Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
— Это я. Я тебя раздражаю своим присутствием?
— Мне все равно.
— Даже если мы будем жить вместе?
— Даже если… А мы будем?
— Я не знаю. Но все возможно. Но если ты хочешь, я поеду домой.
— Чтоб он меня здесь прибил, да?
— Ты его боишься?
Мне вдруг снова сделалось не по себе, как с Марианной, когда та сообщила про возведенную на отца напраслину. А если это правда?
— Нет. Это я в шутку сказал, — глаза не отвел, но в них ничерта ж невозможно прочитать. — Хотите пойти с ним куда-то, поставьте Сеньке мультик. Мне все равно делать нечего без телефона.
— Опять телефон?
У его отца, к нашему всеобщему облегчению, уши, как у слона, не выросли. Но вот слоновье терпение ему бы не помешало — это точно!
— Без телефона жизни нет, да?
— А что мне еще делать? — насупился Никита: сейчас как закипит, вместо чайника.
— Шахматы тащи. Сыграем.
— Не хочу.
— Я хочу.
— Ну и что?
— Так! Чай будет через полчаса, — выдала я шепотом злой Бастинды. — Можете разбежаться по разным углам, если не хотите быть вместе… Сеня!
Я вернулась в прихожую и обнаружила ребенка уже разутым, но по-прежнему подпирающим собою входную дверь.
— Иди руки помой! — попросила я чуть громче, чем говорила с его братом.
И Арсений пошел в ванную — боится незнакомых людей или привык делать все только по команде? С чистыми руками я повела его в детскую в надежде найти хоть какую-то одежду. В комоде лежала даже пижама, аккуратно сложенная, но до ночи еще, увы, далеко. Мы прошли на балкон и уселись на коврик разбирать коробки. Конечно, он давно перерос мои грибочки и осенние фетровые листочки, но мне ничего другого не оставалось, как опустить его в развитие до уровня двухлеток, хотя… Порой и старшие дети с удовольствием копаются в театральной мишуре.
Вот и сейчас Никита перегнулся через мое плечо, чтобы стырить морковки — обе. И, понятное дело, бросил одну брату с криком «защищайся!» Ему бы сейчас лайтсейбер сюда.
— Я тебя разве отпускал?
Валера замер в дверях, а Никита — с морковкой-мечом в центре комнаты и не обернулся.
— Я не хочу больше играть…
— А ты и не играл! Ты пешками раскидывался…
— Была б гитара, я бы поиграл…
Хорошо выкрутился, малолетний засранец!
— Сейчас чай по плану.
Оставив мальчишек собирать ящики, я утащила их папочку на кухню.
— Всем тяжело, не понимаешь? Зачем ты нагнетаешь атмосферу еще больше? Вот зачем?
Валера уперся руками в столешницу, и я даже не поняла, зашумело в чайнике или у него в груди.
— А что мне делать? — смотрел он на меня вполоборота. — Телек включить?
— Отчего бы и не телек, пока ты не придумаешь что-то получше?
— А ты не хочешь в этом поучаствовать?
— А я мало за сегодня сделала, да? Ты вообще-то отец, а я так — тетя Саша…
— Ну, мамой Сашей ты сама быть отказываешься… Это твой выбор.
— Мой выбор? Ты не даешь никому выбора, ты ставишь перед фактом. Может, в бизнесе это и работает, но в отношениях — нет.
— То есть «нет»?
— Что «нет»? — я не совсем успела спросить: Терёхинский крик перекрыл мой писк:
— Никита, найди уже мультик какой-то!
Никита тут же возник в дверях кухни — можно было, наверное, и не орать…
— А вы уходите?
— Куда мы должны уходить?
— Да я так, предложил… Вы можете уйти…
— Не понял.
А Терёхин действительно ничего не понимает в человеческих отношениях — куда ему, у него все только деловые: купи-продай!
— Он предложил себя в качестве бебиситтера, но я ответила, что нам это не нужно. Никита, папа хочет побыть с вами в кой-то веке. И мне не нравится, что ты пытаешься его игнорировать. Не хочешь играть в шахматы, возьмите карты. Мы же как-то жили без телефонов…
— И что?
— И ничего. Иди чай заваривай. Чайник вскипел. А ты, — повернулась я к Терёхину-старшему. — Попытайся разрезать торт на четыре части. Вдруг у тебя получится?
