Паутина грез - Эндрюс Вирджиния (бесплатные серии книг .txt) 📗
— В хижине?
— Правда, отличная мысль?
Я неопределенно кивнула.
— Вот и прекрасно. Я скажу Тони, что ты дала согласие. — Мать встала со своего трона. — Ну не чудесно ли? Я жду не дождусь, когда работа будет закончена.
Я побежала к себе. Мне еще нужно было принять душ и переодеться к ужину. Собраться с мыслями, сосредоточиться я не могла. Меня разрывали противоречивые чувства — от восторга до стыда. С одной стороны, я гордилась тем, что с меня будет вылеплена статуэтка, которая станет началом новой коллекционной серии таттертонских игрушек; я понимала, что весь мой «элитный клуб» изойдет завистью и что все девчонки захотят себе таких кукол… А с другой стороны, Тони — молодой мужчина, мамин муж, красивый, полный сил. Мыслимо ли стоять перед ним в голом виде?
В ванной я сняла купальник и, прежде чем шагнуть в душ, посмотрела на себя в зеркало. При ярком электрическом освещении видны были все тайные изгибы моего тела. Голубоватые сосуды на груди образовывали под кожей причудливую сеточку. Что, Тони сделает мою грудь такой же упругой, как в жизни? Что, он изобразит на теле куклы маленькую родинку под правой грудью? Конечно, кукла будет одета, и одета нарядно, но вдруг кому-нибудь вздумается обнажить ее? И он увидит меня… голой?
Как вообще женщины решаются быть натурщицами? Неужели они могут просто сидеть или стоять перед художником, думать о своем, будто вообще ничего особенного не происходит?
Я все смотрела на себя в зеркало и пыталась представить, как я буду позировать Тони… вот он подходит к холсту, вот берет кисть, палитру, вот поднимает глаза и пронзительно вглядывается в линии моего тела… сердце мое колотится, потому что он поедает меня взглядом…
— ЛИ!
Я вздрогнула. Это из-за двери звал меня Трой. Я быстро накинула халат и вышла к малышу. Он был так взбудоражен, будто мы, по меньшей мере, месяц не виделись.
— Тони сказал мне, Ли! Тони все рассказал. Он сказал, что сделает куколку Ли, которую я скоро смогу держать в руках!
— Трой, неужели тебе так хочется иметь новую куклу? Это девочки играют в куклы!
— Тони не будет делать обычную куклу. Он сделает коллекционную куклу Таттертона! — гордо сказал мальчик, явно ожидая поддержки с моей стороны.
— Ты прав, — не устояла я, и он просиял.
— Но Тони говорит, что мне нельзя ему помогать. Он хочет сосредоточиться. Для него это первая кукла, — печально, но с пониманием произнес мальчик. — Правда, он обещал, что я первым увижу ее. Я сейчас уже знаю, что это будет самая красивая кукла в мире. Пойду, Ли. Я должен еще Борису рассказать.
И он выбежал в коридор.
А я вновь осталась один на один с зеркалом. Что делать? К кому бежать за помощью? Мама не захотела поддержать меня, ей главное занять Тони, чтобы он оставил ее в покое… А что сказал бы папа?
Он не одобрил бы, точно. Да он возмутился бы, запретил бы… но папы рядом не было. Папа работал в Европе, занятый новыми проектами и… Милдред Пирс.
Ох уж эта Милдред Пирс, неприязненно подумала я. Она отняла у меня папу, она держит его подле себя, не пускает его ко мне… и, возможно, не пустит никогда.
Что же, сбрасывая халат и ступая под струи душа, подумала я, тогда я стану игрушкой, красавицей-куколкой из империи Таттертона! Папа получит на свадьбу чудесный сувенир.
Глава 13
Я — натурщица?
Целую неделю Тони не вылезал из офиса: готовил рекламную кампанию для новой коллекции, создавал специальный художественный отдел кукол, подыскивал мастеров по платью, прическам. Каждый вечер он сообщал нам с мамой все новые подробности о предстоящем «кукольном проекте». Мать в отличие от меня интересовалась всеми нюансами и подробностями. Я была подавлена. Я ждала. Наконец со служебными хлопотами было покончено, студия в хижине подготовлена, и Тони объявил, что первый сеанс состоится завтра утром. Кровь прилила к моему лицу, екнуло сердце. А мать вздохнула с облегчением. Тони предложил тост — за новое поколение таттертонских игрушек.
