Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Отвези меня к Тайлеру! Прошла неделя — ты обещал! — она снова ринулась к нему, но толкнуть не успела. Сальваторе пресек попытку: он перехватил руки девушки, сжал запястья со всей бешенной силой, с которой только мог. Елена попыталась выбраться, но оказалась впечатана в стену.
Кажется, они это уже проходили.
Деймон коршуном навис над своей жертвой.
— Нет его — пойми же ты уже, наконец! Проблемы бывают не у одной тебя!
— Я тебя ненавижу! — прошипела она с мокрыми от слез глазами, и ее взгляд убеждал в неотвратимости ее слов. — Слышишь?! Я ничего не забыла. Помню все, что связывало меня с тобой! Каждый взгляд и каждое слово! Если бы ты только знал, как сильно я тебя ненавижу!
Она попыталась вырваться, но Деймон был разозлен не меньше. Все опять же началось с пустяка — с немытой посуды. И все снова переросло на главный корень проблемы — на их антипатию друг к другу.
Елена не отдавала себе отчет, но уж Доберман-то мог разгадать причину этого ее срыва: нужно было найти отток ненависти. Все эмоции перемешались в какую-то жгучую консистенцию. И подсознание Гилберт искало причину, повод избавиться от негатива.
Избавиться с помощью Сальваторе.
Его план работал отлично. Пока что, по крайней мере. И он шел на поводу у этой девчонки лишь потому, что жаждал скорее избавиться от нее. Ну, а что касается эмоций — никакого притворства, никакой фальши. Все настоящее.
— Ты бы придумала что-нибудь более оригинальное, а? — спокойно произнес он.
— Ненавижу тебя из-за твоего цинизма!
— Правда? — он приблизил девушку к себе. — А утром ты сказала, что я тебе нравился из-за этого самого цинизма. Амбивалентно ты как-то ко мне относишься. Фальшивка.
Елена сжала кулаки. Она не могла контролировать поток клокочущей энергии, которая жаждала взорваться гейзером в ее душе. И все прежнее, что меняло Сальваторе в ее взгляде, куда-то исчезло: ощущение безопасности, благодарность за клубы, поддержку и заботу, помощь — все просто растворилось, будто кто-то вылил на это кислоту.
— Ты — лжец! Все слова, которые ты мне говоришь, гроша ломанного не стоят! Все ложь! Ощущение жизни, источники — бред собачий! Ни черта мне это не помогает!
Кожа на руках запястий краснела. И тело Елены все еще болело и ныло от прошлой попытки воспитания… Сальваторе ослабил хватку, а Елена тут же выдернула руку и отошла на несколько шагов. Она была разъяренной, бешенной, сумасшедшей и извращенной.
В ее сердце, в ее душе творился хаос. И примириться с ним оказалось слишком сложно для нее. Контролировать свои эмоции тоже не так-то просто, как в ее дешевых книгах. Прийти в себя после потери, принять правду и смириться — вот что она не может сделать. И это разрывает ее изнутри. Ее. Его ненавистную Мальвину, которую он презирает, которую знает лучше, чем ее знала ее дохлая мать.
— Ты — лишь красивая оболочка! Ты напичкан своими афоризмами, фразеологизмами и прочей мудистикой, которой ты плюешься, заставляя меня верить тебе! Но каждое твое ебаное слово ни черта не стоит! Если я фальшивка, то ты — дешевка! И я ненавижу тебя за это!
Она плакала. Она смотрела на него, крича в исступлении еще какие-то слова, провоцирующее на ответные реплики, которые Деймон не осмеливался произнести. Он зачарованно глядел на девушку и молчал, слушая все ее слова, все ее обвинения.
Елена прищурилась, усмехнулась, на время заткнувшись. И как с этой стервой можно встречаться-то? Как вообще можно терять от нее голову, если она не дарит ни нежности, ни страсти? Лишь черствая и истеричная сука, которую еще раз стоит избить, чтобы привести в чувства.
— Ты же как… Как зверь! — она искала ответную реакцию во взгляде. Она ее не находила и начинала злиться еще сильнее. — Ты кусаешься, царапаешься и лишь показываешь людям, что ты сильнее, опаснее! Но на деле ты — лишь такое же ничтожество, как и все остальные!
Ее стройные ножки привлекали его внимание уже в который раз! Он не мог заставить себя не смотреть на них. Не мог не наслаждаться напуганным взглядом, остервенелостью души. Он не мог прекратить презирать и любоваться одновременно.
