Улица Светлячков - Ханна Кристин (версия книг .TXT) 📗
— Не могу найти слов, чтоб выразить, как я вам благодарна, Эдна.
Сделав очередной глоток, Эдна откинулась на спинку кресла. Ночь была тихой. Впервые за все эти дни они не слышали выстрелов.
— Ты хорошо поработала, детка.
Талли буквально распирало от гордости.
— Спасибо. За несколько недель с вами я узнала больше, чем за четыре года в колледже.
— Тогда, может быть, ты захочешь отправиться со мной на следующее задание?
— Когда угодно и куда угодно.
— Я буду брать интервью у Нельсона Манделы.
— Можете на меня рассчитывать.
Эдна повернулась к Талли. Оранжевый свет фонаря у балкона падал на лицо Эдны, и ее морщины и мешки под глазами стали особенно заметны. При таком освещении она выглядела лет на десять старше, чем обычно. И еще она была страшно уставшей и слегка нетрезвой.
— У тебя есть парень?
— С моим-то графиком работы? — Талли, рассмеявшись, налила себе еще текилы. — Вряд ли это возможно.
— Да, — скептическим тоном произнесла Эдна. — История моей жизни.
— Вы жалеете об этом? — Если бы они не выпивали, Талли никогда не решилась бы задать такой личный вопрос, но текила на какое-то время стерла дистанцию между ними. У Талли появилась возможность представить себе, что они были коллегами, а не корифеем журналистики и новичком в этой профессии. — О том, что посвятили этому свою жизнь?
— За это пришлось заплатить, можешь не сомневаться. Для женщин моего поколения невозможно было иметь такую работу и быть замужем. Можно было выйти замуж — я это проделала трижды, — но невозможно было оставаться замужем. И надо забыть о детях. Если где-то случается что-то сенсационное, я должна быть там — и точка. И даже если бы это был день свадьбы моего ребенка, мне пришлось бы уехать. Так что пришлось жить самой по себе. — Она посмотрела на Талли. — И это мне стало чертовски нравиться, я наслаждаюсь каждой секундой жизни. И если даже придется умирать одной в богадельне, какая разница? Каждую секунду своей жизни я была там, где хотела, и делала дело, которое имеет значение.
Талли чувствовала себя так, словно ее посвящали в религию, приверженцем которой она была всю свою жизнь.
— Аминь, — сказала она, поднимая стакан. — Итак, что ты знаешь о Южной Африке?
19
Первые двенадцать месяцев материнства были словно бурный поток воды, то и дело грозивший унести Кейт за собой в пучину.
Оставалось только удивляться, до какой степени она оказалась не готова к этому состоянию, о котором мечтала всю свою жизнь. Кейт было стыдно, и она никому не рассказывала, какой подавленной чувствует себя порой. Если ее спрашивали, она лучезарно улыбалась и говорила, что материнство — лучшее, что случилось с ней в жизни.
И это, в общем-то, было правдой.
Но не всегда.
Правда заключалась в том, что ее потрясающей дочурки с бледной кожей, темными кудрявыми волосами и карими глазами, было слишком много. Мара болела с того момента, когда ее принесли домой. Ушные инфекции следовали друг за другом, как вагоны поезда — едва проходила одна, начиналась следующая. Колики заставляли малышку безутешно плакать часами. Кейт потеряла счет ночам, когда она сидела ночью в гостиной, качая вопящую Мару с покрасневшим личиком, и тихонько плакала сама.
Через три дня Маре должен был исполниться год, а она все еще ни разу не проспала всю ночь до утра. Четыре часа подряд — таков был ее рекорд. То есть уже двенадцать месяцев Кейти не спала ночами. Джонни всегда предлагал помочь ей. И в самом начале он даже заходил так далеко, что сбрасывал с себя одеяло, но Кейт всегда останавливала его. И дело было не в том, что ей нравилось изображать страдалицу, хотя иногда она действительно чувствовала себя мученицей.
Просто у Джонни была работа. Кейт оставила карьеру, чтобы стать матерью. Поэтому вставать по ночам — это ее работа. Сначала она делала это с большой охотой. Потом по крайней мере с улыбкой. Но в последние месяцы, когда первый визг Мары раздавался уже в одиннадцать, Кейт не раз ловила себя на том, что молится Богу, чтобы послал ей сил.
