Миг бесконечности. Том 2 - Батракова Наталья Николаевна (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
— Ничего. Это я так… Просто… — потухшим голосом попытался он ее успокоить. — Завтра прилечу. Все, пока.
Положив телефон, Вадим подтянул к себе ноутбук.
«Нет, этого не может быть… Бывают еще и не такие совпадения», — по-прежнему протестовало сознание.
Нужный файл быстро отыскался в архиве. Ладышев терпеть не мог беспорядка не только в вещах, но и в делах.
«Проскурина Екатерина Александровна, в девичестве Евсеева, родилась… в городе Темиртау в семье военного… Училась… окончила… Трудовую деятельность начала студенткой четвертого курса в газете „Городские ведомости“»…
«Нет! Все-таки это ошибка!» — в первые секунды не померил он собственным глазам.
«…в девичестве Евсеева… в газете „Городские ведомости“, — перечитал он.
Кровь прилила к вискам, в голове зашумело. Оттолкнув ноутбук, он резко встал и сделал несколько нервных движений: метнулся к окну, вернулся к бутылке с виски, наполнил стакан, снова метнулся к окну… Наконец, будто споткнувшись, затормозил, опустился в кресло и заглянул в монитор.
„…Окончила с отличием журфак БГУ… была принята на работу в редакцию „ВСЗ“ …вышла замуж за Проскурина Виталия Львовича… продолжает трудиться по настоящее время… в кругу коллег пользуется уважением…“ — перечитал он до конца, подошел к окну и, сложив руки на груди, тупо в него уставился. — Вот почему мы не смогли ее найти… „Городские ведомости“ осенью закрыли, а затем она вышла замуж, сменила фамилию. Почему я сразу не прочел досье Поляченко? Ничего бы не было…» — неожиданно простонал он.
Воспоминания моментально заполонили сознание. Вот его выпускают из изолятора, на крыльце адвокат, пряча глаза, сообщает, что неделю назад умер отец…
…Шок… Как же так? Это неправда! Он с ним не попрощался, не успел извиниться, не услышал главных слов, не произнес их сам!
Подъезжает Заяц, на заднем сиденье — заплаканная мама. Это по ее просьбе ничего не сказали сыну. Сегодня девять дней. Они направляются на Московское кладбище. Могила в венках. Моросит мелкий дождь, дождинки смешиваются с бегущими по щекам слезами…
Лишь разбирая архивы отца, Вадим нашел его дневники и понял, как тот его любил, как им гордился, как в него верил. С каждой прочитанной и пропущенной через себя строкой боль все сильнее пронзала сердце.
Скупые слова, написанные размашистым отцовским почерком, говорили о многом. В первую очередь о том, о чем сам он молчал. Сложно сказать, что ему мешало произнести все это вслух: характер, воспитание или же опасение, что похвалой или одобрением помешает сыну в его стремлении всего достичь самому.
Уж в чем-чем, а в этом профессор Ладышев точно ошибался. Вадим не из тех, кому голову кружит любой мало-мальский успех. Скорее, наоборот, ему лишь требовалось знать, что он все делает правильно. И в этом отец мог бы ему помочь. Увы, он не нашел верных слов даже в момент, когда от Вадима все отвернулись.
Инцидент со смертью пациентки после оперативного вмешательства требовал специального разбирательства и особых мер. Это понятно, так что с основными действиями администрации больницы отец был согласен. Но вот с другими — категорически нет. Как и с коллегами сына. Практически все, в том числе научный руководитель, как один, вынесли ему вердикт — обвинили во всех грехах его одного. Как выяснилось позже, под давлением все той же администрации, на которую, в свою очередь, надавил Минздрав.
Но если вина не доказана, как можно травить человека и превращать в изгоя? Нельзя идти против собственной совести, боясь, что на тебя ляжет тень подозрения, чтобы позже не прятать глаза! Это первое. И второе: случай требовал тщательного изучения. На подобных ошибках надо учиться, а не заниматься пустыми отписками: примите наши извинения, виновные наказаны.
