Благословение - Плейн Белва (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
– Ну, не плачь!
– Но ведь ничего не было, – сказала она. – Мы ничего не делали.
– Нет, но все, вероятно, выглядело так, словно мы что-то делали.
– Мы собирались пожениться.
– Кто он?
– Юрист.
– Ты не доверяешь мне?
– Нет.
Он снова улыбнулся и пожал плечами.
– Ты обиделся, потому что я не назвала тебе его имя?
– Это не имеет значения.
– Ты был так добр ко мне, Питер.
– Конечно. Разве ты не сделала бы то же самое?
– Полагаю, да.
– Ты бы сделала. Ты отличаешься от большинства людей. – Он сел в стоявшее в углу кресло и бросил на нее прямой, сочувственный взгляд. – Я чувствую себя ужасно виноватым. Я не знаю, в чем там дело, но это нетрудно представить себе, – и я вижу, что мое присутствие причинило тебе снова ужасные неприятности. – Когда она не ответила, его лоб наморщился. – Это второй раз, когда я вторгаюсь в твою жизнь. Что мне сказать? Неужели я совсем ничего не могу сделать?
– Ничего. Что тут можно сделать? – Слишком много сил требовалось, чтобы говорить, но он выглядел таким несчастным, что она должна была добавить что-то еще.
– Ты же сделал это не нарочно. Ты хотел помочь, оставаясь здесь со мной.
– Ты до смерти напутала меня, когда так выскочила из-за стола. Джилл тоже испугалась. Ты выглядела просто обезумевшей. Да, обезумевшей. Вот почему я должен был приехать.
– Я действительно обезумела в какой-то миг.
– Из-за него? Ты не хотела, чтобы он узнал о Джилл? Легкое всхлипывание вырвалось у нее.
– Это – это было немыслимо.
Он больше ничего не спрашивал и в течение одной-двух минут ничего не говорил. Сделав огромное усилие, она заставила себя сесть и попросила его выйти из комнаты. Завернувшись поплотнее в турецкий халат, она пошла в ванную комнату.
Стоя под падающими струями горячей воды, она, не отдавая себе отчета в том, что делает, намыливала свое тело. Она стояла так очень долго, в каком-то летаргическом состоянии, как бы ища спасения в приятном тепле. Потом она вышла, почистила зубы и расчесала волосы; темные волосы легли волнами. Но лицо, отражавшееся в зеркале, было опустошенным, с покрасневшими глазами, сузившимися под набухшими веками. Отвратительно. Это не имело значения. Ничто не имело значения. Кто-то завязывает волосы и чистит зубы. Зачем все это? Какая разница, если один из зубов сгниет?
– Ты выглядишь лучше, – отметил Питер.
– Я похожа на черта. Посмотри на меня. – Ей доставило бы какое-то извращенное удовольствие, если бы он признал это.
– Хорошо, – произнес он, меняя предмет разговора, – как насчет кофе в постели?
– Постель? Я должна идти на работу, Питер. Уже восемь часов.
– Ты не в состоянии работать сегодня, Дженни, и ты знаешь это. Иди ложись в постель. Ты можешь встать попозже.
Он приготовил тосты и сварил яйцо, к которому она и не притронулась. Вот уже несколько дней у нее совершенно не было аппетита. Он смотрел, как она пила кофе, сжимая чашку обеими руками, а потом сказал:
– Я позвоню к тебе на работу, если ты сама не хочешь, и скажу, что ты заболела.
– Сделай это. Только спроси Дайну. – Все желания и стремления куда-то испарились, но она должна была как-то собраться и не дать чувству опустошенности полностью овладеть ею. – Передай, что я буду завтра.
– Я не уверен. Ты имеешь право на отдых.
– Я ни на что не имею право.
– Почему ты так жестока к себе? У тебя был шок. Ты была в состоянии шока, словно ты пережила смерть.
Это был странный способ описания того, что она переживала, но она действительно ощущала все это как смерть. «Не уверена, что знаю, как выбраться из этого, – подумала она. – Ничто не имеет значения, если все может так закончиться. Все за каких-то две или три минуты».
– Он что-то сказал, когда стоял у двери, – начала она. – Я не могу точно вспомнить, что. А ты можешь?
Питер выглядел озадаченным, и она уточнила.