Были у Кейт и другие проблемы. Прежде всего, она лишилась своей прежней красоты. Кейт была уверена, что это тоже стало следствием бессонных ночей.
Никакая декоративная косметика и увлажняющие кремы уже не помогали. Кожа Кейт, всегда бледная, была теперь как у белого клоуна в цирке. Она потеряла почти весь набранный при беременности вес, но у нее все же остались лишние четыре с половиной кило, и при ее росте сто шестьдесят сантиметров это означало, что она поправилась на два размера. Вот уже почти год Кейт не носила ничего, кроме тренировочных костюмов.
Ей необходимо было начать делать зарядку, приводить себя в порядок. На прошлой неделе она нашла диск Джейн Фонды, гимнастический купальник и гетры. Теперь оставалось только нажать на кнопку и начать тренировку.
— И этот день настанет сегодня, — вслух сказала Кейти, относя дочурку обратно в кроватку и укутывая ее бело-розовым мягким одеяльцем, подаренным Талли. Оно было таким потрясающе нежным, что Мара всегда выбирала именно его, когда ее укладывали спать, какие бы другие игрушки или одеяльца ни предлагала ей Кейт. Подарок Талли стал самым любимым. — Постарайся проспать до семи. Мамочке очень нужно это время.
Зевнув, Кейт вернулась в кровать и уютно свернулась калачиком под боком у мужа.
Джонни поцеловал ее в губы, помедлил от нее отрываться, словно хотел бы еще чего-то, но затем сонно пробормотал:
— Ты такая красивая.
Кейти открыла глаза и уставилась на него удивленным взглядом.
— Чувство вины — единственная причина говорить, что я красивая, в этот безрадостный час.
— Смеешься? С твоими перепадами настроения у меня последнее время все равно что три жены. Последнее, что мне нужно сейчас, это другая женщина.
— Но заняться сексом было бы неплохо.
— Сексом — да, неплохо. Забавно, что ты подняла этот вопрос.
— Забавно? Ха-ха, забавно. Забавно не помнить, когда мы последний раз занимались сексом?
— Забавно, потому что как раз в эти выходные тебе повезет.
— Хм, как это?
— Я уже обо всем договорился с твоей мамой. Она заберет Мару после дня рождения, а мы с тобой проведем романтическую ночь в Сиэтле.
— А что, если мне нечего надеть — на меня не налезет ни одна приличная вещь.
— Поверь, твоя нагота для меня не проблема. Можем никуда не ходить, закажем еду в номер. Хотя только ты считаешь, что поправилась. Примерь что-нибудь, думаю, ты будешь приятно удивлена.
— Неудивительно, что я так тебя люблю.
— Я — божество. В этом нет никаких сомнений.
Кейт, улыбнувшись, обняла и нежно поцеловала мужа.
Они только успели задремать, когда раздался телефонный звонок.
Кейт медленно села в постели и посмотрела на часы. Пять сорок семь.
При втором звонке она взяла трубку и сказала:
— Привет, Талли!
— Привет, Кейт, — раздался на другом конце провода голос подруги. — А как ты узнала, что это я?
— Догадалась. — Кейт потерла переносицу, чувствуя приближение головной боли. Рядом с ней Джонни пробормотал что-то про людей, которые никогда не смотрят на часы.
— Сегодня тот самый день, помнишь? Мой репортаж о резервистах, которых Буш призвал в действующую армию. Мой первый по-настоящему важный репортаж без дураков.
— О! Да.
— Голос у тебя не очень довольный, Кейти.
— Сейчас пять тридцать утра.
— А я думала, ты захочешь посмотреть передачу. Извини, что побеспокоила. Пока.
— Талли, подожди…
Но было уже поздно — из трубки послышались гудки.
Кейт тихо выругалась сквозь зубы и положила трубку на аппарат. В последнее время она все делает не так. У них с Талли теперь так мало общего, что и поговорить-то особо не о чем. Талли не хочет слушать бесконечные «мамочкины» истории, а Кейт с трудом терпит излияния на тему моя-жизнь-и-карьера-превосходны. Открытки и звонки из далеких экзотических мест даже стали ее раздражать.
