Выше стен (СИ) - Ру Тори (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗
— О, а ты в себе уверена… — Кэт страдальчески сводит нарисованные брови. — Он смотрит на всех как на дерьмо и жутко бесит ребят. Но лично у меня от него мурашки по всему телу. Маньяк какой-то, бр-р-р… Хотя, спор — это святое. На что только не пойдешь, чтобы выиграть, да, Регин?..
— Твоя правда! — Я панибратски хлопаю ее по плечу, стараясь долбануть побольнее, запахиваю пальто и неспешно иду к остановке.
Ботинки а-ля «Прощай, молодость» давят мелкие камешки, осколки стекла и травинки, по разрисованной коже под дырявыми колготками ползет озноб, на сердце тяжело.
Серость этого места наводит тоску, стоит огромных усилий не поддаваться панике.
Я всего лишь хотела не прослыть изгоем, раскрасить будни неведомому пареньку из шараги, на время прилипнуть к нему и поставить на место Кэт, но все вышло из-под контроля.
Кажется, для общения со Святом я выбрала неправильную маску…
В очередной раз пытаюсь анализировать все, что натворила, но окончательно запутываюсь в дебрях. Моя дурная башка снова работает неправильно, и некому навести в ней порядок.
У меня мало воспоминаний о раннем детстве — продуваемом всеми ветрами, голодном и одиноком, но я помню камни. Когда папа оставил меня одну, на многие километры вокруг лежали только они — безжизненные, безликие, равнодушные, твердые, одинаковые. Однако даже на камнях росли цветы.
Красота цветов притягивала еще одно невероятное творение природы — прекрасных бабочек. Эти трепетные, беззащитные создания радовали, утешали и высушивали мои слезы в моменты нестерпимой боли во всем теле и тоски по маме. Они спасли меня. С тех пор я убеждена: красивое не может быть плохим.
Когда врачи разрешили мне пойти в школу, я была старше одноклассников. Но ума и сообразительности сей факт мне не прибавлял. Как и авторитета.
Меня унижали, обзывали, даже били, и ощущение, что я так и не смогла выбраться из каменного мешка, преследовало, мучило, сбивало с ног. Но я научилась выбирать маски и играть нужные роли, и в конце девятого класса самый популярный мальчик в школе захотел быть со мной.
Больше не было страхов — он провожал, заботился, указывал правильное направление. Больше не было смешков и издевок… Но он не был красивым, потому и разослал наши интимные фотки всей школе.
Ученики противно ржали и тыкали в меня пальцами, но я не понимала почему. Ведь фотографии-то красивыми были, а интерес парней, вопреки замыслу подлеца, возрос до небес.
Тогда я выбрала роль бесшабашной, веселой и доступной девчонки и не отказывала никому — было приятно хотя бы короткие минуты под грязной лестницей чувствовать себя нужной. Я думала, что этот путь к нормальности был верным, но…
Однажды нас застукала техничка, и случился грандиозный скандал.
После визита к директору мама и Андрей долго объясняли, что такое поведение постыдно для девушки — я смиренно кивала, но так и не вникла в суть упреков. Ведь в этой роли я смогла влиться в социум спустя столько лет насмешек и игнора!
Родители забрали документы и настояли на колледже.
Все лето я посещала крутого психотерапевта и вроде бы усвоила правила игры, но, поступив на первый курс, по инерции пошла проторенным путем.
Кто же знал, что вошедший в аудиторию парень Святослав (Господи, какое крышесносное имя!..) окажется благородно, эксклюзивно красивым, но наглухо закрытым…
— Регинушка! — Кто-то хватает меня за ремень, связанный узлом на пояснице, и я едва не падаю. Поднимаю голову и вижу взъерошенную встревоженную маму. — Остановись, пожалуйста. Ты идешь не в ту сторону. Держись за меня.
Позади нее мельтешат незнакомые городские пейзажи, и приступ паники скручивает живот.
Серые безликие дома.
Каменные глыбы.
Камни, камни, камни…
Сердце бьется у горла, на лбу проступает холодный пот, от тошноты распухает язык.
— Регина, я здесь. Дыши, дыши глубже… — уговаривает мама, сознание цепляется за спокойные интонации, я моргаю и перевожу дух.
