Большие каникулы Мэгги Дарлинг - Кунстлер Джеймс Говард (список книг .txt) 📗
Гарольд показал на порог впереди и сказал:
— Дерзай, дружище. — А сам осторожно зашел с левой стороны Мэгги, чтобы она не задела его, забрасывая удочку.
— Боже, это удилище — легкое как перо, — заметила она.
— Ты держишь изделие из графита стоимостью в тысячу долларов.
— Ну да?!
— Если ты его сломаешь, то придется покупать новое.
Она посмотрела на него озабоченно.
— Шучу. Его практически нельзя сломать.
Мэгги приготовилась повторить все движения Гарольда. Удилище в ее руках вело себя совершенно по-другому, хотя все, что делал Гарольд, казалось таким простым. Но она немедленно зацепила леску за ветку ивы, свесившуюся в каких-нибудь шести метрах от нее.
— Вот это да! — сказала она.
— Не так просто, как казалось, да?
— Да, ты был прав. Довольно трудно.
— Нужна практика.
Она застенчиво вернула удочку Гарольду. Ему пришлось оторвать поводок и переделать весь крепеж: кольцо, узел и прочее. Это заняло не менее десяти минут. Все это время Мэгги сидела на камне, словно речная нимфа, наказанная богом реки. Забросив удочку дважды в сторону порога, прямо через притопленное бревно, Гарольд поймал рыбу длиной тридцать пять сантиметров. Теперь улова было достаточно, чтобы приготовить ужин.
6
Долгое путешествие в незнакомую страну
Они накрыли стол на веранде, выходившей на реку. На гарнир к двум форелям Мэгги поджарила несколько зеленых помидоров, потушив их затем в оливковом масле с кусочками прошутто. Салат из ароматного красного перца с шинкованной капустой дополнил картину. К тому моменту, когда она вынесла тарелки на веранду, от богатого событиями дня осталось лишь несколько слабо освещенных бледно-лиловых облаков, видневшихся над верхушками деревьев. Река погрузилась в теплую темноту. Зеленые огоньки светлячков весело мигали над зарослями папоротника. Гарольд зажег керосиновую лампу и поставил ее на стол, открыл бутылку «Пуйи-Фуиссе» и наполнил бокалы. Они так проголодались, что ели молча, в простом животном самосозерцании в течение нескольких минут.
— Извини, если там я был с тобой резок, — спустя какое-то время сказал Гарольд, намазывая масло на квадратный кусок кукурузного хлеба. Он водил ножом по хлебу так, будто хотел подчинить его себе. — Меня просто посетил дух мужественности вблизи леса и воды.
— Да, ты был прав, — признала Мэгги. — Ведь сколько раз я клала рыбу на горячую сковороду, не задумываясь даже, что кому-то пришлось отнять ее жизнь! Нужно всегда быть более… ответственной! Ох, я так довольна, что приехала сюда, дорогой ты мой.
Это «дорогой ты мой» заставило Гарольда прищуриться.
— Я ценю каждый день, проведенный здесь, — сказал он, — поскольку знаю, как мало их осталось.
Она подняла вилку с куском рыбы и не поднесла ее ко рту. Вместо рыбы ей пришлось проглотить его фразу.
— Но лето ведь только началось, — сказала она.
— Та, в белом саване, не пользуется календарем.
— Кто?
— Старуха с косой, — ответил Гарольд. — Смерть.
— Извини, — сказала Мэгги, кладя вилку. — Я что-то не пойму. Ты сказал «смерть»?
— Да, сказал.
— Зачем так мрачно?
— А разве не смерть заставляет по-настоящему ценить жизнь?
— Наверное, да.
— Те светлячки, что мы видели у реки, живут взрослой жизнью одну лишь ночь. И эту короткую ночь они тратят на поиски пары. Они даже не едят…
— Это — действительно тоска, — перебила его Мэгги, еще не прожевав салат.
— На самом деле у них даже нет органов пищеварения. Это просто маленькие летающие секс-роботы. На рассвете, выполнив свою задачу по воспроизводству, они падают в изнеможении на поверхность воды, раскинув крылья, как ангелочки. А потом форель жадно уничтожает последние следы их существования.
— Это звучит так… романтично.
— Представь, что вся твоя жизнь сжата до размеров одной ночи! Насколько она была бы насыщена!
— По мне, так лучше пускай так тянется. Хотя бы ради смены времен года.
— И все же, Мэгги, нужно понимать, что мы не можем жить вечно.
— Прекрати говорить об этом. Только вот здесь и только сейчас так много можно всего сделать. Например, приятно поужинать. — Она опять взяла вилку и подцепила кусочек жареного помидора.
— Иногда нет другого выбора.
— У тебя определенно есть выбор.
— Порой диагноз меняет все это, — сказал Гарольд, допив вино большим глотком и налив себе еще.
