Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (читать полную версию книги .TXT) 📗
Получилось. Деймон вспыхнул как спичка. Его злоба, как казалось Гилберт, достигла своего апогея. И теперь он хочет высказать все, что думает, сделать все, что поклялся не делать.
Его руки вновь на ее плечах. Ощутилась тупая, но такая уже родная боль, которую ей доставлял ее враг. Девушка к его хватке привыкла. К такой требовательной и бескомпромиссной. Потом — под спиной очутилась постель. Мягкая и холодная. В сознании промелькнула мысль, что давно Елена не засыпала с насаждением, со спокойствием на душе. Потом молнией появилось другая — больше такого не будет. А в следующую минуту все мысли оборвались, словно отключили блок питания. Деймон прижал девушку к постели, навис сверху. Слезы брызнули из глаз. Слезы не сопротивления и отчаяния. Слезы мольбы и просьбы. Руки Сальваторе оказались на ее коленях, а потом девушка ощутила резкий рывок — и Доберман оказался промеж ее ног. Ужас оцепенением охватил и тело и душу — что сейчас будет? Затем — едкое равнодушие: все равно что, лишь бы отвлечься. Руки оказались прижаты к постели, и вес чужого тела тут же вновь вырвал из потока Вселенной и мыслей.
Он склонился над ее ухом, полностью подчинив себе. Он помедлил всего секунду, а потом процедил:
— Не провоцируй — повторяю последний раз. Некоторые мои методы тебе вряд ли понравятся.
Она не могла пошевелиться, не могла дернуться. Все ее тело контролировалось и нещадно болело от жестких объятий Добермана, который все еще нависал над ней, как бы говоря, что его слова — не блеф.
Грудная клетка девушки стала высоко подниматься. Елена попробовала пошевелиться, но из ее уст издался только стон беспомощности и беззащитности. Она была в руках хищника, и дальнейшая ее судьба зависела только от его настроения.
Мужчина отстранился. Елена смотрела на него… без отвращения, какого следовало бы ожидать. Они оба понимали друг друга: он — в ее попытке забыться, она — в его попытке сказать, что боль — не выход, что иногда она может быть настолько ужасной, что становится новым камнем, а не спасительным кругом.
Сальваторе медленно отстранился, потом отпустил девушку и сел на край постели. Елена все еще лежала, придавленная пустотой и холодом.
Она хотела тепла. Поэтому ее сердце так отчаянно рвалось к Тайлеру, который был занят чем-то другим. Елена нуждалась уже не в ненависти и боли — эти стадии пройдены. Теперь она нуждалась в тепле, нежности и любви, но не той, что могла бы ей предоставить мать или Дженна.
А в той, что ей мог бы предоставить Тайлер, будь он рядом.
— Я завтра рано утром попытаюсь найти Локвуда, — промолвил он устало, поднимаясь и подходя к окну. — Только пообещай мне не вскрываться, хорошо? Просто дай мне хотя бы часа два или два с половиной.
Свежий поток воздуха стал наполнять пространство душной комнаты, как только Сальваторе открыл окно. Свежий и холодный воздух. Отрезвляюще.
Елена медленно поднялась, садясь на край кровати и вытирая слезы.
— Прости, — прошептала она, вместо ответа. — Я сделаю все, о чем попросишь.
Она поднялась и поплелась на кухню. Сальваторе не оборачивался. Он молча смотрел на темный город за окном. Кажется, где-то на улицах затерялась свобода. Та самая, которую им обоим так трудно найти.
Девушка вошла в темную кухню секундой позже, подошла к крану и включила воду. Холодная, практически ледяная, вода остужала руки и пыл. Гилберт равнодушно смотрела на это, вновь погружаясь в кататонию и увлекаясь чем-нибудь, чтобы отвлечься. Тарелка за тарелкой, чашка за чашкой, ложка за ложкой — все тщательно и аккуратно вымывалось. В голове появлялись какие-то смутные мысли, путались вереницей и исчезали. Гилберт и не пыталась к ним вернуться. Она была иссушена и обезвожена. Она устала. Ей хотелось одного: покончить с посудой, с сегодняшним днем и лечь спать. Сон пока что лучший врач.
