Евангелие лжецов (ЛП) - Олдерман Наоми (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
И его хватают, а он кричит своим людям: «Не надо слишком жестоко с Я’иром!», и видит он, как страх овладевает лицом Я’ира, и тот убегает. Они убьют его, если поймают. Хорошо. А если не поймают, и тот скроется, то он сам убьет Я’ира, потому что если кому-то понадобятся деньги, то всегда можно обратиться к Бар-Аво.
И вот, перед ним — три человека из Самарии, купленные Римом, чтобы притащить его в тюрьму к Префекту. Они не возьмут его легко. В сапоге его спрятан кинжал, и нагибается он, будто поддавшись, головой вниз под ударами и тут же одним движением выхватывает лезвие и перерезает щиколотку ближестоящего к нему солдата. Тот мгновенно падает на землю, и в людской стене образуется просвет. Бар-Аво успевает подумать: я смог бы проскочить и передохнуть с моими людьми в лесу. Он делает первый шаг, и тут же звезды вспыхивают в его голове, и чернота заполняет его глаза, и затем он не видит ничего.
Это ощущение ближе всего напоминает смерть, хотя смерть всегда прогуливалась возле него, словно старый друг.
Он представлял себе до этого, как встретится со смертью в сражении, или та смерть поймает его, когда он попытается перепрыгнуть с одного здания на другое и просчитается, и упадет вместо этого в открытую ладонь смерти. Или та смерть будет волком на дороге, когда он шел один, забыв свой нож в лагере. Или та смерть окажется римским мечом, которого он не увидит, и от которого он не успеет уклониться. Он никогда не представлял себе того, что будет пойман.
Когда он приходит в себя в тюремной камере и понимает, что произошло, он проверяет себя. Гул в голове, руки и ноги болят, живот крутит. Очень хорошо, значит, так чувствуется, когда досталось в сражении, и нет при этом ни воды и ни еды. Ему нужна женщина с теплой водой, чтобы омыться, и мальчик с кувшином холодной воды напоить его, но нет здесь ничего подобного.
При этом нет ощущения позора. Он раньше считал, что будет. Им овладевает злость и коварная хитрость. Пока он жив, есть путь наружу. Он понял это после бесчисленных стычек с римскими солдатами, Единственный, кто никогда не сбежит — это мертвец, а пока он жив, пусть окруженный мечами, он сможет оглядеться, найти чем воспользоваться и сбежать отсюда.
Он садится и замечает, что здесь же находится еще один человек, выглядящий гораздо слабее его. Он понимает это по тому, как двигается этот человек, и что этот человек — не воин, и никогда не испытывал столько ударов. Другой человек кашляет и дрожит, но кроме этого в камере больше нет никакого движения, и Бар-Аво трудно догадаться, есть ли еще кто-либо в этой небольшой комнате с грязной соломой на полу.
«Ты», произносит Бар-Аво, «как тебя зовут?»
Человек молчит. Бар-Аво видит его темные глазам смотрящие на него — как кажется, голодные. С большим напряжением. Бар-Аво просто так не обескуражить.
«Я — Бар-Аво», говорит он. «Я командую частью зелотов в Иерусалиме. Скажи-ка мне, друг, не сражался ли ты с нами против Рима? Или твое сражение за свободу шло другим путем?»
Шаг первым навстречу, но, скорее всего, будет удачным, принимая во внимание их положение. Люди в римских тюрьмах чаще всего — бунтари или те, кто станут ими, скорее всего, после тюрьмы. По крайней мере, у людей в римских тюрьмах нет никакой любви к Риму.
«Я умру», медленно произносит человек.
Аа. Да. Кому-то достается подобное.
«Этого им и нужно», говорит Бар-Аво, «и это — их цель. Но если ты готов принять решение Бога, то тебе нечего бояться смерти. Не бойся».
«Когда я умру», продолжает человек, «все мироздание возгорится, и Сам Бог спустится с небес, дабы отделить правых от неправых».
Хмм.
«Я вижу, что ты — великий учитель», произносит Бар-Аво после некоторого размышления, «и что в тебе — дух Божий. Скажи мне, много ли у тебя последователей?»
«Все на земле — мои последователи, но не должно говорится об этом. Не говори о том».
Очень возможно, что от этого человека не будет никакой пользы. Все равно, он должен до него достучаться. Он раньше слышал таких странных людей, как этот, и знает, чем они все озабочены.