— Серьезно? А ты? Что касается тебя, Мальвина?
Она выкрикнула что-то нечленораздельное, зарылась руками в волосы. Попытки разозлить Сальваторе вызвать его ярость и вновь нарваться на кулаки, оказались ничтожны. Деймон не повелся на эту ложь, на беспричинную злобу, на глупые и ничтожные попытки. Он был спокоен и даже как бы увлечен этим процессом.
Девушка закрыла лицо руками, давая волю новым рыданиям. Ей было плохо. Ей было до ужаса плохо. Красивые разговоры, избиения и безразличие уже потеряли свою действенность. Теперь нужно было выбрать что-то лучше. Нужно было… Нужно было найти новой способ для того, чтобы эмоции вытекли, как кровь из перерезанной вены.
Елена опустила руки, резко подошла к мужчине, схватила его за шиворот рубашки и приблизила Добермана к себе.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, сделай это со мной снова… — она уткнулась в его плечо, она вцепилась в плечи Добермана сильной хваткой, словно одичалая кошка. — Я прошу, сделай!
— Нет, — он оттолкнул от себя Гилберт. — Даже не проси. Этого не будет.
Она вновь вскрикнула. И Елена почувствовала в этот момент толчок, какой-то внутренний стимул. Она быстро взглянула на Сальваторе.
— Тогда, я что-нибудь сама придумаю, — бросила как кость и ринулась в коридор. Доберман бросился за девушкой, точно зная, что ее оставлять одну нельзя. Ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе… Ее вообще нельзя оставлять одну.
Он перехватил Елену в коридоре, сильно схватил за руки. На ее теле слишком много его отметин: царапины, синяки, ссадины. Он не может добраться до ее души, и поэтому ему приходится хвататься за последнее: оставлять увечья на ее теле. На ее совершенном теле, которое он изучал тактильно, прикрываясь оправданиями, что пытается успокоить или привести в чувства. Плечи, предплечья, запястья, талия, спина — чего он еще не касался? Ее ног только что разве. И если быть совсем уж честным, то в глубине души Деймон хотел прикоснуться и к ним. Только без оправданий и прикрытий.
По-настоящему.
Его сущностью завладело какое-то наваждение. То уничтожить. То избить. То подчинить. Теперь — прикоснуться. И прикоснуться так, чтобы воспоминания не меркли несколько месяцев, чтобы каждая секунда растягивалась в вечность.
Мальвина влетела в спальню, следом за ней вошел Сальваторе, захлопнув за собой дверь. Он понимал только одно в своем наваждении: желание прикоснуться к этой девушке обусловлено не физическим и сексуальным влечением, не симпатией, а желанием прикоснуться к чему-то фальшиво совершенному. К чему-то прекрасному и для него запретному. Хэрстедт была привлекательной, но не обладала совершенной фигурой. И вот ему попадается Елена — девушка лучшего друга, девушка с великолепным телом, с телом, которое хочется познать, как меценату хочется увидеть вживую полотна Ренуара, Климта, Ван Гога или еще кого-нибудь.
Деймон схватил девушку за плечи. Елена не сопротивлялась. Она хотела физической болью заглушить душевную. Она хотела освобождения.
Ее швырнули на стул. Ударов не было. Следовательно — боли тоже. Только саднило запястья от цепей и оков, которые Гилберт не могла с себя скинуть. В остальном же — все по-прежнему. Сальваторе навис над своей жертвой — в который раз? — внимательно вглядываясь в нее. Во взгляде — настырность и мольба. Опьяняющее сочетание.
— Слушай сюда, — процедил он, опираясь о спинку стула и морально подавляя бунтарку. — Не вздумай больше меня провоцировать, поняла? Ты учишься там, где я преподаю, и все твои слова и поступки я узнаю наперед! Паршивка.
Она смотрела на него умоляюще, и с каждым его словом ее мольба становилась еще отчаяннее. Оттока через ссоры не произошло, как не произошло и через избиения. И эмоции стали клокотать с еще большей силой. Елена не могла совладать с ними, не могла совладать с собой.
— А ты — не мужик, если слово свое сдержать не можешь! — последняя попытка разъярить Сальваторе. — Ты обещал мне вывести меня из лабиринта! И ни черта сделать не можешь!