Тот в ответ бесшумно прошевелил губами, и мне не хотелось знать, что он сейчас мне такое говорит. После чая разложили карты — на троих. Арсений уселся ко мне на колени, чтобы ходить за меня. В дураках меня не оставили лишь по доброте душевной, потому что Сенька озвучивал все мои карты — ничего, будем считать это демонстрацией знания цифр. Впрочем, меня точно в дурах оставили или в мамах — во всяком случае, до утра.
— Я голову мыть не буду! — закричал Арсений, как резанный, когда я тихо сказала, что перед сном нужно умыться.
— Он не любит мыть голову, — выдал Никита флегматично, подпирая собой угол в прихожей. — Поорет и перестанет…
Так и хотелось сказать — прямо, как твой отец.
— Сеня, я не собираюсь мыть тебе голову. Я вообще не собираюсь тебя мыть. Ты уже большой. Можешь взять брата, и он включит тебе душ…
Никита стиснул губы — что ж: уяснит наконец, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.
— А у тебя неплохо получается управлять ими, — выдал папочка, когда я прикрыла за его сыновьями дверь ванной комнаты.
— У тебя научилась делать все чужими руками…
— И что такого я делаю чужими руками?
Лучше бы не делал ничего своими! Я вжалась лопатками в дверь, чтобы она точно не открылась.
— Валера…
Я с трудом вырвала у него губы, не в силах справиться с руками, которые под задранной кофтой наигрывали на моем позвоночнике собачий вальс.
— Там вода течет… Ну что ты в самом деле? Никита не маленький. В курсе, чем мы с тобой занимались здесь без него…
— Хватит!
Я сумела его оттолкнуть, и он отступил, но все равно с победной улыбкой. Да чтоб тебя!
— У тебя книжка есть какая-нибудь детская?
— Хочешь проверить у Никиты скорость чтения?
— Я сама почитаю Арсению.
— А сказки Биссета в записи не подойдут?
— Валера, есть книга или нет?
Он направил меня в детскую, а через минуту Никита приволок туда голого брата.
— А полотенце взять? — поднялась я из кресла.
— Оно мокрое. Я его в ванне бросил…
— Никита! — это был голос папочки.
— Думаю, папа хочет, чтобы ты поднял полотенце…
Я одела малыша и уложила в кровать. Он лежал и смотрел на меня немигающим взглядом. Я читала довольно долго, но Сенька ничего не переспрашивал и никак не реагировал на мои просьбы закрыть глаза. Я опустила жалюзи и задернула шторы: стало довольно темно, и для чтения даже понадобилась лампа, хотя, по правде сказать, историю Буратино я могла бы рассказать сама даже в полной темноте, но Сенька попросил не выключать свет.
— А папа медведь? — спросил он ни с того ни с сего, когда я застряла на переворачивании страницы, не в силах разлепить листы.
— Почему?
— Потому что большой…
Я усмехнулась — улыбнуться не получилось из-за неожиданности возникновения подобной беседы.
— Ну, тогда не медведь, а слон… — выдала я. — Потому что топает.
Они с Никитой не могли угомониться — все шлялись и шлялись по квартире, что-то приглушенно говоря друг другу. Да, да, шептались, потому что не хотели мешать Арсению спать…
— Нет, тогда он крокодил.
Вот тут я логику не уловила совсем. И спросила:
— Почему крокодил?
Сенька в ответ прищурился совсем как его братец:
— Ну ладно… Не крокодил, не слон… Наш папа просто страшный дядя…
— Почему?
Но вместо ответа Арсений закрыл глаза. Долгую минуту я смотрела в его бледное лицо: уснул, что ли? Высказался и на боковую? А мне теперь что? К страшному дяде идти и к не менее страшному мальчику по имени Никита?
Глава 59 “Только дуракам везёт”
После ужина из макарон и сарделек Никита возвращался к холодильнику раз пять. Его что, на даче не кормят? Или это нормальная практика? Спрашивать отца — гиблое дело: он ничего про детей не знает.
— Никита, ты голодный? — не выдержала я в десять вечера, когда мы были уверены, что он если и не спит, то хотя бы лежит в кровати.
— Я пить хочу…
Я так глянула на его папочку, что тот подавился готовым сорваться с языка комментарием. Даже кашлянул. Никита опустил стакан в раковину и, буркнув «спокойной ночи», поплёлся прочь.