Когда все было окончено, Гилберт направилась к выходу, на ходу захватив и пачку сигарет. Внимательно ее рассматривая, девушка вышла в коридор. Мысль о том, чтобы закурить, появилась впервые за девятнадцать лет существования. Раньше не хотелось, раньше не было желания попробовать, а теперь оно неприятно кольнуло в самое сердце, в очередной раз доказывая, что все прежние приоритеты рухнули.
Из спальни веяло вечерней прохладой. В квартире царила мертвая тишина.
— Не стоит, — он подошел незаметно и тихо, ловко выдернул пачку из рук и спрятал ее в карман джинс, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. — Это не помогает, поверь. Только легкие портит.
Девушка обратила взгляд на мужчину. Он был высоким, выглядел сильно и мужественно. Елена только сейчас усмехнулась: как же все-таки жизнь жестока, еще вчера кажется, что ты не сможешь жить один на один со взрослым человеком, а сегодня уже засыпаешь с ним рядом и просишь быть рядом. Всегда рядом.
— А я уже испорчена, — ее голос в этом безмолвии показался хриплым и незнакомым. — Чувствую себя использованной. Знаешь… Мой отец где-то трахается со своим любовницами, а я тут порчу и тебе и себе нервы, пытаясь вырваться из этого безумия. Я будто опорочена и изгажена, понимаешь?
Она взглянула на него в ожидании ответа, но его так и не прозвучало. Девушка опустила голову и медленно поплелась дальше — в спальню. Она прошла мимо Сальваторе, который в очередной раз сумел поставить ее на место. Который в очередной раз коснулся ее руки, но в этот раз уже более бережно. Шатенка остановилась, через плечо посмотрела на Деймона.
— Я завтра обязательно найду Локвуда.
— Спасибо, — прошептала она, поворачиваясь к нему. Он тоже решил соизволить удостоить ее своим вниманием. В полумраке в их взглядах читались понимание и сочувствие с примесью благодарности.
— Я тебе обещаю. Я должен исполнить хоть одно обещание, данное тебе.
Его хватка из бережной превратилась в нежную. Елена обратила на это внимание, опустив взгляд. Сальваторе тоже посмотрел на ее руку в его руке. Девушка ответила на прикосновение. Робко и несмело, но все же ответила.
Она подняла взгляд именно в тот момент, когда и он это сделал. И если раньше она чувствовала себя использованной, то теперь чувствовала себя обнаженной: Деймон видел то, что не нужно было видеть, что Гилберт скрывала от самых близких, что должна была бы показать Тайлеру.
Но его нет. Есть Деймон. Елена нуждается в тепле и нежности, и единственный человек, который может это подарить, сейчас стоит рядом и держит ее за руку.
Импульс в их душах возник одновременно. Не было и шанса, чтобы обдумать все, чтобы взвесить все «за» и «против», чтобы отреагировать, осмыслить. Был лишь импульс. Было желание: у него — сберечь ее, у нее — согреться.
Она потянулась к нему в тот же миг, что и он к ней. И в следующий миг Елена ощутила его губы на своих. Сердце ее забилось чуть учащеннее. Ее рука в его руке сжалась, что было силы. Деймон же, как бы прочувствовав страх через это прикосновение, коснулся второй рукой талии девушки, а затем привлек ее к себе. Потом — углубил поцелуй. Елена расслабилась, ответила, всем телом подаваясь навстречу мужчине.
Его поцелуи отличались от тех, что дарил ей Тайлер. Чуть более требовательно. Чуть более властно. И совсем другие ощущения, чувства порождали совсем другую реакцию — более смелую. Мальвина высвободила свою руку. Она коснулась плеч, шеи мужчины, отдаваясь пылкости, нежности и упоительности. Его же руки оказались сначала на ее талии, а потом — на ее бедрах; затем — на пояснице.
Медленно, неторопливо и как-то ласково. Никакой страсти, никакого забвения и наваждения, никакого возбуждения. Оголенная нежность словно не позволяла страсти все разрушить, потому что страсть порождает к действию, а действия не привели бы ни к чему хорошему.
Он целовал ее, аккуратно прикасаясь, исполняя свои давние желания и не думая ни о чем, кроме того, что эта девочка слишком-слишком притягательная. Она же поддавалась любому оттенку его настроения или его стремления. Каждое его прикосновение, каждое его движение находило отзвучие в ее теле. Единственное, что их обоих выдавало — сбитое дыхание.
