Улица Светлячков - Ханна Кристин (версия книг .TXT) 📗

— Я нужна ей, — просто сказала Талли, — а кому еще, кроме меня, нужна она?

Джонни пожал плечами и ничего не сказал.

— Ну что ж, — Талли встала и потянулась, — пойду спать.

Толстому Бобу она сказала:

— Делаем перерыв на ночь. Пойди выспись хорошенько, завтра начинаем в восемь.

Боб кивнул, упаковал свое оборудование и направился в свой номер.

— А можно мне остаться у тети Талли в номере? — спросила Мара, приподнявшись в кресле. Книга выскользнула из ее рук на пол.

— Я не против, — сказал Джонни. — Если Талли не возражает.

— Смеешься? Вечеринка с ночевкой с моей любимой крестницей — отличное завершение трудного дня.

После того как Джонни ушел к себе в комнату, Талли поиграла немножко в дочки-матери с Марой: велела девочке почистить зубы, умыться и надеть пижаму.

— Я уже слишком взрослая для пижамы, — с важным видом сообщила ей Мара. Но когда они забрались в постель, девочка свернулась калачиком, как в те времена, когда — всего несколько лет назад — была малышкой. — Это так круто, тетя Талли, — сонно пробормотала она. — Я тоже стану звездой телевидения, когда вырасту.

— Я ни минуты в этом не сомневаюсь.

— Если моя мама разрешит мне. Но она может не разрешить.

— Что ты имеешь в виду?

— Моя мама ничего мне не разрешает.

— Ты ведь знаешь, что твоя мама — моя лучшая подруга, да?

— Да, — неохотно признала девочка.

— А как ты думаешь, почему?

Мара повернулась и внимательно посмотрела на крестную.

— Почему?

— Потому что твоя мама — классная девчонка.

Мара скорчила гримасу.

— Моя мама? И что же в ней такого классного?

Талли покачала головой:

— Мара, твоя мама любит тебя и гордится тобой. Поверь мне, принцесса, это — самое прекрасное, что может быть в мире.

На следующее утро Талли встала рано, пересекла гостиную и направилась к спальне матери. Перед дверью она остановилась, набираясь мужества, и постучала. Когда никто не ответил, Талли тихонько открыла дверь.

Ее мать еще спала.

Улыбнувшись, Талли вышла, закрыв за собой дверь. Затем подошла к двери Джонни и постучала.

Он открыл довольно быстро. На нем был гостиничный халат, волосы были влажными после душа.

— Я думал, мы начинаем в восемь.

— Мы и начнем в восемь. Но сначала мне надо купить для Облачка какую-нибудь приличную одежду, чтобы дать ей с собой в реабилитационный центр. Заодно прихвачу что-нибудь к завтраку. Поедим в номере, ладно? Учти, Мара еще спит.

Джонни нахмурился.

— Ты слишком гонишь события, Талли. Кстати, имей в виду, магазины еще не открылись.

— Ну, я всегда была быстрой, ты же знаешь, Джонни. А для Таллулы Харт все всегда открыто. Это — одно из преимуществ моей известности. У тебя есть ключ от моего номера?

— Да, я за всем прослежу. А ты, смотри, не слишком усердствуй.

Проигнорировав слова Джонни, Талли отправилась на Паблик-Маркет и накупила там круассанов и пончиков с корицей. Облачку не помешает немного поправиться. Потом она зашла в «Ла Дольче» и накупила для матери джинсы, топы, обувь и нижнее белье. А еще — самый теплый жакет, какой только смогла найти. В отель она вернулась к девяти.

— Я пришла! — крикнула Талли, захлопывая за собой дверь своего люкса. — Посмотрите только, сколько всего я накупила.

Она положила холщовые сумки на диван, а пакеты поставила на пол и начала накрывать столик в гостиной к завтраку с пончиками и круассанами.

Толстый Боб появился в номере и снимал все на пленку.

Талли одарила его лучезарной улыбкой:

— Моей маме надо набрать килограмм-другой веса, пончики ей в этом помогут. И еще я принесла почти все виды кофе из «Старбакса». Ведь я даже не знаю, что предпочитает моя мама.

Джонни, мрачный, сидел на диване.

— А что это у вас тут как в морге?

Талли направилась к спальне матери и постучала.

— Облачко?