Изучив до мелочей историю болезни девушки, ход ведения как основной, так и повторных операций, скупые строки отчета патологоанатомов, Сергей Николаевич пришел к выводу: основной источник инфекции так и не был выявлен. И тогда он встал на защиту не просто сына, а коллеги. Причину надо искать не в действиях хирурга — упустили что-то другое. Вероятнее всего, гинекологию. Но доказать это могла только эксгумация и повторная экспертиза, сделанная высококлассными специалистами. Желательно независимыми экспертами судебной медицины, желательно — из Москвы.
Но Советского Союза уже не существовало, прежние правовые и служебные контакты были разорваны. И тогда Сергею Николаевичу пришлось поступиться собственными принципами и воспользоваться своим положением и дружескими связями в России.
Однако на переписку между ведомствами разных теперь стран требовалось время. И тогда он согласился с адвокатом, что лучше спрятать сына в следственный изолятор — подальше от разъяренных родственников погибшей. Он прекрасно понимал, как это будет истолковано и самим Вадимом, и коллегами, и недругами, которых в научном мире немало. Первым это могло быть воспринято как предательство, вторыми и третьими — как неопровержимое доказательство вины.
Больше записей не было… Они обрывались днем, когда Вадима упрятали в СИЗО. Какие мысли преследовали отца, как болела его душа, можно было только догадываться. И что было дальше, сын узнал со слов мамы и друзей.
Пока профессор занимался организацией повторной экспертизы, под шумиху кое-кто решил, что настал удобный момент сместить его самого. Слишком многим он мешал. В профессии нрава он был бескомпромиссного: закрывал бесперспективные исследования, пустые, высосанные из пальца диссертации, невзирая на заслуги и положение, мог открыто покритиковать коллегу на ученом совете. И если в отношении больных почитал правило «не навреди», то о себе не задумывался никогда. Терпеть не мог закулисных интриг и подковерных игр.
Потому и говорил открыто, что не согласен с выводами патологоанатомов, хотя ему советовали промолчать. Об этом говорил и профессор биологии Василий Андреевич Заяц — друг и сосед по даче. Свою дачу Сергей Николаевич продал, так как срочно понадобились деньги. Приезд комиссии из Москвы никто не собирался оплачивать, а все сбережения съела инфляция. Да и профессорская зарплата давно перестала конкурировать с ценами.
Наконец все подписи были собраны, даже в тех инстанциях, где бумаги застревали порой без объяснения причин. Недруги любыми путями старались воспрепятствовать приезду комиссии из другого государства. А когда поняли, что не получится, не дожидаясь результатов экспертизы, решили нанести моральный удар.
В тот день, когда из Москвы выехала бригада криминалистов, в газете «Городские ведомости» вышла статья, направленная в первую очередь против самого Сергея Николаевича.
…Хоронили профессора и проводили эксгумацию в один и тот же день. Выводов комиссии никто не оспаривал — слишком многим пришлось бы признать свою ошибку. Извиняться тоже никто не думал. Да и перед кем? Старшего Ладышева уже не было в живых, ну а его сын… О нем побыстрее постарались забыть. Да и строптивый Заяц, единственный, кто не очернил в объяснительной действий хирурга, перевелся в другую больницу.
Так что дело быстренько сдали в архив…
«…Катя… Неужели это была Катя? — продолжало протестовать сознание. — Как же так получается? Спустя годы я полюбил виновницу в смерти своего отца?.. Нет!!!» — в сердцах Вадим стукнул кулаком по столику.
Тот зашатался, бутылка виски накренилась, с тупым ударом грохнулась на ковровое покрытие, из-под неплотно закрытой пробки стала сочиться буроватая жидкость.
Подхватив бутылку, Вадим несколько секунд подержал ее в руке, затем провернул резьбу и глотнул прямо из горла. Раз, второй, третий…
Сколько было на часах, когда вторая пустая бутылка оказалась на ковровом покрытии, его не интересовало. Время для него остановилось несколько часов назад. Идентифицировав мутным взглядом кровать, он с трудом встал с кресла, сделал несколько неуверенных шагов и как подкошенный свалился поверх покрывала…