— И за Ли! — добавил он, блестя лазурными глазами. — За первую мою модель.
— За Ли! — подхватила мать, зазвенев хрустальным смехом. Они переглянулись, как заговорщики, выпили по бокалу шампанского, будто знаменуя начало нового этапа в жизни.
— Что мне надевать завтра? Что брать с собой? Как причесаться? — в беспокойстве спрашивала я.
— Не мудри, будь естественной, Ли, — отвечал Тони. — В тебе столько жизни, прелести, что никакие ухищрения не потребуются.
Я обернулась к маме и заметила, что она смотрит на мужа задумчиво и нежно. И удовлетворенно. Я знала, что ее радует: Тони, увлеченный своей идеей, не станет какое-то время домогаться ее.
Я никак не могла заснуть в ту ночь, все думала о предстоящем испытании. Вечером с мамой мне так и не удалось поговорить, потому что, вернувшись после игры в бридж, она недвусмысленно дала понять, что утомлена и хочет спать. Тони этим известием был огорчен не меньше, чем я.
Утром после завтрака он повел меня через лабиринт в хижину. Тони показался таким оживленным и довольным, что я совсем сникла. Он заметил мое смущение и успокоил:
— Не волнуйся. Освоишься в новой роли и замечать ее перестанешь. Тебе даже понравится. Я знаю, я со многими натурщицами работал.
— Правда?
— Конечно. Я брал уроки живописи, графики и ваяния сначала в колледже, потом частным образом здесь, в Фарти. — Он наклонился ко мне, как будто сообщал секретные сведения. — Я с одиннадцати лет пишу обнаженную натуру. — Я ужаснулась. — Да-да. Так что перед тобой художник с большим опытом.
Тони вел меня через лабиринт уверенно и смело, не задумываясь, какой выбрать коридор и где свернуть.
— Постороннему человеку все эти кусты кажутся одинаковыми, — говорил он по дороге, — но не мне. Я рос вместе с ними и знаю каждую веточку. Аллеи так же отличаются друг от друга, как день и ночь. Пройдет время, ты сама будешь знать лабиринт, словно свои пять пальцев.
В хижине снаружи ничего не изменилось, только ставни оказались закрыты. Внутри было больше перемен. Разумеется, появился мольберт, ящик с красками, карандаши, эскизные листы. Все это, как и принадлежности для ваяния, лежало на большом металлическом складном столе. Стол заменил почти всю мебель, прежде находившуюся в большой комнате. По обе стороны мольберта стояли две высокие лампы, направленные на небольшую кушетку у стены.
— Садись, — указывая на нее, сказал Тони, — расслабься и думай о приятном. Мне нужно еще несколько минут на подготовку.
Он начал разбирать «инструмент», а я сидела и смотрела на его лицо — красивое, сосредоточенное, вдохновленное; такое лицо часто бывало у маленького Троя, когда он углублялся в творчество.
В то утро на мне была простая белая блузка с короткими рукавами и легкая голубая юбка. Подстриженные волосы щекотали шею и плечи. Ни духов, ни помады я решила не использовать.
— О’кей. — Тони наконец повернулся ко мне. — Начнем с лица. Смотри на меня с легкой-легкой улыбкой. Я не хочу, чтобы наша первая кукла сияла, как клоун в цирке. Такие игрушки пусть в дешевых лавках продаются. А наша кукла отразит твою природную, глубинную красоту. У нее будет твое очарование и твой нежный взгляд.
Я не знала, что сказать. Неужели это правда? Неужели я очаровательна и у меня нежный взгляд? Наверное, так. Видимо, Тони, как истинный художник, давно заметил во мне эти качества, иначе не выбрал бы меня своей первой моделью. Не стал бы он напрасно так говорить, чтобы лишь подбодрить меня!
И тут я ощутила на себе его взгляд. Тони будто впитывал мои черты, пропускал через себя, чтобы перенести их на бумагу. Когда он начал наносить на лист первые штрихи, я ощутила свою причастность к большому искусству, к вечным ценностям… Даже сердце забилось сильнее. Отчим поднимал голову, бросал на меня взгляд, склонялся к мольберту, снова поднимал глаза, снова коротко смотрел на меня… Я старалась сидеть неподвижно, но давалось это, мягко говоря, с трудом.