«Не пришло время для тебя открыться, я понимаю».
Человек медленно кивает головой и двигает руками. Кандалы звенят.
«Мир воспылает», настаивает он, «когда мерзость, что вызывает опустошение, будет в запретном месте, тогда начнутся великие землетрясения и голоды. И тогда сойду я в облаках со всей мощью и во всем величии. Только тогда узнается имя мое».
В нем есть нечто любопытное. Пусть все, что тот говорит — бессмыслица, и Бар-Аво встречал десятки десятков подобных людей, но, несмотря ни на что, в его голосе звучит убежденность. Обычно, в сотнях сотен случаев эти безумцы просто ораторствуют, и никто не верит им, и люди видят в них лишь горький пример запутавшегося в себе сознания, но один из десятка тысяч наделен талантом совмещать вместе спокойствие самоуверенности, насквозь проникающий взгляд, тихий повелительный голос и особенную манеру держания рук, даже сейчас, даже с закованными конечностями в кандалы. Бог подбрасывает время от времени такого человека, мимо которого не пройдешь. Если бы он не был сумасшедшим, он мог бы стать великим человеком.
«Я знаю, кто ты», догадывается Бар-Аво. «Я слышал о тебе. Ты — Иехошуа из Натзарета. У тебя шестьсот человек, так говорят».
Он не слышал, чтобы схватили этого человека. Но он слышал, что есть такой человек: лекарь, изгонятель бесов. Некоторые из его людей шли к нему, чтобы исцелиться от незаживающей раны и оглохшего уха.
«Будет больше», заявляет Иехошуа, «будет гораздо больше. Послушай» — и Иехошуа наклоняется вперед, и Бар-Аво, вопреки себе, вопреки больному телу, тоже наклоняется вперед — «послушай, Бар-Аво, ничейный сын, ты не думаешь, что Сам Бог отомстит за все сделанное этому городу? Ты планируешь и собираешь вокруг себя силы, и надеешься ты, что опрокинешь Его желание, но разве не ведомо тебе, что наслал Он римлян на нас наказанием, дабы покаялись мы и вернулись к Нему перед приходом конца мира? Бар-Аво, царь бандитов, Бог гневается на создание Его и пришло время сложить его и убрать его. Ты такой же инструмент в руках Его, как и любой римский солдат».
Бар-Аво пробирает дрожь. Он размышлял об этом, в одиночестве, поздно ночью. Где Повелитель их во всем этом? В то время, как он сражается за то, чтобы избавить страну от Рима, в то время, как он жаждет увидеть святой Храм очищенным от их нечистых тел, разве их присутствие не знак того, что Бог отвернулся от них? А если Он отвернулся от Иерусалима, это может означать лишь одно.
«Ты — пророк?»
Иехошуа улыбается.
«Я не могу сказать тебе, кто я такой». Он замолкает на какое-то время. «Неслучайно, что ты и я оказались в этой камере вместе».
Бар-Аво полон сомнений. Иерусалим полон ложных пророков, как гранат полон семенами, и он не может понять, почему этот так поразительно отличается от других. Возможно, у него болит голова, и ему ясно, что сегодня может быть последним днем в его жизни.
«Если ты — пророк Бога, почему не скажешь своим людям, чтобы они присоединились к нашим? Чтобы сражаться вместе и выгнать римлян из Иерусалима, и восстановить дом Божий?»
Иехошуа улыбается и вытирает свое грязное лицо грязной рукой в кандалах.
«Бар-Аво, убийца и предводитель убийц, ты думаешь, Богу нужна помощь для Его Божьих дел?»
Бар-Аво уязвлен и раздражен. Это та же самая риторика, которую он слышал тысячи раз от людей, поддерживающих Храм, которые проповедуют сдержанность, которые верят не в Бога, а в их набитые животы и теплые постели.
«Бог уже сказал нам, чего хочет Он. Он говорит, что нельзя терпеть ни одного идола, что мы должны уничтожить всех тех, кто устанавливает их образы. Он уже дал нам задание, а мы слишком трусливы, чтобы выполнить его. Присоединяйся к нам делать Божье дело, вывести всех язычников».
«Слишком поздно для нас», говорит Иехошуа. «Бог вынес Его решение об этой земле».
Бар-Аво смотрит на него. Голова гудит, в углах глаз пульсируют бусинки света. Он знает, что может умереть завтра на кресте, возведенном Римом.
