглядели музыканты довольно живописно – небритые, с длинными волосами, с картинно-разноцветными заплатами на джинсах и с ожерельями из чего-то, напоминающего акульи зубы.
– А именно, синьор? – приветливо спросил один из них, со скрипкой.
– Вы видите эту женщину? – спросил Митя тем же патетическим тоном. – Вот эту, похожую на жемчужину в золоте, которая сейчас подошла к вам такой же походкой, какой Венера вышла из воды прямо на картину Боттичелли?
– О да! – охотно подхватывая его интонации, хором ответили музыканты.
– Она прекрасна, не правда ли?
– Правда! – подтвердили они.
– Вот эту женщину я люблю всю жизнь, – вдруг сказал Митя, и Лера чуть не упала, услышав эти слова. – И эта женщина, для которой я готов на все, просит меня о немногом…
– О чем просит синьора эта женщина, походка которой похожа на скольжение гондолы по Канале Гранде? – торжественно раздувая щеки, спросил скрипач.
– Она просит, чтобы я сыграл ей что-нибудь на вашей скрипке, – сказал Митя.
– И всего-то, синьор! – воскликнул парень, сверкнув восхитительной улыбкой и дыркой вместо переднего зуба. – Я бы на вашем месте просто отнял у меня инструмент и даже не спрашивал.
С этими словами он протянул Мите скрипку и подмигнул своим товарищам.
– Благодарю вас, синьор, – церемонно кивнул Митя. – И обещаю, что не возьму ни лиры из тех денег, которые мне удастся собрать. Это будет вам платой за ваше благородство, а мне будет платой радость этой удивительной женщины!
Митя взял скрипку, и Лера увидела, как выражение шутливой патетики мгновенно исчезло с его лица. Он легко коснулся струн смычком, и она узнала этот жест – влюбленный, чуткий вопрос, на который так счастливо и чудесно отвечали ему всегда струны и клавиши… Потом он подкрутил один колок и начал играть – и Лера замерла, забыв обо всем.
Она видела, как меняется его лицо – даже не лицо, а только глаза, – когда звуки вырываются из-под его пальцев и, помедлив мгновение, несутся в небо над Сан-Марко. Радость была в его глазах – от того, что они родились, и одновременно – сожаление, когда они растворялись где-то над высокой колокольней.
Ей казалось, что Митя хочет вернуть эти звуки, но вместо этого создает их заново, и тут же снова отпускает. И все звуки были разные, а мелодия сплеталась сама, накатывалась бесконечными волнами – такими же, как волны в бесчисленных венецианских каналах.