— Ты сегодня такой загадочный, — сказала она, тоже допивая свое вино, но так, будто концентрировалась, чтобы принять какой-то удар. — Какой диагноз?
Гарольд сначала налил в свой бокал, и только потом ответил:
— Рак.
— Рак? — спросила Мэгги. — У кого? У тебя?
В ответ Гарольд не произнес ни слова, но только кивнул, будто ему вручили премию, а он демонстрировал крайнюю скромность.
— Постой, — сказала Мэгги. — Ты сказал, что у тебя рак?
Гарольд кивнул.
— Какого органа?
Взгляд его стал стеклянным, словно его отвлекла какая-то шальная мысль. После чего он сфокусировался на ней.
— Поджелудочной железы, — сказал он.
— О боже, — сказала Мэгги, отодвигая от себя тарелку. — Ты не выглядишь… больным.
— Этот маленький вредитель действует исподтишка, — грустно сказал Гарольд.
— И давно… это у тебя?
— В прошлом месяце на обычном осмотре был плохой анализ крови. Меня послали к онкологу — какое ужасное слово, не так ли? Онколог. От него просто исходит страх и страдание. Да уж. Так или иначе, он сказал мне об этом прямо. Честно говоря, мне не понятно, как можно заниматься этим десять, двадцать раз на дню и не спиться.
— Заниматься чем? — тихо спросила Мэгги.
— Говорить людям, что они обречены.
— Я не знаю, что и сказать.
— А ничего говорить не надо. Давай выпьем за жизнь.
Он поднял свой бокал, словно готовился произнести тост.
Мэгги наклонила голову, поскольку глаза ее были полны слез.
— Не начинай, — сказал Гарольд.
Она разрыдалась.
— Сейчас же прекрати, Мэгги Дарлинг.
Но эмоции не поддаются приказам. Человеческое сердце — это не конторский мальчишка на побегушках. Мэгги безудержно плакала в течение нескольких минут. За это время Гарольд доел форель, салат, помидоры и намазал себе еще один кусок кукурузного хлеба маслом.
— Как ты можешь вот так сидеть и есть? — спросила Мэгги наконец, сморкаясь в бумажную салфетку.
— А что, по-твоему, мне следует делать? Бегать и кричать? Предложить себя для медицинских экспериментов? Полететь в Лурд к чудодейственному источнику?
— Это так несправедливо.
— Я бы так не сказал. Я прожил шестьдесят один замечательный год. Дольше, чем Малыш Рут[33] и Моцарт. Мне не пришлось воевать. Я наслаждался жизнью в замечательном городе. Руководил прекрасной компанией. Был знаком со многими интересными людьми. Грех жаловаться.
— И что, ничего нельзя сделать?
— Абсолютно ничего. Штука, которую я заполучил, — смертельна.
— Тогда что ты собираешься делать?
— Я собираюсь жить, как жил, пока болезнь не помешает мне. А затем направлюсь в Монпелье в маленький дружественный хоспис, который содержат монахи. Я все уже продумал. Чертовски удобно.
— Ты рассуждаешь так, будто планируешь отпуск.
— Ну, а что это еще, если не долгое путешествие в незнакомую страну? Скажи, а что на десерт?
— Немного замечательного «Сен-Андре» и зрелые груши.
— А для старого сладкоежки?
— Есть шоколад.
— Здорово. Я принесу коньяк.
7
Славные дни
Мэгги порядком опьянела. Гарольд начал вспоминать о прошлом и старых друзьях, о том, как он приехал в Нью-Йорк в 1961 году молодым человеком, в год, когда Мэнтл и Марис выступали на стадионе «Янки», а Джек Кеннеди сидел в Белом доме. В ресторане «P. J. Clarke’s» на Третьей авеню собирались настоящие писатели, Норманн Мейлер появлялся на вечеринках вместе с Кеном Тайноном и Геем Тализом, а в квартиру в Гринвич-Виллидж порой заглядывал кто-нибудь не менее легендарный, чем Оден. Песню «La Vie en Rose»[34] постоянно играли в их любимом французском ресторанчике (как он назывался?) на Шеридан-сквер, где в витринах были выставлены фаршированные фазаны. Вход в музей Метрополитен был тогда бесплатный, бутылка хорошего шотландского виски стоила шесть долларов, а стейк из вырезки — всего четыре девяносто пять. Можно было снять приличную квартиру с работающим камином в восточной части Шестьдесят третьей улицы за двести долларов, и люди тогда женились, и справляли свадьбы в университетском клубе. А вечером по четвергам по телевизору показывали абсолютно безумные получасовые шоу знаменитого Эдди Ковакса. И в Ист-Хэмптоне не было сопливых юнцов, гремящих на гитарах. А помнишь такси компании «Чекер»?..