Повисаю на ее локте и, спотыкаясь, плетусь рядом.
— Где мы, мам? — хриплю, и мама смеется:
— На верном пути.
В воздухе стоит тяжелый дух осенних костров, в сером небе плывут лохмотья туч, вечереет. По дороге к коттеджному поселку мама как может забалтывает и отвлекает меня от последствий испуга — обещает обалденные круассаны и чай с имбирем на ночь, а еще клянется, что без моей помощи не разберется с антикварной посудой, принесенной недавно Андреем.
Мама скучает по мужу, но не унывает, ведь ее заветная мечта — арт-салон и ресторан с блюдами, поданными на настоящем дореволюционном фарфоре — при участии Андрея совсем скоро примет первых посетителей.
Она сжимает мои пальцы и тепло улыбается, и жизнь, несмотря на надвигающиеся холода и унылые крики птиц, вдруг расцветает яркими красками.
Хорошо, что у мамы есть Андрей. Хорошо, что у меня есть мама. Хорошо, что есть поддержка и любовь.
— Почему люди бывают озлобленными? — выдаю я, и мама мягко поясняет:
— Вероятно, в прошлом с ними произошли неприятности. Или они запредельно одиноки и их некому отогреть.
Что-то щелкает в моем калечном мозгу.
Я знаю, каково это. Я хотела бы его отогреть.
И вечером, разделавшись с выпечкой и чаем и поцеловав маму, я сбегаю в комнату. Сажусь на широкий подоконник, кутаюсь в мягкий свитер и вглядываюсь в темноту, глухой забор, черные кроны тополей и заплаканные глаза звезд высоко над ними.
Тот парень отгородился от мира ледяной стеной, но за ней спрятана боль. Огромная боль — я почувствовала ее, как только приблизилась. Он не справляется с ней и, как раненый зверь, сам вышел к людям.
Мне хочется, чтобы о нем перестали говорить плохо — ведь никто даже не пытался подойти ближе. Мне хочется, чтобы он больше не был одинок — потому что в мире, наполненном красотой, одиночеству нет места.
Набираю побольше воздуха в легкие, провожу пальцем по экрану смартфона и отправляю на заученный наизусть номер короткое эсэмэс с пожеланием спокойной ночи.
***
Я сплю как убитая, а утром вскакиваю задолго до будильника и бегу в ванную. Душа поет, ноет, горит и не вмещается в груди — кажется, так чувствуют себя пьяные.
Вернувшись в комнату, распахиваю створки молчаливого доброго шкафа и вытягиваю наружу темно-синее винтажное платье в мелкий горох, купленное на блошином рынке. Я восторгалась им до слабости в коленях, ждала повода надеть это сокровище и продемонстрировать людям — и шанс представился. Укладываю розовые волосы в подобие прически, разбавляю бледность лица броским темным макияжем и массивными пластиковыми серьгами.
Я украшаю собой этот мир, я люблю его и уверена — это взаимно.
После плотного завтрака целую маму в щеку и с придыханием сообщаю:
— Мам, я задержусь после занятий. У меня свидание.
— Ну и ну… — Она нервно комкает кухонное полотенце. — Что за парень? Он точно тебя проводит? Он порядочный? Если будет страшно, звони мне обязательно, ребенок!
Я не слушаю ее напутствия — решительно шагаю в неизвестность, и раннее сентябрьское утро теплой солнечной ладошкой гладит волосы.
Легко добираюсь до колледжа, смело вливаюсь в поток студентов у ворот и, всматриваясь в номера аудиторий, дохожу до нужной… У двери стоит Святослав.
Сердце подпрыгивает и катится с горки вниз, я заглядываю в серые, как дождливое небо, глаза и тону в них.
9 (Святослав)
Впервые за два года я ощущаю что-то вроде азарта — «папина радость» настрочила мне сообщение. Эта дура повелась на мои приторные улыбочки и теперь не соскочит.
Посмотрим, насколько слова папочки о «несчастной доброй девочке» соответствуют действительности.
Самое интересное только начинается, и я рвусь в бой — собираюсь по полной запудрить ей мозги, хотя, вероятно, их у нее попросту нет.
Чтобы закрепить результат, достаю из коробок мятые слаксы, оставшиеся с последнего звонка, и отправляюсь на поиски утюга.