Ответа не последовало. Она постучала снова.

— Облачко, ты в душе? Я захожу.

И открыла дверь.

Она сразу почувствовала запах сигарет и увидела открытое окно. А кровать была пуста.

— Облачко? — Талли вошла в ванную, где все еще стоял влажный пар. Пухлые египетские махровые полотенца валялись на полу. Мокрые полотенца для рук и тряпка для пола были брошены в раковину.

Талли медленно вышла из ванной и оказалась лицом к лицу с Джонни и с камерой.

— Она ушла?

— Полчаса назад, — сказал Джонни. — Я пытался остановить ее. Честно!

Талли поразило, как остро ее пронзило предательство матери. Словно она опять была никому не нужной десятилетней девочкой, брошенной на улице Сиэтла.

Джонни подошел к Талли и обнял ее за плечи. Ей очень хотелось спросить его, почему такое с ней происходит, чем она так плоха, что никто никогда не остается с нею, но слова застревали в горле. Она долго стояла, прижавшись к Джонни, который гладил ее по голове и шептал: «Шшш…», словно она была маленьким ребенком.

Но затем Талли вспомнила, кто она и где находится, и, отстранившись, повернулась к камере.

— Что ж, вот чем все кончилось. Конец фильма. Я закончила, Боб.

Она резко развернулась и прошла в свою спальню. Слышно было, как в душе весело распевает Мара. Слезы щипали глаза, но Талли не дала им пролиться. Она не позволит матери снова себя сломать! Она была полной дурой, когда понадеялась, что на сей раз у их истории будет счастливый конец.

И тут Талли заметила, что на ее прикроватной тумбочке нет украшений.

— Эта сука сперла мои драгоценности!

Закрыв глаза, она присела на край кровати, достала мобильный телефон и набрала номер Кейти. Когда та наконец ответила, Талли, не поздоровавшись, сказала дрожащим голосом:

— Со мной что-то не так, Кейти.

— Она бросила тебя?

— Как подлая воровка темной ночью.

— Таллула Роуз Харт, а теперь послушай меня. Сейчас ты повесишь трубку и двинешься в сторону парома. Дома поговорим. И мою семью прихвати с собой.

— Не обязательно орать. Я и так еду, мы все едем. Но, будь добра, к моему возвращению запасись алкоголем. И я не собираюсь мешать его с соком, который пьют твои дети.

Кейт рассмеялась:

— Сейчас утро, Талли. Я лучше приготовлю завтрак.

— Спасибо, Кейт, — тихо сказала Талли. — Когда-нибудь и я тебе приготовлю.

Подняв голову, Талли увидела перед собой Толстого Боба. Он снимал все это с самого начала. А рядом стоял Джонни.

Но дело было не в красном глазке камеры и не в ее публичном унижении, не это сломало Талли.

Все дело было в Джонни и в том понимающем, сочувственном взгляде, которым он на нее смотрел. И Талли заплакала.

26

Документальный фильм показали две недели спустя, и даже для Кейт, давно привыкшей к впечатляющим успехам подруги, стала неожиданностью столь бурная реакция публики. Средства массовой информации буквально лихорадило. На протяжении многих лет Талли Харт, которую люди видели на экране, казалась им бесстрастной, хладнокровной профессионалкой, которая расследовала истории и талантливо делала репортажи с журналистской отстраненностью.

Теперь же публика узнала, что благополучная и безупречная Талли Харт уязвима и не так уж и счастлива. И в ней вдруг перестали видеть только журналистку и увидели женщину. Чаще всего теперь можно было услышать в ее адрес фразу: «Она такая же, как мы».

До выхода фильма публика уважала и ценила Талли Харт, после его просмотра — обожала и боготворила. За одну неделю ее фотографии украсили обложки ведущих журналов. Фильм и фрагменты из него показывали по всем каналам и включали в различные шоу. Казалось, Америка никак не могла насытиться репортажами и фильмом Талли Харт.

Но пока вся страна смотрела на страдающую Талли Харт и ее встречу с беспутной матерью, Кейт разглядела на пленке кое-что другое, за чем наблюдала с неменьшим вниманием.

Она не могла не заметить, какими глазами Джонни смотрел на Талли, когда выяснилось, что Облачко сбежала, как он подошел к ней, как нежно обнял ее.