– Прошлой ночью, когда он уходил. Я назову его Джо, потому что это не его имя. Я пытаюсь вспомнить. Что-то о неверии?
– О, ты действительно хочешь знать? Тебе снова нужно пройти через это?
– Да, я хочу знать.
– Он сказал: «Я никогда больше ни во что и никому не поверю».
Слова, даже дважды повторенные, имели оттенок какой-то обреченности. Какое-то время она повторяла их про себя, вслушиваясь в их смысл, затем спросила Питера, что, по его мнению, «Джо» подразумевал под этим.
– Никогда – значит очень долго, Дженни.
– Ты прав. Это был глупый вопрос.
Ну что ж, сейчас или потом появится другая женщина. И, закрыв свои глаза, она живо представила себе женщину, к которой он повернется в постели и распахнет свои объятия. Какие слова он будет ей говорить? Слова, которые они говорили друг другу на своем особом языке?
Ох, можно написать тысячи страниц по популярной психологии и описывать ревность как нечто примитивное и отмирающее, но правда в том, что ревность – это пытка, и люди убивают друг друга из-за нее. Это потеря, последняя потеря, и даже хуже.
Так что теперь ты знаешь, Дженни, ты знаешь, словно побывала в шкуре Джея, что он почувствовал, когда увидел тебя здесь прошлой ночью.
В дверь позвонили так резко, что Питер вздрогнул.
– Это Ширли, из квартиры напротив. Она обычно звонит, чтобы спросить, не хочу ли я прогуляться пешком на работу вместе с ней.
– Я скажу ей, что у тебя грипп. Хорошо? Когда он вернулся, то выглядел смущенным.
– Если бы ты видела изумление на ее лице! Ее брови взлетели вверх почти до волос.
Дженни с горечью произнесла:
– Могу себе представить. Ты совсем не похож на того мужчину, которого она привыкла видеть здесь по утрам.
– Она хотела войти, но я сказал, что сам позабочусь о тебе, что я старый друг и к тому же доктор.
– Спасибо. Я бы не хотела, чтобы она видела меня такой. – Было странно, что она не стеснялась Питера, который видел ее. – Ширли – добрая душа, но она слишком много болтает. Она знает все и обо всех.
– У тебя должны быть и другие друзья. Я думаю, тебе следует поговорить сегодня с какой-нибудь подругой.
– Я не хочу никого видеть.
Он продолжал мягко увещевать:
– Но тебе нужна какая-то помощь, пока ты не сможешь все исправить.
– Ничего уже не поправишь, разве ты не видишь? Мне, вероятно, придется справляться самой, так что мне нужно привыкать к этому прямо сейчас.
Она храбрилась, но не верила самой себе. Джей непременно вернется и захочет услышать какие-то объяснения… Потом она напомнила себе: если даже и так, вопрос с Джилл все еще остается не решенным, так что все начнется сначала.
– Извини меня. Можно спросить, почему ты говоришь «никогда»?
– Это долгая история.
– Может, ты сможешь рассказать как-нибудь покороче.
– Ну, я лгала ему. А он никогда не лгал мне. О, ты не понимаешь! Нужно знать его и все, что было раньше.
Питер посмотрел с сомнением, но больше ничего не спрашивал. И Дженни, посмотрев на себя со стороны, что являлось ее привычкой, увидела себя сидящей в кровати и смотрящей на этого долговязого незнакомца, который вдруг начал снова становиться близким. Небольшая рыжая щетина появилась на его щеках за ночь; она могла припомнить то время, когда он говорил о том, чтобы отрастить бороду. Она могла припомнить…
И она стала сравнивать: он ведь был ненамного моложе Джея, хотя выглядел гораздо моложе, как-то беспечнее, словно жизнь была благосклонен к нему. Она вдруг поняла, что ничего не знала о нем, за исключением того, что он профессор. На секунду она представила его в профессорской позе, сидящим на столе, слегка покачивая ногой; он, должно быть, носит лаковые туфли и кашемировый пуловер. Она не была уверена, курит ли он трубку; но это было бы уж слишком похоже на расхожие представления о профессоре. Девушки наверняка кокетничают с ним. А мальчикам, вероятно, нравится его рост и мужественный облик. Но она действительно ничего не знала о нем.
– Ты женат? – спросила она.
– Я? А почему ты спрашиваешь?
